оянно находились в сфере ее интересов. До третьей четверти X в. в восточной Таврике ситуация была иной.
Многолетние археологические исследования, проводимые в Крыму, позволяют в настоящий момент выдвинуть предположение о существовании в восточной части полуострова, по крайней мере, в VIII – первой половине XV в. трех вариантов провинциально-византийской археологической культуры. Попытаемся обосновать это утверждение конкретными археологическими источниками, большая часть которых опубликована. Сделаем это путем рассмотрения основных составляющих каждой из выделенных материальных культур в направлении степени присутствия черт, фиксируемых в Константинополе и центральных провинциях Византийской империи. Для первых двух вариантов, попытки подобного рода – правда, не столь обобщающие, – уже предпринимались, что избавляет от повторений[300].
Хронологически наиболее ранним является т. и. крымский вариант салтово-маяцкой археологической культуры. Хронологические рамки его существования, причины появления и гибели не являются предметом этой работы. Наша задача состоит в анализе степени византинизации оставившего его населения. При этом необходимо учитывать сельские поселения и портовые города, где влияние Византии было, конечно же, выше.
Жилая и хозяйственная застройка салтово-маяцкой культуры полуострова изучена достаточно полно[301], что избавляет от повторений. Представлена она в основном каменными сооружениями, где техникой кладки «в елку» на сельских поселениях возводились фундаменты и цоколи стен. В качестве влияния византийского домостроительства можно рассматривать случаи возведения стены из камня на всю высоту, зафиксированные в крупных портовых городах. Несмотря на эволюционный и разновременной характер появления каменных домов, сама организация жилого пространства, наличие жилого и хозяйственного помещения, устройство отопительных приборов также были заимствованы из ранневизантийских усадеб, существовавших до третьей четверти VII в. и на Боспоре, а также на некоторых расположенных поблизости сельских поселениях. Как показывают масштабные охранные раскопки в Керчи последних лет, многие из них достраивались, перестраивались и успешно использовались салтовцами.
Несмотря на такие очевидные заимствования в византийском домостроительстве сама организация жилых кварталов в городах отсутствовала. Широкомасштабные раскопки Сугдеи и Боспора говорят пока о том, что вновь возведенные каменные постройки располагались внутри городских стен достаточно хаотично, а на территории посадов образовывали отдельные усадьбы. Так же планировались они и на сельских поселениях. Таким образом, жилая и хозяйственная застройка имеет несомненные византийские черты, связанные с использованием передовых технологий, творчески переработанных с учетом существовавших традиций. В качестве таковых можно рассматривать только технику кладки «в елку».
Особого внимания заслуживают фортификационные сооружения Сугдеи, в настоящий момент опубликованные максимально полно[302]. Исходя из ранневизантийских и даже позднеантичных приемов возведения крепостных стен, проектировали их и руководили строительством византийские инженеры. Причем могли они это делать и в качестве государственных служащих, и в качестве приглашенных специалистов. Возводились же и ремонтировались стены местным населением, о чем красноречиво свидетельствуют разнообразные тамгообразные знаки, обнаруженные с внутренней стороны на каменных крепостных блоках[303]. Они находят прямые параллели с экземплярами Маяцкого городища и городов Болгарии, о чем уже неоднократно упоминалось в литературе.
Погребальный обряд салтово-маяцкой культуры Крыма также изучен относительно неплохо[304]. На сегодняшний день ясно, что некрополи, датирующиеся до середины IX в. состоят в основном из грунтовых могил с перекрытием из поперечных можжевеловых плах, либо погребальными сооружениями, представлявшими собой деревянный ящик без дна, также перекрытый деревянными плахами. Одноярусные, парные и двухъярусные могилы – уникальны, костяки расположены в вытянутом положении на спине. Такой обряд погребения находит полные аналогии в традиции захоронений тюркоязычного населения Подонья, Приазовья, Поволжья, Добруджи и не имеет ничего общего с христианским греческим. Решающее значение на принципиальное изменение обряда оказало постепенное проникновение в местную среду в течение второй половины VIII – первой половины IX в. христианской идеологии. Изначально плитовые христианские погребения городских могильников располагались вперемешку с грунтовыми и составляли не более 10 %. На сельских поселениях некрополи до середины IX в. могли вообще не содержать каких-либо христианских погребений, прихрамовые некрополи этого же времени уже полностью состояли их христианских погребений. Тем не менее, к середине IX в. большая часть населения восточного Крыма принимает христианство. Унифицированный обряд погребения в плитовых могилах теперь ничем не отличается от существовавшего на территории других византийских не греческих провинций.
Пожалуй, самой яркой византийской чертой салтово-маяцкой культуры Крыма является строительство христианских храмов и присутствие среди находок литургических предметов, количество которых благодаря раскопкам последних лет увеличивается. Тем не менее, стены некоторых из церквей, возводились также техникой кладки «в елку». Не будем забывать и тот факт, что уникальный религиозный синкретизм, подтверждения которому благодаря раскопкам последних лет только увеличиваются, также придает своеобразие мировоззрению крымских салтовцев.
Византийские черты, корни и причины их появления также интересно проследить и среди разнообразных категорий археологических предметов, обнаруживаемых при раскопках салтово-маяцкой культуры Крыма.
Практически 100 % амфорной тары – сосуды местного производства, о чем свидетельствуют десятки крупных и средних гончарных центров обнаруженных на полуострове[305]. Тем не менее, все варианты амфор в большей или меньшей степени повторяют византийские прототипы второй половины VII в.[306] в качестве которых чаще всего называются амфоры с рифлением «набегающая волна» (Late Roman Amphorae 1), производившиеся в основном на Кипре и в Киликии, почти шаровидные амфоры с мелким волнистым или линейным орнаментом на корпусе (Late Roman Amphorae 2), изготовлявшиеся в мастерских Эгейского бассейна и шаровидные амфоры Byzantine Globular Amphorae[307]. Этническую принадлежность гончаров установить сложно, но на некоторых изделиях помимо греческих букв и христианских символов встречаются прочерченные по сырой глине граффити в виде тамгообразных знаков.
Материальная культура единственного открытого археологическими разведками поселения гончаров, изготавливавших данные амфоры, ничем не отличается от крымского варианта салтово-маяцкой[308]. Сказанное справедливо и по отношению к столовой керамике, обжигавшейся в тех же печах, что и тарная. Кухонная керамика – та составляющая керамического комплекса, которая принципиально отличает салтово-маяцкую культуру Крыма от остальных провинциальновизантийских культур, в том числе юго-западной, южной Таврики и Херсонеса. Византинизация проявилась здесь только в более высокой, по сравнению с другими регионами распространения салтово-маяцкой культуры, технике производства, стандартизации продукции и орнаментальных мотивов. Византийские черты керамическому комплексу придает минимальное количество лощеной посуды и поливная белоглиняная керамика константинопольского производства. Процент последней, правда, по сравнению с Херсонесом, крайне невелик. Набор предметов этнографического костюма и украшений имеет некоторые специфические особенности, связанные с хорошо развитым местным ювелирным производством. По своей же сути, он, естественно, интернационален и ориентирован на влияния моды, законодателем и «удовлетворителем» потребностей которой был Константинополь.
Таким образом, салтово-маяцкая культура Крыма VIII – первой половины X в. полностью соответствует современным критериям самостоятельной археологической культуры. Основываясь на указанных выше несомненных византийских чертах, ярко появляющихся в области быта и идеологии, ее можно считать одним из вариантов провинциально-византийской археологической культуры. Это тот вариант, который был характерен для территории, заселенной негреческим населением, не входившей непосредственно в состав Империи, но расположенной на границе с ней. При таком подходе материальную культуру гото-аланских памятников юго-западного и южного Крыма и, тем более, Херсонеса логично рассматривать, как другие, более «византинизированные» варианты провинциально-византийской культуры.
В восточном Крыму в третьей четверти X в., в отличие от юго-западной и южной Таврики, происходит резкая смена материальной культуры. Связано это было с окончательным закреплением в этой части полуострова власти Византийской империи. Постоянная опасность печенежских набегов, особенно ощутимая в степи Керченского полуострова и юго-восточной предгорной равнине, способствовала тому, что огромное количество сельских поселений предшествующего «хазарского» времени прекращает свое существование и жизнь продолжается, вероятно, только в двух городах – Сугдее и Боспоре. Таким образом, новая материальная культура носит ярко выраженный городской характер. В настоящий момент она изучена и опубликована достаточно полно, что избавляет от необходимости говорить о ней здесь[309]