Да ей и не хотелось оценивать, кто сегодня был лучше всех. Она неотступно думала о своем, безуспешно пытаясь отыскать глазами в зрительном зале Марка. Хотелось когда-нибудь понять, что за тайна скрывается за этим человеком. Но почему-то его нигде не было видно. И это тоже было тревожно, как-то мучительно, тошнотворно.
Судя по реакции зала — то взрывам смеха, то бурным аплодисментам, — сегодняшнее шоу под названием «Конкурс красоты» многим пришлось по вкусу. Наверное, сказывалась элементарная усталость от зимней, замкнутой жизни. Людям хотелось простых развлечений, отдыха, юмора, радости для глаз.
«Феб тебя подери!» — услышала она звонкий голос Бориса и невольно улыбнулась: похоже, он неплохо вошел в роль!
Но когда начался небольшой поэтический турнир, Вера стала прислушиваться с удвоенным интересом — Борис не зря вынес из ее дома целую сумку книг. Даже невероятно, как сильно и пронзительно звучали в переполненном театре строчки античного поэта Ивика, жившего в шестом веке до нашей эры, «Феб знает когда»:
…Но никогда надо мною.
Страсть не смыкает очей:
Точно палящий грозою
Ветер фракийский Борей,
Вдруг на меня налетает
Волей Киприды Эрот, —
жаловался вслух на свою судьбу Борис, и почему-то такие подзабытые слова, как «страсть», «любовный жар», произнесенные со сцены, казались особенно выразительными: все это было большинству зрителей не вполне понятно, но зато на редкость притягательно. Если бы Борис вдруг сейчас со сцены ругнулся матом, то это вряд ли кого-нибудь сильно удивило бы. Но строчки тысячелетней давности почему-то казались особенными, первозданными.
Нет от Эрота лекарства:
Любовь не запьешь, не заешь,
Заговорами от нее не избавишься,
Средство одно — целоваться друг с другом,
Всегда обниматься, нагими телами
крепко прижавшись, лежать, —
закончил свою композицию Борис. Похоже, никто в этот вечер не разбередил в зрителях столько скрытых под толщей зимних снегов желаний, как этот невесть откуда взявшийся Аполлон, порхающий по сцене в развевающемся золотистом плаще. Он был одновременно сердцеедом и сердцелекарем, но определенно — настоящим вестником скорой весны.
И все же Вера испытала настоящий шок, когда Борис с сияющей физиономией победителя подбежал к ней за кулисами, схватил за руку и вытащил на ярко освещенную сцену.
— Я хочу сказать, что своей победой сегодня я во многом обязан своему визажисту, можно сказать, создателю, скульптору, ваятелю, — громко прокричал он в микрофон. — Запомните это имя: Вера Клементьева. Она знает, как сделать любого человека неотразимым, и я готов публично целовать ей руки…
Публика принялась хлопать с новой силой, проникаясь еще большей симпатией к своему избраннику. Ведь как ни крути, но в провинции не слишком было принято публично хвалить и выставлять на всеобщее обозрение тех, кто кропотливо за кадром делал из обыкновенных людей кумиров. В этом было что-то нездешнее, сентиментальное, как если бы какая-нибудь голливудская звезда вдруг начала расхваливать перед восторженными поклонниками пудинги своей любимой тетушки из Канзаса, уверяя, что именно им обязана своим ростом, упитанностью, неизменна хорошим настроением и всеми победами.
Защелкали фотоаппараты, умилительный момент, как местный «король красоты» целовал руки и публично опускался на колени перед своим мастером-визажистом, был запечатлен сразу же на нескольких пленках.
С ярко освещенной сцены Вера не могла как следует разглядеть лица зрителей, но она впервые в жизни ощущала сейчас на себе горячее дыхание зала, особый сгусток атмосферы, наполненный чувствами, настроениями множества людей, и эта мощная энергия была способна убить наповал или дать заряд к чему-то новому, совершенно неведомому.
Борис крепко держал Веру за руку, так что она при всем желании не могла убежать со сцены и вынуждена была стоять среди участников конкурса все время, пока проходила торжественная процедура награждения и вручения подарков от спонсоров.
К счастью, пример Бориса вдохновил других конкурсантов, и теперь «мисс Очарование», «мистер Юмор» и прочие лауреаты считали делом чести вытащить на сцену кого-нибудь из своих помощников, парикмахеров, костюмеров, постепенно собрав на сцене изрядную толпу, в которой было все же не так страшновато.
— А теперь слово главному спонсору сегодняшнего конкурса, президенту компании «Алкей», — объявил подсевшим от перегрузки голосом конферансье, немолодой симпатичный дядька, подстриженный бобриком.
Во время шоу он постоянно сохранял на лице такое выражение, словно вот-вот должно начаться что-то самое интересное, даже еще более занимательное, чем все, что происходит сейчас, и под конец, похоже, сильно переутомился.
На сцену с улыбкой поднялся Марк, уверенным жестом взял из рук конферансье микрофон и начал произносить хорошо подготовленную речь, в которой лишний раз объяснил необходимость подобных «праздников красоты» для города и не забыл подчеркнуть свою личную заинтересованность в том, чтобы подобных праздников было как можно больше.
Вера слушала его рассеянно — мешало волнение. Она лишь невольно обратила внимание, что в выступлении главного спонсора чаще остальных звучали такие слова, как «денежные средства» и «патриотизм».
— В депутаты тоже рвется, — шепотом пояснил Борис. — Видишь, как гладко говорит. А ты не забудь, что ты мне обещала, ладно? Как-нибудь мы с тобой все-таки еще поговорим…
— Поговорим? — переспросила Вера, как глупенькая. — Ах да, конечно, я все помню… Послушай, я все забываю тебя спросить: а ты, случайно, не знаешь Данилова? Вадима Александровича? Ты ведь по работе со многими сталкиваешься…
— Так… слышал. Он личность известная. Про него столько всяких сплетен ходит, только успевай записывать. Но мне теперь с ним нельзя контачить, если пока с «алкеевцами» работаю.
— А ты мне все расскажешь? Расскажешь все, что знаешь? Про Данилова и про Марка, а? Мне нужно…
— Но не сейчас же… На нас и так уже все смотрят. Посмотри, нам уже из-за кулис кто-то из спонсоров кулак показывает, чтобы мы не мешали…
Раздался гром аплодисментов: оказывается, Марк объявил призы от фирмы «Алкей». «Королева красоты» получила путевку в Париж, где сейчас как раз проходили дни высокой моды, а Борис — путевку в Грецию на два лица.
Вера почувствовала, как Борис незаметно пожал ей влажную руку: мол, на два лица, имей в виду.
— Вот в Афинах как раз и поговорим, — шепнул ей Борис, улыбаясь. — Учти, ты обещала…
А Вера подумала: ну надо же, как странно, именно в Грецию! Она так любит все, что связано с древней Элладой, но никогда не была в этих местах и даже не мечтала: смешно на учительскую зарплату грезить о заграничных круизах. А тут — пожалуйста тебе…
— Но наша пр-р-рограмма еще не закончена, — рыкнул в микрофон Марк. — Наша фирма приготовила еще один сюр-р-рприз — это дегустация великолепных отечественных спир-р-ртных напитков от фирмы «Алкей», которую мы устраиваем для всех участников конкурса и организаторов. Столы накрыты, обратите внимание, что на них нет никакого импор-р-рта! На столе будет все только родное, губернское! Предлагаю не терять больше времени и перейти к главной части нашей сегодняшней программы.
— Делу — время, потехе — час, — смягчил его реплику конферансье, подмигивая зрителям, которым открытым текстом давали понять, чтобы они поскорее сматывались.
— Ой, я не пойду, — шепнула Вера Борису. — Домой хочу. И голова у меня что-то разболелась.
— Надо, — ответил Борис. — Ты что, с ума сошла? Мы же победители.
— А я тут при чем? И потом, ты же видишь, у меня сегодня что-то настроение не того…
— При чем тут настроение? Надо — значит, надо. Кстати, сейчас самый подходящий момент снова про рекламу поговорить, так сказать, начинать ковать деньги, не отходя от кассы. Все равно я тебя сегодня не отпущу. И ты же меня просила о Данилове рассказать. Забыла?
— Да… да, тогда пойдем.
В просторной комнате за сценой уже был накрыт большой стол буквой «п», на котором стояла целая батарея бутылок от фирмы «Алкей». Патриотические закуски состояли преимущественно из колбасы местного производства и крошечных бутербродов с икрой — все это бесследно исчезло со стола в первую же минуту. Имел место также большой самовар, на котором сидела тряпичная купчиха с вышивкой на спине «Королева красоты», вязанки бубликов, россыпи пряников и всякого печенья. Обилие так называемых хлебобулочных изделий красноречиво говорило о главном богатстве края. Особенно если учитывать, что именно оно служило неиссякаемым источником для получения спирта и впоследствии — продукции фирмы «Алкей».
— Ага, вот ты у меня где, голуба! — вдруг громко воскликнула в ухо Юлия Семеновна, обнимая сзади Веру за плечи и улыбаясь настолько широко, насколько ей позволяло узкое, тщательно раскрашенное лицо. — А я думаю, куда подевался мой личный мастер? Хочу, дорогая, поздравить тебя с успехом. А заодно уточнить, когда сможешь ко мне в следующий раз прийти. Знаю, знаю, я плоховато выгляжу. Но если бы ты только знала, у меня такие неприятности!
— Неприятности? — сразу же насторожилась Вера. — Что-нибудь… с братом?
— Если бы… С сыном, с Олежкой. А, ладно, ты все равно про него ничего не знаешь. Потом, потом… Он у нас совсем от рук отбился. И все из-за своего слабого характера.
Многие знакомые Юлии Семеновны отмечали, что во время отпуска Альбины она все равно стала выглядеть гораздо лучше. Должно быть, потому, что на ее лице немного приглушились слишком яркие контрасты черного и алого цветов — они придавали и без того своеобразной внешности этой женщины что-то демоническое, отталкивающее. И к тому же при близком рассмотрении Сумятина казалась и впрямь чем-то расстроенной, сильно обеспокоенной.
«Вот кому я задам несколько вопросов, она мне сейчас все выложит, — решила про себя Вера. — У них там что-то творится, а я никак не могу понять. Только чувствую, что теперь мне тоже угрожает опасность, кожей чувствую».