Византийские легенды — страница 43 из 73

[425] И она зачала во время то и родила сына. И возликовал потому раб божий Евфимиан и жена его Аглаида и восславили бога. И, когда пришел срок, отец окрестил младенца и нарек ему имя Алексий. Когда же сын достиг надобного для учения возраста, ему преподали грамоту, и честное дитя в краткое время усвоило все начатки знания, а затем грамматику и всякие церковные книги и, постигнув философию и риторику, стало премудро; когда же этот святой Алексий возмужал, Емфимиан и жена его решили женить сына. Перебрав в памяти дочерей знатных семейств, они нашли одну девушку царской крови и рода, превосходящую всех красотой и богатством, и выбрали ее. И обвенчали их с честными иереями в храме святого Вонифатия.[426] И, введя новобрачных в свадебный покой, весь день до вечера провели в веселии. И вечером Евфимиан говорит сыну своему: «Войди, дитя, взгляни на невестку мою и супругу твою». И, вошед в брачный покой, юноша увидел ее сидящей в кресле. И он взял свой золотой перстень и поясную пряжку, завернутые в пурпурного цвета покров, и отдал ей, и сказал: «Прими это и береги, и господь да будет между мной и тобой, пока на то воля его», и сказал ей и другие сокровенные слова. И, выйдя из брачного покоя, удалился в свою спальню. И, взяв долю от богатств своих, ночью покинул дом и, придя к пристани, увидел корабль, готовящийся плыть на восток. Он взошел на этот корабль и прибыл в Магналию, город Лаодикии сирийской.[427] Сойдя на берег и помолившись господу, Алексий сказал: «Господь бог, сотворивший небо, землю и море и спасавший меня от чрева матери моей, спаси и ныне от суетной жизни сей и удостой меня вкусить благ твоих со всеми угодниками твоими, ибо ты милостивый, Спаситель, и мы славим тебя во веки веков». И, встав с молитвы, он в тот же час встретился с погонщиками ослов и следовал за ними до тех пор, пока не пришел в Эдессу месопотамской Сирии.[428] Там находится нерукотворная икона святого и царственного образа господа нашего Иисуса Христа, которую он дал Авгарю,[429] когда во плоти пребывал на земле. И, войдя в город, Алексий продал все, что у него было, и роздал деньги бедным. И, облекшись в нищенское рубище, сел, прося подаяния, в притворе[430] храма во имя владычицы нашей пресвятой богородицы. Он наблюдал строгий пост и еще более строгое бдение. Ибо от воскресения до воскресения причащался святых и чистых тайн Христовых. Ел же две унции[431] хлеба, а две унции воды были ему питьем, и всю неделю он жил в воздержании, а ночи проводил бодрствуя. Все, что ему подавали, Алексий раздавал нищим. И лицо свое преклонял к руке, а сердце пребывало постоянно с господом. Мать его с самого дня свадьбы затворилась в спальне своей и, оставив открытым только одно оконце для света, постелила себе на полу вретище, посыпала его пеплом и, так лежа, говорила: «Я не встану отсюда, пока не узнаю, что сталось с моим единственным сыном». И невестка, стоя рядом со свекровью, говорила: «Не отойду от тебя до последнего воздыхания своего, но как пустыннолюбная и единомужняя горлица не брачуется с другим, когда друг ее попал в сети охотника, но ожидает его, сетуя в пустыне, так и я сохраню верность мужу моему и буду ждать, пока не узнаю, что с ним сталось и какое избрал себе житие». 

И вот в Риме, когда Алексий уже покинул его, начались поиски его. Так как Алексия не нашли, отец послал на розыски всех своих рабов. Они прибыли в Эдессу, город месопотамской Сирии, и подали Алексию милостыню, не признав его. И, взглянув на них и узнав их, Алексий восславил бога и сказал: «Благодарю тебя, господи боже, что удостоил меня твоего святого имени ради принять подаяние от собственных рабов моих». И все рабы вернулись в Рим и возвестили своему господину, что нигде не нашли сына его. А жена Алексия с того часа, как он оставил ее в брачном покое, как его искали и не нашли, затворилась в спальне его, и у окна, где он всегда сидел и читал, постелила вретище — «до времени, пока господь не призрит на меня, и я не узнаю, что сталось с мужем моим». Равно и мать его скорбела и молилась, лежа на вретище и говоря: «Господи боже мой, призри на меня и открой, что сталось с моим единственным сыном». Отец его проводил дни в великой печали и слезах и неустанно молил бога открыть ему, где сын его. Но ни отцу, ни матери не было даровано откровения о сыне, и они смирились, поручив все воле божией, однако забота и скорбь никогда не отступали от них. 

Когда раб божий Алексий провел 17 лет в притворе храма во имя пресвятой владычицы нашей богородицы, угождая господу богу своему, пресвятая и пречистая богородица является во сне просмонарию[432] и говорит ему: «Введи человека божия внутрь храма моего, ибо он достоин царствия небесного — молитва его как мирро благовонное, и как венец на главе царей, так почивает на нем дух святой; как солнце освещает мир, так воссияла жизнь его пред ангелами господними». Услышав это, просмонарий вышел, чтобы отыскать человека божия, и, не найдя его, возвратился, моля пресвятую богородицу открыть ему, кто этот человек божий. Снова пречистая богородица является ему во сне, говоря так: «Нищий, который сидит при дверях этого храма моего, — се человек божий». Просмонарий тотчас входит в притвор, и, увидев его, берет за руку, и вводит в храм, и с того времени служит ему, и весьма чтит его. И молва о жизни человека божия Алексия прошла по всей той земле. Когда Алексий понял, что святость его открылась всем, он бежал из города Эдессы, и, придя в Лаодикию, взошел на корабль, и задумал отправиться в киликийский город Таре,[433] ибо там его никто не знал. И вот на корабль налетел бурный ветер, и по смотрению божию корабль занесло в Рим.[434] Выйдя на берег, Алексий сказал: «Жив господь бог мой. Никому более я не буду обузой, но приду в дом отца моего, ибо домашние меня не признают». И вот он встретил отца своего (тот учреждал в доме своем столы для нищих), который шел из дворца со свитой своей, и приветствовал его, говоря: «Раб божий, окажи милость захожему нищему и дай мне угол в доме своем, чтобы мне напитаться крохами, падающими от стола рабов твоих, и бог благословит дни твои, и дарует тебе царствие небесное, и кровным твоим, пребывающим в странствии, пошлет благословение господь мой Иисус Христос, и исполнит тебя надежды о них». И, услыхав о кровных на чужбине, Евфимиан тем горячее пожелал принять такого нищего, ибо вспомнил про единственного сына своего. Он привел нищего в дом и, созвав всех рабов, сказал им: «Кто из вас хочет услужать ему? И, жив бог, он получит свободу и наследует от имения моего. Дайте нищему место в сенях дома моего, чтобы, входя и выходя, я мог видеть его, еду и питье носите ему от моего стола и не обижайте его, если ему что понадобится, но с готовностью следуйте приказанному вам». И Алексий оставался на месте, отведенном ему. А когда наступил вечер, рабы стали мучить его, посмеваясь над ним и глумясь. И одни толкали его ногами, другие били, третьи выливали ему на голову помои. Человек божий Алексий, прозрев в этом диавольское наущение и злобу ненавистника добра, принимал все с радостью, готовностью и смирением, повторяя про себя слова: «Твердо уповал я на господа, и он приклонился ко мне и услышал вопль мой. Извлек меня из страшного рва и из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои, и утвердил стопы мои».[435] Снося все это, человек божий Алексий, в радости сердца своего еще 17 лет неузнанный в отчем доме своем, терпел насмешки, брань, побои и обиды. Когда же богу было угодно взять доверенное им Алексию сокровище,[436] тот говорит услужающему ему рабу: «Ты всегда был ко мне добр, брат, дай мне теперь харатью трость[437] и чернила, чтобы мне сделать запись». Раб принес все, что он потребовал. И, взяв харатью, человек божий записал на ней всю жизнь свою и сокровенное, знаемое отцом его и матерью его, и слова, сказанные жене в брачном покое, и что подарил ей золотой перстень и поясную пряжку, завернутые в пурпурного цвета покров. И записал все, чтобы отец и мать узнали, кто это, и увидели, что он сын их Алексий. В один из дней — это было воскресение — до его отшествия к господу, после священной литургии,[438] когда народ причащался святых и чистых тайн, а в присутствии священных римских императоров и архиепископа Маркиана[439] от престола изошел невидимый глас: «Придите ко мне все труждающиеся и обремененные, и я успокою вас».[440]Страх и восторг объяли всех, и люди пали на лицо свое и многажды повторяли: «Господи, помилуй». И снова от престола изошел другой невидимый глас: «Ищите человека божия, чтобы он помолился о Риме и обо всем народе, и все устроится вам благо, ибо в пятницу на рассвете человек божий разрешится от плоти своей». В четверг вечером все собрались в храме святого первоверховного апостола Петра и просили бога открыть им человека божия. Во время молитвы той снова был невидимый глас: «В доме Евфимиана человек божий и останки его, и там ищите». Тогда божественные императоры обратились к Евфимиану и сказали: «Такая благодать в доме твоем, а ты не открыл нам этого?». Евфимиан сказал: «Жив господь бог мой, я ничего не знаю». И, призвав ведающего домом его, он сказал: «Кто из товарищей твоих имеет такую благодать?». Раб ответил: «Жив господь бог мой, не знаю такого, господин, ибо все — весьма дурны». Тогда божественные императоры велели отправиться в дом Евфимиана и там искать человека божия. Евфимиан тотчас приказывает приготовить для приема их престолы и седалища и встретить их зажженными светильниками и воскурением фимиама. Когда императоры, архиепископ и весь синклит вступили в дом его, в полном молчании начались поиски в покоях Евфимиана. А мать человека божия завесила оконце свое, чтобы никто ее не видел, и говорила: «Что это за смятение, что за шум и что это говорят?». И невестка ее из высокого покоя своего тоже заметила всех людей и п