Беда случилась, когда к середине XI в. оба христианских течения почувствовали силу и попытались навязать друг другу свои правила существования. Компромисс был невозможен в принципе, потому что сильное папство, игравшее первую роль в Европе, противостояло энергичному ревниво соблюдавшему православные традиции и их индивидуальность патриарху Михаилу Керулларию. За взаимными обвинениями и оскорблениями начались действия: весной 1053 г. константинопольский патриарх закрыл в столице Византии все латинские монастыри и церкви на том основании, что у них для причастия использовался пресный хлеб. Казалось бы, причина явно недостаточная для таких последствий, но подчас войны возникали и по меньшим поводам.
Папа римский пытался уладить конфликт, но вот беда: во главе посольства латинян в Константинополь отправился воинствующий враг всяких компромиссов с православными ― кардинал Гумберт.
Византийский император дружелюбно встретил Гумберта, а патриарх Михаил ― подчеркнуто нелюбезно. Фактически патриарх игнорировал послов Рима. Надменный римский кардинал потерял терпение довольно скоро; 16 июля 1054 г. во время богослужения в Софийском соборе он положил на алтарь буллу в которой предавался анафеме константинопольский патриарх и его приверженцы.
Миролюбивый Константин Мономах сначала подумал, что его изобретательный патриарх сфальсифицировал буллу, но когда свиток оказался в императорских руках ― сомнения отпали. Император еще надеялся договориться с Римом, но Михаил Керулларий срочно созвал собор и предал анафеме римских легатов.
В этом же 1054 г. властолюбивый патриарх Михаил Керулларий объявил православную церковь независимой от Рима. Этот сумасбродный поступок патриарх совершил только благодаря слабости императора Константина Мономаха, правившего «без надлежащей твердости и осмотрительности». Михаил в своем властолюбии перешел все мыслимые границы. Ему принадлежит следующая фраза: «Между патриархом и императором нет никакой или почти никакой разницы, а что касается почестей, которые должны им воздаваться, то права патриарха даже выше императорских».
Император Исаак Комнин был решительнее Константина, и скоро разобрался с непомерно властолюбивым патриархом. Он приказал схватить Керуллария и заключить в монастырь. И даже категоричный Комнин не мог расправиться с мятежным патриархом по своему усмотрению. Над последним должен был состояться суд, а обвинительную речь поручили написать мудрейшему Михаилу Пселлу. Неизвестно, чем бы закончился опасный и для императора и для патриарха процесс, если бы все не устроилось самым лучшим образом: Михаил Керулларий умирает в монастыре.
Императорам разрыв с Римом был не выгоден, но патриархи не желали жертвовать даже частью власти. Они получат то, о чем мечтали, но скоро те же грабли подложат под ноги патриарху многочисленные митрополиты, в том числе, и московский. Всем князьям церкви захочется самостоятельности, ― теперь уже от Константинопольского патриарха. Прецедент создан и продолжал работать.
Владимир Мономах
Можно согласиться с большинством исследователей, что феодальная раздробленность ― это закономерный процесс; его не избежала Европа, не миновала и Русь. И когда маховик завертелся, на Руси появился князь, опровергший утверждения советских историков‑материалистов о том, что какая‑то неведомая сила заставляет человечество двигаться по пути, определенному какими‑то законами. (Кстати, довольно странная позиция для людей, верящих исключительно в человеческий разум, но это парадоксы ушедшей эпохи…) Этот человек доказал, что вовсе не обязательно русским князьям уничтожать друг друга, что разногласия решаются с помощью слова, а не меча.
Речь идет о Владимире Мономахе (родился в 1053 г. – 1125 г.). По отцу, Всеволоду, он приходился внуком Ярославу Мудрому. По матери (греческой принцессе Марии, по другим сведениям ― Анне) Владимир являлся внуком византийского императора Константина IX Мономаха.
Полугреческий князь был удивительно похож характером на своего византийского предка. Все та же спокойная неторопливость, то же желание решить вопрос мирным путем, если существовала малейшая возможность, и огромная забота о своей земле, своем отечестве.
Его отец стал киевским князем в 1078 г., тогда же Владимир Мономах получил во владение соседний Чернигов. В стольном граде он был частым гостем; по признанию самого Владимира, «из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу». В 1093 г. Всеволод по состоянию здоровья отошел от дел. «Когда же он совсем разболелся, послал он за сыном своим Владимиром в Чернигов, ― читаем в Повести временных лет. ― Владимир, приехав к нему и увидев его совсем больного, заплакал. В присутствии Владимира и Ростислава, сына своего меньшего, когда пришел час, Всеволод преставился тихо и кротко и присоединился к предкам своим, княжив в Киеве 15 лет».
Владимир Мономах имел возможность занять киевский стол, и киевляне желали его видеть в своем городе. Лишь одна вещь стояла на пути к высшей власти ― закон старшинства; впрочем, на эту мелочь в последнее время князья обращали мало внимания, о нем вспоминали лишь, когда требовалось объявить изгоем какого‑то князя и отнять у него владения.
Владимир был словно не от мира сего. «Мономах не возвышался над понятиями своего века, не шел наперекор им, не хотел изменить существующий порядок вещей, но личными доблестями, строгим исполнением обязанностей прикрывал недостатки существующего порядка, делал его не только сносным для народа, но даже способным удовлетворять его общественным потребностям», ― анализирует поступки князя русский историк С.М. Соловьев.
Святополк неудачно начал княжить в Киеве. Половцы, услышав о смерти Всеволода, отправили послов заключать мир с новым князем. Святополк, ни с кем не посоветовавшись, посадил послов в тюрьму. В ответ кочевники развернули широкомасштабное наступление на Русь. В страхе Святополк отпустил дипломатов, но запоздалая доброта князя не могла остановить половцев. Хуже было то, что киевский князь не имел войска: всего лишь 700 отроков он смог противопоставить бесчисленному войску кочевников. Советники видели выход в том, чтобы послать за помощью к Владимиру Мономаху. По словам летописца, «Святополк же, послушав их, послал к Владимиру, чтобы тот помог ему. Владимир же собрал воинов своих и послал по Ростислава, брата своего, в Переяславль, веля ему помогать Святополку».
Владимир Мономах предлагал заключить мир с половцами, но Святополк желал воинской славы, ― и так как он был старшим, битва состоялась. Вначале не выдержала половецкого натиска дружина Святополка, затем, после отчаянной сечи были опрокинуты и Владимир с Ростиславом. При переправе через ближайшую реку на глазах Владимира Мономаха стал тонуть брат ― Ростислав. Владимир пытался спасти его, но сам едва не утонул.
Святополк заключил мир с кочевниками в 1094 г., женившись на дочери половецкого хана, а Владимира Мономаха по‑прежнему преследовали несчастья. В тот же год к Чернигову подошел Олег Святославович вместе с половцами; до сих пор он правил в Тмутаракани, но теперь вспомнил, что Черниговом когда‑то владел его отец. «Владимир же затворился в городе, ― рассказывает летописец. ― Олег же, подступив к городу, пожег вокруг города и монастыри пожег. Владимир же сотворил мир с Олегом и пошел из города на стол отцовский в Переяславль, а Олег вошел в город отца своего».
Жизнь в Переяславле текла безрадостно: население страдало от двух бед: половецких набегов и голода, так как половцы все съедобное либо уносили с собой, либо вытаптывали на полях. В 1095 г. в Переяславле появились два половецких хана: Итларь и Китан желали заключить с Владимиром мир, но за него требовалось хорошо заплатить. Первый хан с лучшей дружиной разместился в Переяславле, а второй ― между городскими валами.
В это время к Владимиру по какому‑то делу пришел боярин Славята из Киева. Он и подбил переяславскую дружину уничтожить половецкие рати. Владимир сначала сопротивлялся, отвечая воинам: «Как я могу такое сделать, ведь я давал врагам клятву?». Но дружина продолжала уговаривать Владимира: «Княже! Нет тебе в том греха: они ведь всегда, дав тебе клятву, губят землю Русскую и кровь христианскую проливают непрестанно». Ночью боярин Славята с небольшой дружиной перебил расположившееся у городских стен войско Китана, а вторая дружина во главе с Ратибором уничтожила в городе людей Итларя.
Удача будто ветром раздула искры антиполовецких настроений по всей Руси. Владимир Мономах и киевский князь Святополк теперь уже вместе воюют с врагами. Они предлагают присоединиться и Олегу черниговскому. Согласно летописи, в 1096 г. «Святополк и Владимир послали к Олегу, говоря так: «Приди в Киев, да заключим договор о Русской земле перед епископами, и перед игуменами, и перед мужами отцов наших, и перед людьми городскими, чтобы оборонили мы Русскую землю от поганых». Олег же, исполнившись дерзких намерений и высокомерных слов, сказал так: «Не пристойно судить меня епископу, или игуменам, или смердам». И не захотел идти к братьям своим, послушав злых советников».
В ответ Святополк и Владимир выступили против заносчивого черниговского князя и попытались силой принудить его к единству. В битве с Олегом погиб сын Владимира Мономаха ― Изяслав. Владимир согласился забыть даже об этой трагедии; ради прекращения усобиц, он пишет Олегу грамоту с призывом о встрече. Наконец, и Олег понял, что больше воевать с соседями Мономах не даст. В 1097 г. состоялся съезд русских князей; и не случайно он проводился на территории подвластной Олегу черниговскому, ― то была уступка самому недоверчивому и агрессивному из князей.
«Пришли Святополк, и Владимир, и Давыд Игоревич, и Василько Ростиславович, и брат его Олег, ― с воодушевлением рассказывает об этом событии летописец, ― и собрались на совет в Любече для установления мира, и говорили друг другу: «Зачем губим Русскую землю, сами между собой устраивая распри? А половцы землю нашу несут розно и рады, что между нами идут войны. Да отныне объединимся единым сердцем и будем блюсти Русскую землю, и пусть каждый владеет отчиной своей: Святополк ― Киевом, Изяславовой отчиной, Владимир ― Всеволодовой, Давыд и Олег и Ярослав ― Святославовой, и те, кому Всеволод роздал города: Давыду ― Владимир, Ростиславичам же: Володарю ― Перемышль, Васильку ― Требовль». И на том целовали крест. «Если отныне кто на кого пойдет, против того будем мы все и крест честной».