Один христолюбец рассказывал так: «Побывали мы в Фиваиде[483] в монастыре святого старца, и, когда пришли туда, огромные пастушеские собаки зарычали на нас с монастырской стены. Я, устрашившись, хотел было соскочить с коня, но бывшие со мной, которые не впервые слышали лай этот, сказали: „Не надо, господин, ибо псы имеют от аввы повеление не сходить со стены“. Мы вошли в монастырь и удостоены были молитвы отцов, и они повели нас в час службы к колодцу. Там, не сходя с места своего, стоял верблюд, который доставал воду.[484] Мы спросили, почему верблюд не делает своего дела, и нам ответили: „Авва наш повелел, чтобы во время службы, едва ударят в било,[485] он смирно стоял, пока служба не кончится. Ибо однажды, когда служба началась, человек при колодце из-за скрипа ворота не услышал била и не пришел в церковь. И вот авва, подойдя к колодцу, говорит тому человеку: «Почему ты не был в церкви, когда следовало?». Тот сказал: «Прости мне, отец, скрип ворота не дал мне услышать била». Тогда авва сказал верблюду, который доставал воду: «Благословен господь, когда будут созывать в церковь, стой на месте, пока не кончится служба». И верблюд послушался его веления. Если другого какого верблюда приставить к колесу, он тоже будет соблюдать такое веление его“». И выслушав это, мы восславили бога.
В одном монастыре готовились приобщиться святых тайн, и диаконы собирались облачиться в свои мафории,[486] но не нашли одного и после долгих поисков сказали об этом авве. А он говорит им: «Поищите еще». Мафорий так и не нашелся, и авва, рассерженный странным этим происшествием, говорит: «Здесь живут разбойники. И, жив бог, никто не будет причащаться, и мы не вкусим ничего, пока не найдется вор». Когда авва с диаконами обыскивал келии, а братья были в церкви, укравший мафорий монах сказал брату своему, человеку весьма богобоязненному: «Увы, что мне теперь будет?». Тот говорит ему: «За что?». Укравший отвечает: «Я украл мафорий, и он спрятан в моей келии на дне кувшина для вина».[487] Богобоязненный монах говорит ему: «Не печалься, ступай и поставь кувшин в мою келию». Ушедши, вор перенес кувшин в келию того брата. Когда авва и диаконы в поисках пропажи взошли туда, где стоял кувшин этого брата, один из диаконов, опустив в него руку, вытащил мафорий и начал кричать: «Вот богобоязненный этот брат оказался вором». И, придя в церковь, они наложили на него руки свои, и нанесли ему множество ударов, и, вытащив его, прогнали из монастыря. А он взывал к ним, говоря: «Дайте мне раскаяться, и я больше так не сделаю». А диаконы вытолкали его за ворота, говоря: «Не можем мы терпеть у себя вора», и вернулись, чтобы преподать братьям святое причастие. И, когда диакон хотел поднять с престола покровец,[488] он не совлекался. И все стали смотреть, нет ли там какой помехи, и ничего не нашли. А авве пришла на ум премудрая мысль, и он сказал: «Не случилось ли это оттого, что мы прогнали брата? Ступайте, приведите его, и тогда узнаем». По приходе того брата стали снимать покровец, и тотчас он свободно совлекся.
Это называется положить душу свою за ближнего. Если нам и не достичь подобного совершенства, да не оговорим хотя бы ближнего своего и не осудим, чтобы не лишиться блаженства, сужденного праведникам.
В великой Антиохии сирийской множество богоугодных домов. Одним из них ведал некий христолюбивый муж. У него было обыкновение всегда подавать бедным то, в чем каждый нуждался. И вот однажды он покупал разные необходимые вещи и среди них приобрел исподние одежды из египетского льна и оделял ими приходивших к нему нищих по слову господа, рекшего: «Был наг, и вы одели меня».[489]И, когда он раздавал, как было сказано, одежды, пришел к нему какой-то брат и взял не только единожды, но дважды и трижды. Христолюбивый тот муж заметил, что нищий подходит во второй и в третий раз, но не остановил его. Когда же нищий подошел в четвертый раз, христолюбец как человек, пекущийся об остальных бедняках, в досаде говорит ему: «Вот ты взял у меня в третий и в четвертый раз, и ни слова от меня не услышал, но вперед не делай так, ибо и другие равно бедствуют и нуждаются в благотворении». И тогда нищий, устыдившись, отошел, а мужу, ведавшему богоугодным домом, той же ночью привиделось во сне, будто он стоит в месте, называемом Херувим.[490] Место исполнено великой святости, ибо там, как передают посетившие его люди, есть страшная икона, на которой изображен спаситель наш Иисус Христос. Стоя здесь в глубоком раздумье, христолюбец этот видит, как спаситель с иконы сошел к нему и всячески корит его за четыре гиматия, взятые нищим. А так как муж тот продолжал молчать, Христос распахивает свой хитон и показывает одежды, что были под ним, считая их и говоря: «Вот один гиматий, вот второй, вот третий, вот четвертый. Не горюй — смотри, все, что ты дал нищему, пошло мне». Узнав свои гиматии, христолюбец припадает к стопам Спасителя, говоря: «Снизойди к малодушию моему, владыка, ибо я подумал так, потому что я человек». Пробудившись, христолюбец возблагодарил бога, явившего ему такое свидетельство, и с тех пор в простоте и с радостью подавал просящему. И все, слышавшие рассказ его, восславили бога.
Текст переведен по изданию Ниссена:
Byzantinische Zeitschrift, 1938, № 38, Н. 2.
Краткое житие Евфросина-повара
Этот святой отец наш Евфросин родился где-то в деревне от верных родителей. Воспитанный как поселянин, он не был обучен грамоте, но неукоснительно исполнял заповеди божии. Вошедши в возраст, Евфросин отвергся мира и бежал в монастырь, а когда облекся в святую ангельскую одежду,[491] он как никто другой исполнился смирения Христова, что видно по скончанию жития его. Ибо, будучи ненаученным, он ото всех был презираем, и ему одному была вверена забота о поварне; сокровенно же он свершал всякую подвижническую добродетель — пост, бдение, молитву, спал на голой земле, но вперед этого и вдобавок к этому свершал добродетели любви ко всем, послушания, чистоты телесной и всегда плакал. Ибо, постоянно глядя на пылающий огонь, зрел он вечное пламя, и непрестанно слезы омывали щеки его. Покрытый копотью поварни, Евфросин всеми был презираем из-за своего закопченного тела и платья.
Но бог, ведающий скрытое, возвысил его более всех бывших в том монастыре. В этой же обители жил весьма богобоязненный пресвитер,[492]достигший всевозможного рода добродетели. Он положил себе три года подвизаться во всяком подвиге, сколько имел сил, и молить бога, говоря так: «Господи, покажи мне блага, о которых святой апостол речет: „То, что ты приготовил любящим тебя“».[493]
Этот пресвитер не только в мыслях своих так предуставил — та молитва его исполнилась, и, когда он спал на постеле своей, ум его был восхищен, и пресвитер очутился в саду, какого он никогда не зрел и никто другой не мог узреть. Ибо росло там множество дерев разновидных, прекрасных, высоких и не похожих на обычные. Все они были покрыты плодами изобильнее, чем листьями, а плоды имели такие благоцветные, большие и душистые, каких не зрели смертные. Под этими деревами текли обильные студеные и чистые воды, и поднимались там всякого рода душистые травы, и оттуда струило всевозможными ароматами, так что стоявшему чудилось, будто он вдруг попал в покой, где приготовляют благовония. И вот он стал раздумывать, говоря: «Чей же это удивительный и страшный сад и кто его охраняет?». И чуть только он стал сам с собою так говорить, замечает, что посеред сада стоит тот Евфросин, о котором у нас речь. И, увидев его, пресвитер удивился и говорит ему: «Что ты здесь делаешь?». Повар сказал: «Что ты делаешь, отец мой, то и я». Иерей сказал: «Чей это сад?». Евфросин говорит: «Божий». И снова иерей спрашивает: «А кто привел тебя сюда?». Тот ответил: «Тот же, кто проводил сюда твою святость». Опять иерей говорит ему: «Я, как ты знаешь, брат мой, хотя и недостоин, все-таки иерей и не просто иерей, а из числа преславных, кроме же того, сегодня как раз исполнился третий год, как я „не насыщал чрева своего ни хлебом, ни водой, не давал сна очам моим и веждам моим дремания", по слову блаженного пророка,[494] но без отдыха денно и нощно молил бога, чтобы узреть мне хотя несколько от уготованного господом для тех, кто любит его; и вот я наконец пришел сюда и хотел спросить у кого-нибудь, это ли место уготовано возлюбившим бога». А Евфросин говорит иерею: «Я, как ты знаешь, честной отец, не умудрен в Писании и совершенно ненаучен, но от вас услышал слово апостольское: „Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил бог любящим его".[495] А так как мы этого ради потрудились, узрели несколько от уготованного богом для возлюбивших его, и он укрепил нас и показал неложность слова апостольского. Ибо никто, будучи во плоти, не может увидеть более». И пресвитер снова говорит ему: «Ты только в первый раз пришел сюда или бывал здесь ранее?». Евфросин сказал: «По милости божией я вечно тут». Иерей: «А что ты здесь делаешь?». Евфросин сказал: «Я — страж сада сего». Иерей сказал: «А можешь ты дать мне, если я чего попрошу?». Тот ответил: «Когда хочешь чего, проси, и я дам тебе». Пресвитер говорит ему: «Дай мне вон те три яблока», и показал на них пальцем. Евфросин тотчас сорвал яблоки и подал ему, положив их в складки его плаща. Яблоки были весьма крупны, хороши и источали дивный аромат: наклонивши голову свою, чтобы вдыхать этот аромат, пресвитер не мог вдосталь насладиться.