Умело настраивая одного турецкого лидера против другого, император сумел захватить обширную территорию, но не смог помешать падению Икониума в 1084 г., который стал столицей Сельджукского султаната.
Захват Иерусалима турками в 1087 г. подсказал Алексею мысль обратиться к папе Урбану II. По его мысли, все христиане должны были объединиться против мусульманских воинов (см. гл. 24). Это положило начало совершенно новой политике в Византии, которая привела в восточную часть Средиземноморья крупные силы с запада. В 1097 г. с помощью крестоносцев византийский император освободил от турок Никею. Спустя четыре года крестоносцы помогли ему вернуть Анкару, после чего Алексей приступил к восстановлению имперского контроля над северным, южным и западным побережьем Малой Азии. Хотя появление амбициозных западных рыцарей и купцов принесло дополнительные проблемы, Византия в конечном счете оказалась в выигрыше, и Анна по праву воздала хвалу отцу за укрепление связей с западным христианским миром.
«Алексиада» полна захватывающих описаний сражений, дебатов и приемов, искусно приправлена набросками характеров людей, в них участвовавших, описаниями их манер, одежды и философских взглядов. Так, например, после одного досадного поражения, нанесенного печенегами, Георгий Палеолог лишился коня и 11 дней брел пешком, толком не зная куда, пока не нашел убежища у вдовы, сыновья которой тоже участвовали в сражении и спаслись. Она и показала ему обратную дорогу. Анна Комнина также утверждает, что во время вторжения на Кипр узурпатор Рапсомат показал свою абсолютную неопытность в военных делах. Его охватывала паника и начиналось головокружение всякий раз, когда он садился на коня. Она уделяет значительное внимание искусной выдумке, с помощью которой норманнскому лидеру Боэмунду удалось спастись из Антиохии в 1104 г.: распространив слух о своей смерти, норманн лег в гроб, положив рядом с собой мертвого петуха – для трупного запаха, и был отправлен морем в Рим. Анна лишь недоумевает, как ему удалось выдержать такую сильную атаку на свое обоняние. Она заявляет: «В первый и единственный раз видела наша земля подобную хитрость варвара, целью которой было ниспровержение ромейского владычества. Никогда прежде ни варвар, ни эллин не придумывали против врагов ничего подобного, да и будущие поколения, я полагаю, такого не увидят».[50] Анна просто не знала об этой известной уловке норманнов, но регулярно указывала на то, что это хитрый и предательский народ.
В «Алексиаде» она выражает уверенность в важности роли ее отца и приводит много причин, объясняющих, почему не удались те или иные переговоры, потерпели неудачу армии, оказались неосуществленными планы. Она при каждом удобном случае подчеркивает хитрость императора – ему неоднократно удавалось обмануть турок и скифов – и его умение убедить своих врагов отказаться от сражения. Книга изобилует цветистыми перечислениями достоинств ее отца и его чудесных качеств, которые он демонстрировал в боях с внешними врагами и ересью. Анна постоянно ссылается на возникавшее у нее во время написания труда противоречие – между ее желанием воздать хвалу, идущую от дочерней преданности, и долгом профессионального историка.
Анна утверждает, что финальная победа Алексея над богомильской ересью – «последнее деяние из всех великих трудов и подвигов самодержца – поступок совершенно новый, необычный по своему характеру, неслыханный по своей смелости». По ее мнению, «современники и близкие императору удивляются до сих пор и им кажется, что все происходившее тогда было не наяву, а привиделось во сне».[51] Таким образом, она подчеркивает три черты правления своего отца – смелость, новизну и необычность, которые помогли ему восстановить императорскую власть. Она подтверждает, что византийцы всегда были способны к инновациям. Конечно, Алексей не мог повернуть время вспять: империю ослабил кризис XI в. Но Анна не оставляет у нас сомнений в том, что превосходные качества ее отца вернули Византии положение мировой державы.
Читатели «Алексиады» ни в коем случае не должны забывать, что она написана женщиной. Хотя византийки писали письма, сочиняли стихи и гимны, описывали жития святых, но никогда не создавали такого полномасштабного исторического труда, ставшего широко известным. Вместе с тем в это время женщины-писательницы на Западе проявляли большую активность. Хильдегарда Бингенская писала медицинские трактаты и рассказы о своих видениях, Мария Французская создала «Сказки» (Lais) а Кристина Пизанская – «Град женский». Но это был не тот масштаб. Они не писали исторических произведений. На самом деле «Алексиада» – произведение настолько смелое, что некоторые современные историки даже усомнились в авторстве Анны. Их главный аргумент – что она не могла в таких подробностях описать военные действия и наверняка использовала записки своего мужа. Императрица Ирина предложила ему продолжить историческую хронику Пселла, начиная от времени правления Романа Диогена (1068–1071) до воцарения на троне Алексея I Комнина, однако он сумел составить только три книги, закончив свое очень сырое повествование 1079 г. Хотя Анна неоднократно ссылается на его «Историю», в «Алексиаде» нет ссылок на дополнительные материалы, собранные ее супругом, которые она могла использовать при написании своего труда. Даже когда она цитирует «Историю» Никифора, она переписывает весь материал в собственном, более развитом литературном стиле. Поскольку все историки, и мужчины, и женщины, используют источники других авторов, способность Анны опираться на описания событий, свидетелем которых она не была, позволяя читателю самому делать выводы относительно их достоверности, не может умалять значимости ее работы.
Она, разумеется, объясняет, откуда узнала о тех или иных событиях, военных стратегиях и сражениях. Как и другие историки, она следует установившимся в Византии традициям написания исторических трудов, сложившимся на основе классических моделей Фукидида и Геродота. По возможности историки пользовались повествованиями очевидцев, рассказами солдат – участников кампаний или докладами, написанными непосредственно после военных действий. Анна следует этой практике, равно как и все авторы, описывавшие кампании, в которых они не участвовали. Она называет, к примеру, латинского посланника, отправленного епископом Бари к Роберту Гвискару во время боев с Диррахием, в качестве источника для написания своего рассказа об ужасном шторме, уничтожившем почти весь норманнский флот. Поскольку Анна (как и ее мать) сопровождала Алексея в некоторых военных кампаниях, то она имела возможность слушать рассказы отца об имевших место событиях, споры между ним и военачальниками, свидетельства других людей. В повествовании Анны много споров и бесед, немало прямой речи, поэтому действительно создается впечатление, что она являлась очевидицей того, о чем писала.
Анна также опиралась на письменные источники – правительственные отчеты о заключенных союзах и принятой стратегии, информацию о военной тактике – какая сработала, а какая оказалась неудачной и как на это реагировал противник. Интересовали ее и записи об отдельных актах храбрости, предательства и гибели в бою. Новости о событиях на фронте она могла узнавать и на форуме Константина. Там, к примеру, прозвучал рассказ бежавшего из турецкого плена в Никее Евстафия Камицы. Многие авторы-мужчины имели личный опыт военных действий, зато Анна жила в самом сердце византийской власти и могла выяснить все, что происходит, из первых уст. Понятно, что она всегда стремилась изобразить отца в выгодном свете, даже когда его боевые планы оказывались неудачными, а сам он был вынужден бежать.
Еще раз Анна подчеркнула дипломатические таланты своего отца – описывая момент, когда Мануил I Комнин приветствовал участников Второго крестового похода в Константинополе. Вероятно, Анна хотела показать контраст между открытыми прозападными симпатиями своего племянника и более осторожной сдержанной реакцией своего отца на лидеров Первого крестового похода. Массовое прибытие латинских рыцарей и паломников в 1096 г. стало критическим поворотным моментом в отношениях между Западом и Востоком, который повлиял на все последующие переговоры между христианами. Поскольку Мануила придворные ораторы превозносили за величественные манеры и военную доблесть, Анна посчитала необходимым привлечь внимание к Алексею. Ее история – противовес политической пропаганде придворных риторов середины XII в. в пользу Мануила.
Последний также поддерживал странные западные привычки, такие как рыцарские поединки и ношение штанов, – и то и другое появилось в Византии в XII в. В то время как придворный костюм представлял собой длинную свободную тунику из цветного шелка, а военная форма – короткую тунику с защитой для ног, ни в одном из этих видов одежды не было штанов, которые считались неприличным новшеством. Если придворная элита играла в поло с тех пор, как оно пришло из Персии в V в., то рыцарские поединки являлись относительно новым видом состязаний. Документы IX в. содержат ссылки на сражения между конными рыцарями, в которых византиец успешно сбрасывал с коня чужеземца, но западный стиль рыцарских турниров в самой империи не был известен. Оба новшества спровоцировали оппозицию консерваторов, так что, связав с ними Мануила, Анна могла выразить личное неодобрение племянника. Возможно, она считала его увлечение западными обычаями неприятным и даже опасным.
Анна Комнина писала свою историю, когда турецкие завоевания центральной части Малой Азии стали повседневной реальностью. После поражения Византии при Манцикерте в 1071 г. племена постоянно проникали в регион, тесня местное население на запад. Целые деревни, с епископами и землевладельцами, были вынуждены искать новый дом в европейских провинциях империи. Это движение с запада на восток стало причиной активного развития балканских и греческих провинций, которое помогло компенсировать потерю Азии. Однако неспособность Византии обуздать турок, несмотря на помощь крестоносцев, к 1130 г. стала очевидной. Хотя Алексей I в 1092 г. стабилизировал денежную систему, богатство импери