Услышав слова ее, я говорю в душе своей: „Я повинен во всем". И, сев на корабль, отправляюсь в Византий. И спрашиваю, где тут дом египтянина. Мне его показывают, и я сажусь у ворот в ожидании, когда Евлогий выйдет. И вижу его в великой роскоши и кричу ему: „Будь добр, я что-то хочу тебе сказать". А Евлогий не обратил на меня внимания, а люди из его свиты стали бить меня. И опять, растолкав их, я подошел, и снова они били меня. Так я делал четыре седмицы и не смог поговорить с ним. Тогда, отчаявшись, я ушел, и пал перед дверьми храма богородицы, и в слезах говорю: „Господи, разреши меня от поручительства моего за этого человека, иначе я вернусь в мир“. Говоря так в мыслях своих, я впал в дрему, и привиделось мне, будто поднялось великое смятение и люди закричали: „Идет владычица". И перед ней шли мириады мириад и тысячи тысяч. И я вскричал, сказав: „Смилуйся надо мной". Она остановилась и говорит мне: „Что у тебя?". Я говорю ей: „Я поручился за Евлогия эпарха. Разреши меня от этого поручительства". Она сказала: „Не мое это дело. Как хочешь, выполни свое поручительство". Пробудившись, я говорю в своем сердце: „Пусть я умру, но не отойду от ворот". И когда эпарх вышел, я закричал. Тут ко мне подбегает привратник и бьет меня до тех пор, пока все мое тело не покрывается ранами. Тогда, отчаявшись, я говорю в душе своей: „Пойду в Скит, если будет ему угодно, бог спасет Евлогия". Я отправился в гавань, нашел александрийский корабль и взошел на него, чтобы добраться до монастыря. Едва взошедши, с отчаяния лег и вижу во сне, будто я снова в церкви во имя святого Воскресения, и младенец тот сидит на священном камне и гневно смотрит на меня, так что я от страха перед ним дрожу, как лист, и не могу произнести слова, ибо сердце мое оцепенело. Младенец говорит мне: „Ты отступился от своего поручительства". И приказывает двоим из окружающих его повесить меня со связанными за спиной руками, а мне говорит: „Не ручайся превыше возможного для тебя и не перечь богу". Но я висел и не мог произнести слова. И вот раздался глас: „Идет владычица". И, увидев ее, я исполнился смелости и тихо говорю ей: „Смилуйся надо мною, владычица мира". Она говорит: „Что тебе вновь надо?". Я говорю ей: „Я терплю кару, ибо поручился за Евлогия". Она говорит мне: „Я заступлюсь за тебя". Я вижу, что она отошла и припала к ногам того младенца. И младенец говорит мне: „Больше не делай так". Я говорю: „Не буду, владыка, Я просил того ради, чтобы от Евлогия была польза людям. Прости прегрешение мое". И по велению младенца меня освобождают. „Ступай в свой монастырь, а я, не бойся, возвращу Евлогия к прежней жизни его". И, пробудившись, я тотчас возликовал великим ликованием, ибо освободился от своего поручительства и отплыл, благодаря господа.
Три месяца спустя услышал я, что император Юстин умер и воцарился Юстиниан. И восстают на него Ипат, Дексикрит, Помпий и эпарх Евлогий.[509] Трое из них были казнены, и все их имущество расхищено; достояние Евлогия тоже было расхищено, а ночью он тайно оставляет Константинополь. Император приказывает убить Евлогия, где бы его ни нашли. И тогда он бежит в свою деревню и переодевается в одежду, какую носят поселяне.
И вся деревня сходится посмотреть на него, и люди говорят ему: „Мы слышали, что ты теперь патрикий". И он отвечает: „Будь это я, я бы знал вас. Есть другой Евлогий родом отсюда, а я ходил в святые места".
И он опамятовался и говорит к себе: „Смиренный Евлогий, очнись, возьми свой молот и веди меня. Нет ведь здесь царских палат, и ничто тебе не вскружит голову". И, взяв свой молот, он пошел к скале, где был клад, и, трудившись до шестого часа, ничего не нашел и стал вспоминать о яствах, о своей свите, о прельщениях тех и снова стал говорить в душе своей: „Пробуди меня, ибо вновь я в Египте". И мало-помалу святой младенец и владычица богородица вернули его к прежней жизни, ибо бог справедлив и не забыл ему прежде совершенных трудов.
Несколько времени спустя случился я в той деревне, и, гляди, вечером он пришел и повел меня с собой по обычаю своему. И, едва увидев его, я стал вздыхать и со слезами сказал: „Как велики дела твои, господи, все ты устроил премудро. Кто бог так великий, как бог наш, из праха подъемлет он бедного, из брения возвышает нищего? Унижает и возвышает. Кто может исследить чудеса твои, господи боже?!".[510] Я, грешный, попытался и едва не обрек аду душу свою. Принеся воды, Евлогий по обыкновению омыл ноги мои и поставил предо мной стол. И, когда мы поели, я говорю ему: „Как живешь, авва Евлогий?". Он отвечает: „Помолись обо мне, авва, ибо я нищ, и пусты руки мои". А я сказал ему: „О, лучше б тебе было не владеть тем, чем ты владел!". Он говорит мне: „Почему, почтенный авва? Когда я чем тебя обидел?". Я говорю: „Чем только не обидел!". Тогда я все рассказал ему. Мы оба заплакали, и он говорит мне: „Помолись, чтобы бог послал мне богатство, ибо отныне не согрешу". А я говорю ему: „Право, дитя, не жди, чтобы господь, пока ты в мире этом, доверил тебе больше кератия". И, смотри, в течение столького времени бог каждодневно давал ему выручить кератий.
Вот я и рассказал тебе, откуда знаю Евлогия. А ты не повторяй никому».
Это поверил авва Даниил ученику своему, после того как они ушли из Фиваиды. Должно дивиться человеколюбию божиему, тому, как в краткое время для блага того мужа он высоко вознес его и столь же потом унизил. Помолимся же, чтобы познали смирение, убоявшись господа и спасителя нашего Иисуса Христа и сподобились милости пред страшным судилищем его по молитвам и заступничеству владычицы нашей богородицы приснодевы Марии и всех святых. Аминь!
Жил в великой Антиохии один золотых дел мастер по имени Андроник. Он взял в жены некую Афанасию, и подлинно в сообразии с именем стала она бессмертной[511] благодаря делам своим. Андроник был весьма богобоязнен и исполнен добродеяний. Супруги владели большим богатством и все свое достояние разделили на две части — одна была предназначена нищим и монашествующим, а вторая — для уплаты подати и для своих нужд. У них было двое детей: сын, которого назвали Иоанном, и дочь, нареченная Марией. И они предуставили себе не сходиться больше друг с другом и всецело предаться трудам и делам милосердия.
В один из дней блаженная Афанасия вошла в дом взглянуть на детей своих, и застала их сильно занемогшими, и, напугавшись, легла вместе с ними на постелю, и обняла их. Андроник, войдя и застав ее там, начал пенять ей, зачем она спит. Афанасия сказала: «Не сердись, господин мой, ибо дети наши занемогли». Прикоснувшись к ним, он убедился, что дети в жару, и со стенанием отошел, говоря: «Да будет воля божия». И удалился из города, чтобы помолиться в храме во имя святого Юлиана. В середине дня Андроник слышит плач и крики в доме своем и, прибежав, видит, что оба ребенка его умерли. И, войдя в домашнюю молельню, он пал перед образом Спасителя, говоря: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, господь взял. Как угодно было господу, так и сделалось. Да будет имя господне благословенно[512] отныне и вовеки». Жена же его просила себе смерти. Сошлась немалая толпа, чтобы схоронить детей Андроника и Афанасии, и снесли их на кладбище, и положили рядом с родителями Андроника при храме во имя святого мученика Юлиана.
Среди ночи блаженной Афанасии, спавшей в храме во имя святого Юлиана, этот мученик предстал во сне в образе монаха и говорит к ней: «Зачем тревожишь покоящихся здесь?». Она сказала: «Господин, не огорчайся на меня, ибо я в горе. Ведь сегодня я схоронила здесь разом обоих своих детей». Мученик говорит к ней: «Сколько лет им было?». Она сказала: «Двенадцать лет одному, а другому десять». Он говорит ей: «Зачем же ты плачешь по ним? Лучше бы оплакивала свои грехи! Ибо, говорю тебе, как естество человеческое требует пищи, так и младенцы в судный день[513] просят себе у Христа благ грядущей жизни со словами: „Неумытный судия, ты лишил нас земных радостей, не лиши и небесных“». Эти слова подвигли Афанасию претворить печаль в радость, и она говорит: «Зачем я плачу, если дети мои обитают небеса?». И, оборотившись, стала искать явившегося ей монаха, и не нашла, и зовет привратника, и говорит ему: «Где авва, который вошел сюда?». Тот отвечает: «Видишь, двери заперты, а говоришь: „Где тот, кто только что вошел сюда?"». И он понял, что Афанасии было видение. Афанасия в страхе ушла в дом свой и рассказала о том, что видела, Андронику. И говорит ему: «Право, господин мой, когда дети наши были еще живы, я хотела тебе это сказать, но боялась, а теперь скажу, если тебе угодно выслушать меня. Отпусти меня в монастырь, чтобы мне оплакать грехи свои». Андроник говорит ей: «За седмицу обдумай решение свое, и, если не отступишь от него, мы об этом поговорим». Она пришла снова и повторила то же самое.
Тогда блаженный Андроник зовет своего тестя и вверяет ему все их имущество, говоря: «Мы уходим на моление в святые места. Если нас пристигнет смерть, ради бога, распорядись имением этим и, прошу тебя, сотвори благо душе своей — учреди больницу и странноприимный дом для монахов». И он освободил рабов своих и рабынь, и дал каждому долю от имущества, и, взяв с собой немного добра и двух мулов, ночью вместе с женой своей ушел из города. Блаженная Афанасия, издали взглянув на дом свой, подняла глаза к небу и сказала: «Бог, рекший Аврааму и Сарре: „Пойди из земли твоей, от родства твоего",[514] сам путеводи нас в страхе твоем. Ибо вот мы оставили дом наш открытым ради имени твоего; не закрывай перед нами двери царстви