Иконоборчество по своей природе связано с разрушением. Но сколько именно икон и картин, фресок и иллюстрированных манускриптов предали огню, закрасили или уничтожили другими способами, неизвестно. Современные оценки разнятся. Точно определить потери и воссоздать, какие произведения искусства могли существовать в то время, невозможно, однако о том, как велось уничтожение, записи сохранились. В патриархии Константинополя, например, святые фигуры, ранее украшавшие помещения, заменили крестами, правда только в 760-х гг. Сохранившиеся манускрипты иконоборческого периода остались без иллюстраций, которые были вырезаны, а на псалтырях, созданных сразу после 843 г., видны изображения иконоборческой символики поверх икон.
Единственный способ понять это столетие иконоборческих споров – представить его в самом широком историческом контексте. Византия обратилась против святых образов в период между 730 и 843 гг. – в условиях всеобщей тревоги, вызванной исламскими завоеваниями, утратой империи и ожиданием конца света. Когда Византия примирилась со своей новой формой и обрела уверенность в своей способности выжить, она вернулась к иконам – сначала в 787 г., а потом в 843 г., во время прихода к власти императриц Ирины и Феодоры. Чувствуя опасность, как в начале IX в., Византия приняла политику, тесно связанную с военной победой, когда лидерами стали воины. Вторую фазу иконоборчества в 815–843 гг. можно объяснить только отражением реакции Византии на продолжавшиеся военные угрозы ее существованию.
Если внимательно рассмотреть аргументы, которые использовали обе стороны, можно убедиться, насколько прямо они связаны с угрозой ислама. Иконоборцы утверждали, что религиозные образы опасны и ведут людей к идолопоклонству, греху, за которым последует наказание. Они также указывали на тот факт, что иконы больше не эффективны и утратили способность защищать и исцелять набожных христиан. Все происходило в 730 г., когда Лев III возвел иконоборчество в ранг официальной политики. В ответ иконофилы приводили изощренные доводы, основанные на Боговоплощении, которые позволяли художникам изображать человеческий облик Христа. Святой Иоанн Дамаскин и другие богословы верили, что христиан можно привести к более высокому осознанию Божественного с помощью поклонения иконам.
В ходе дебатов вокруг икон Византия сделала свои святые образы заступниками, таким образом обратив искусство против влияния арабов-иконоборцев. Византийцы знали о претензиях ислама на превосходство над иудеями и христианами, которые отражались на мусульманских монетах и в памятниках, таких как «Купол скалы». Суры из Корана повторяли утверждение, что Иисус был всего лишь одним из пророков, а вовсе не сыном Божьим. Христианские художники возражали, изображая сцену Распятия, чтобы подчеркнуть веру в воскресение. В монастыре на горе Синай, полностью окруженном мусульманами, отрицавшими, что Иисус воскрес из мертвых, иконы, датируемые иконоборческим периодом, изображают мертвого Иисуса на Кресте. Они обращают внимание на то, что Иисус умер, был похоронен, после чего вернулся к жизни и вознесся на небеса. Дебаты о том, какие Божественные откровения были истинными, распространились повсеместно и нашли отражение во всех аспектах политической пропаганды, так же как в строительстве зданий и иконописи.
Иконоборчество также оказало влияние на разные слои общества, в первую очередь речь идет о самих иконописцах, главным образом монахах (они подвергались преследованиям за то, что продолжали создавать иконы), и монашеских общинах, не принявших иконоборчества (например, Студийский и Хорский монастыри в столице). Монахов-иконофилов сослали в разные удаленные места. Те же, кто принял переход к иконоборчеству, обосновались в этих и других центрах, ранее бывших иконофильскими. Все те, кто продолжали поклоняться иконам дома, в первую очередь женщины, рисковали оказаться в тюрьме или подвергнуться еще более строгому наказанию. Когда св. Стефан и его спутники по приказу Константина V были брошены в тюрьму, жена тюремного офицера, говорят, тайком принесла им свои иконы, чтобы они могли молиться. Пострадали клирики с обеих сторон, твердо придерживавшиеся своей теологии и отказавшиеся идти на компромисс. Патриархи-иконофилы Герман и Никифор были вынуждены уйти в отставку, Павел отрекся (нечто крайне необычное для Византии); епископы-иконоборцы, сорвавшие собор 786 г., понесли наказание, а патриарха Иоанна Грамматика, отказавшегося покинуть свой пост в 843 г., отправили в изгнание.
Но самым важным сектором, на который повлияло иконоборчество, стала армия. Солдаты, которых Константин V привел к решающим победам над арабами и булгарами в середине VIII в., были убежденными иконоборцами. В их глазах именно правильная иконоборческая теология привела к военному триумфу над внешними врагами Византии. Что касается территорий за пределами империи, записи в других христианских источниках показывают, насколько серьезным оказалось отношение к почитанию икон. В монастыре неподалеку от Иерусалима св. Иоанн Дамаскин (675–753) всячески защищал святые иконы. В Риме иконоборческая теология считалась восточной ересью, как монофелитство. А немного севернее франкские теологи были шокированы идолопоклонническими аспектами обоснований иконофилов, узнав о них из неверного перевода решений собора 787 г. Даже за границами империи аргументы и следствия иконоборчества считались значительными.
Вероятно, самый явный признак того, что иконоборчество имело глубокие последствия, виден в попытках иконофилов уничтожить все знания о нем. Еще несколько десятилетий после 843 г. патриарх Фотий опасался возрождения иконоборчества и много писал о его опасностях, полагая, что эта политика сохранила силу и влияние даже после осуждения. Как выяснилось, он ошибался. Но уничтожение иконоборческой теологии не было полностью успешным, поскольку во время европейской Реформации протестанты, критично относившиеся к религиозным образам, придерживались практически тех же концепций и цитировали тексты, что уже имелись в византийской истории. Сравнение с более поздним опытом иконоборчества подтверждает базовые причины беспокойства христиан относительно религиозных образов: иконы имели ту же функцию, что и изображения старых языческих богов. Все древние практики были представлены в поклонении иконам: их целовали, им кланялись, перед ними зажигали свечи и лампы с ладаном, к изображенным на них святым обращались с молитвами. Иконоборцы осуждали такое поведение как новую форму языческого идолопоклонства, следствием которого становилось суеверие, что раскрашенное дерево может ответить. Мусульмане тоже заметили сходство и утверждали, что поклонение иконам делает христианство таким же, как «религия людей идолов». Отсюда стремление иконофилов к обособлению христианства от языческих икон, к почитанию истинного поклонения, которое сохранялось только для Бога. Эта проблема иногда все еще обсуждается в некоторых ортодоксальных кругах.
Утверждать, что иконоборчество носило фундаментальный характер, не значит приуменьшать значение других достижений рассматриваемого периода. Большинство жителей сильно уменьшившейся империи в VIII и IX вв. ощущало усиливавшуюся военную угрозу. Одержав победу над арабами и булгарами, Лев III и Константин V гарантировали империи выживание. Обитатели провинций, расположенных на восточной и западной границе, подвергались набегам с разной регулярностью. Хотя Константинополь снова был осажден, он выдерживал все более поздние нападения вплоть до 1204 г. Правовые реформы, укрепление военного правительства, реставрация династического правления и восстановление положения Константинополя как главного рынка в Восточном Средиземноморье оказывались для жизни византийцев важнее, чем иконоборчество. Тесная связь между ним и военными победами, созданная Константином V и скопированная его преемниками, должно быть, являлась причиной систематического уничтожения произведений изобразительного искусства: вряд ли уцелела и сохранилась до наших дней хотя бы одна из константинопольских икон до 730 г. Тем более что и писать их было некому – художники и монахи-иконофилы подвергались гонениям, их пытали и убивали.
Иконоборческие баталии также привлекают внимание к удивительному контрасту между мужской поддержкой иконоборчества и женским противодействием ему. Яркий пример – императрицы Ирина и Феодора, которые успешно отменили его. Представляется, что обе женщины действовали, руководствуясь скорее политическими соображениями, чем личной набожностью. Последнее является наиболее очевидным в случае с Ириной, которая в 780 г. взяла власть в свои руки, собрала VII собор, а позднее избавилась от конкурента в лице собственного сына. Конечно, с таким положением дел были согласны далеко не все. Некоторые западные наблюдатели отказывались верить, что Ирина сможет управлять империей. Они использовали аргумент о вакантности места императора, чтобы продвинуть короля франков Карла. На Рождество 800 г., когда он пришел помолиться на могиле св. Петра, папа Лев III провел импровизированную коронацию, и Карл был объявлен «императором римлян». Папа отлично знал, что Ирина правит твердой рукой и новый император не будет принят в Византии. Сам Карл сделал попытку преодолеть трещину в отношениях, вызванную этой церемонией, благосклонно ответив на предложение Ирины о браке по расчету, который позволит им обоим использовать императорский титул в соответствующих политических сферах – каждый в своей. Это событие спровоцировало бунт против императрицы. Тем не менее ее примеру последовали многие – не только Феодора, но и другие правительницы. В Византии овдовевшие матери юных императоров оставались у власти, выступая в роли регентш.
Развивая свой культ икон, византийское христианство отошло от установившихся трактовок того, что такое кумир. На принципах, сформировавшихся в это время, основывалось все последующее византийское искусство. Доверие к иконам демонстрировалось не только во многих произведениях искусства, таких как мозаики Константина и Юстиниана – по обе стороны от Святой Девы или Христа – над главным входом в собор Св. Софии, но и в домашней обстановке тоже. Периоды иконоборчества, вероятно, укрепили этот аспект, побуждая женщин бережно хранить свои иконы, вне зависимости от официальной политики церкви. Ирония судьбы заключается в том, что Ирина и Феодора, ликвидировавшие византийское иконоборчество, сделали это не столько из набожности, сколько из любви к власти. Возможно, они неумышленно поощряли и художественные традиции, которые привели к расцвету иконописи, резьбы по кости, иллюстраций манускриптов, мозаик и фресок, ставших отличительной чертой византийского искусства. Если императоры-иконоборцы спасли Византию от арабов, то поклонявшиеся иконам императрицы обеспечили изображение святых людей на иконах на шесть сотен лет вперед.