Предвоенный период был ознаменован замечательными успехами нашей страны. И песни славили ее достижения. Было сложено много патриотических песен. Они исполнялись хором, уверенно, с энтузиазмом: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, // преодолеть пространство и простор, // нам разум дал стальные руки крыльев, а вместо сердца – пламенный мотор… // Все выше, и выше, и выше…»
Песнями Гражданской войны мама баюкала нас, напевающим голосом рассказывая о защитниках, отдавших свои жизни в борьбе с врагами. Но «Марш энтузиастов» или «Широка страна моя родная» не могли заменить колыбельные песни. Это были массовые песни, вошедшие в богатый фонд советской песенной культуры. Они полюбились нам навсегда, хотя выполняли и пропагандистскую роль. Это были песни о нашей Родине. В них главную роль исполнял не отдельный человек,
а масса. Человек сменил свое сердце на «пламенный мотор». Деревенские крестьянские лошадки превратились в степных «коней», в трактора: «Мы с чудесным конем все поля обойдем…. Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим».
Мама любила эти песни – мелодии ее молодости. Занятая какими-то домашними делами, она напевала их тихим голосом… «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону, уходили комсомольцы на Гражданскую войну…» Мы с Вовкой слушали ее мягкий негромкий голос и тоже старались подпевать. Песни эти отражали и пафос тех дней, и чувства героев, которым предстояла разлука: «Ты мне что-нибудь, родная, на прощанье пожелай…» Красиво и печально. Братику больше нравились походные песни, которые можно петь в строю:
По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед,
Чтобы с боем взять Приморье – Белой армии оплот…»
Ну, а если что-либо в словах песен было нам неясно, мы сами придумывали понятное для себя. «Шли лихие» («шли лихие эскадроны приамурских партизан») я воспринимала как одно слово: «шлилихие эскадроны», это, видно, были очень уж лихие эскадроны.
А потом появились песни лирического содержания, их не надо было петь хором, их можно было напевать самой себе:
На газонах центрального парка в каждой грядке
Цветет резеда.
Можно галстук носить очень яркий
И быть в шахте героем труда.
Как же так – резеда и герои труда,
Почему, растолкуйте вы мне?
Потому что у нас каждый молод сейчас
В нашей юной прекрасной стране.
Мы с мамулей мурлычем, а Вовка поет что-то свое:
Лейся, песня, на просторе,
Не грусти, не плачь, жена, —
Штурмовать далеко море
Посылает нас страна…
У нас много пластинок. Я с осторожностью завожу патефон, ставлю пластинку (ведь я уже большая, и мне доверяют родители): «Любимый город может спать спокойно и видеть сны, и зеленеть среди весны».
Наш чудестный патефон радует и нас, и взрослых. Мама ставит новую пластинку:
Ой вы, кони, вы кони стальные, боевые друзья-трактора,
Веселее шумите, родные, нам в поход собираться пора.
Мне не очень понятно, почему это «кони стальные», и мама мне объясняет. А еще мы с папой любим песню о двух друзьях: «Служили два друга в нашем полку, // пой песню, пой! И если один из друзей грустил, // смеялся и пел другой». Вот ведь какие это верные, постоянные друзья.
И по радио мы слышали много песен, которые славят нашу богатую, мирную страну и, конечно, ее вождя. В них поется о наших победах над врагами, потому что мы самые сильные. Маршем идут наши красноармейцы, к которым присоединяются мальчишки и наш Володька, он уже защитник Родины:
Дрянь адмиральская, пан и барон
Шли от шестнадцати разных сторон…
Но от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней.
Вот и с япошками разделались: «На Хасане наломали им бока, //Били, били, говорили: ну, пока». И еще Утесов со своей дочкой Эдит насмехается над ними:
И расскажите нам, что такое было
В районе озера Хасан…
Было убито 1200, а в остальном,
Прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!
Всем полюбилась песня «Три танкиста»: «Три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой». Вовка любит петь ее и слушать, как они справились с самураями. Это уже целый рассказ: «На границе тучи ходят хмуро».
На Дальнем Востоке Акула
Охотой была занята —
Злодейка Акула дерзнула
Напась на соседа Кита.
Это же песня про нас, зубастая Акула – это япошки, а мы – сильный Кит, которым Акула подавилась, «как только разинула рот».
Мы живем в окружении песен. Одни слышим по радио, в детсаде, другие поются, когда собираются за столом друзья, – это в основном старые русские песни или военные, о защитниках страны, или морские – ведь мы же, как папа, чувствуем себя моряками. А еще нам с Вовкой нравятся шуточные песни. Например, как наши расправились с япошками.
Но несмотря на наши победы и достижения, «тучи над городом встали, в воздухе пахнет грозой». Вот и сегодня опять из репродукторов звучит: «Граждане, воздушная тревога…» Это подготовка населения к воздушным налетам врага. Надо научиться защищать себя. Мамы быстренько забирают домой играющих на улице детишек. Все куда-то бегут. Потом дают отбой воздушной тревоги, все встает на свои места. Но через какое-то время новое учение: «Химическая тревога». Люди надевают страшные маски-противогазы: «Товарищи, вы отравлены…», кого-то уносят на носилках. Люди прячутся в свои дома. Дают отбой, но ощущение опасности остается. Кто-то готовится к войне против нас:
Враг недаром злится,
На замке граница,
Не отступим никогда…
И мы тоже, значит, готовимся к войне, хотя не хотим воевать:
Чужой земли мы не хотим и пяди,
Но и своей вершка не отдадим…
Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И первый маршал в бой нас поведет!
Будущая война представлялась, как прошедшая Гражданская: лихие тачанки, кавалерия, те же знаменитые герои-полководцы – Буденный, Ворошилов: «В бой за Родину, в бой за Сталина, боевая честь нам дорога. // Кони сытые, бьют копытами – встретим мы по-сталински врага».
В этих песнях звучало предупреждение:
Нас не трогай – мы не тронем,
А затронешь, спуску не дадим,
И в воде мы не утонем, и в огне мы не сгорим!
Чувствовалось приближение чего-то грозного, и нас успокаивали словами из песни:
На земле, в небесах, и на море
Наш напев и могуч, и суров:
Если завтра война, если завтра в поход,
Будь сегодня к походу готов!
В целом мире нигде нету силы такой,
Чтобы нашу страну сокрушила.
С нами Сталин родной, и железной рукой
Нас к победе ведет Ворошилов…
Мы – самые сильные, наша армия – самая могучая, наш вождь – самый мудрый:
Мы готовы к бою, товарищ Ворошилов!
Мы готовы к бою, Сталин – наш отец!
Мы готовы к бою с армией любого,
Коль придется воевать…
Такие предвоенные песни отражали напряженную атмосферу тех лет.
Бедные наши родители! Вся их жизнь в напряжении. Революция. Гражданская война. Голодные годы. Сталинский террор, аресты. Напряженная предвоенная обстановка. И потом война Отечественная, в которую оказались вовлечены и мы, дети. А пока мы, еще несмышленыши, счастливы. Родители нас оберегают, и мы живем в окружении их заботы и любви.
А рядом с этими «неколыбельными» появились и другие, слегка похожие на мамины «колыбельные». Они пришли «оттуда», с другой стороны. Это были танго, фокстроты, вальсы-бостоны, совсем непохожие на песни 20-х и начала 30-х годов. «Дождь идет» («Дождь стучит по крышам, я его не вижу, я его не слышу, я полна тобой»); «Утомленное солнце» («Утомленное солнце грустно с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви»); «Ты помнишь наши берега» («Когда на землю спустится сон и выйдет бледная луна, я выхожу одна на балкон, глубокой нежности полна…»). Для нас эти мелодии были чужими, хотя и звучали красиво. Некоторые из них исполнялись на каком-то непонятном языке, и я заменяла чужие слова немыслимыми, выдуманными и тоже непонятными – своими. И воображала, что пою на каком-то иностранном языке. А еще была смешная шутливая песенка «Борода». Мы с братиком потешались, сколько чего могло поместиться в бороде некоего деда: «А у Деда борода…»
Папа с большим удовольствием пел «песенку об отважном капитане», который «объездилмного стран… и везде… и в бою напевал он всюду песенку свою». Нам с Вовкой тоже нравилась эта песенка, и мы пели ее вместе с папой. Случалось, что папа своевольно несколько менял мелодию, не знаю, намеренно или случайно, как ему больше нравилось. Мама подшучивала над ним, но он не смущался. Он любил петь, хотя одним ухом слышал хуже. Но это ему не мешало. Мы тоже пели с папой, нас трогала песня «Раскинулось море широко» о грустной судьбе матроса-кочегара, которого мать-старушка напрасно ждет домой. Это были настоящие песни, не то что аристократическое «Утомленное солнце». Правда, мое отношение к ним изменится, когда я подрасту.