Да, это был замечательный подарок для всей семьи – патефон, привезенный папой. Он был тяжеленький, и пластинки – тоже. И надо было брать их осторожно, чтобы не разбить и не залапать-запятнать пальцами. Еще меня привлекала пластинка с ариями из оперы Чайковского «Пиковая дама», хотя у меня мурашки начинали ползать по телу, когда я слышала «три карты, три карты, три карты». А потом наш дорогой патефон поедет со мной в Узбекистан услаждать нашу жизнь. Там и останется.
Папа с мамой постепенно готовили меня к школе. Цифры и буквы я освоила. Труднее было в буквах видеть слова, а слова соединять в предложения. И открывать смысл. Это было самое радостное. У мамы хватало терпения учить дочку превращать отдельные буквочки алфавита в осмысленные выражения. Мама читала вместе со мной незатейливые стишки: «Идет бычок, шатается, вздыхает на ходу. // Ой, доска кончается, сейчас я упаду». Братику, наверное, было жалко бычка или зайку, которого «бросила хозяйка, под дождем остался зайка. Со скамейки слезть не смог, весь до ниточки промок». Я же, конечно осуждая нерадивую хозяйку или жалея робкого бычка, сумела понять, что с ними случилось.
Так вот мы и читали вместе с мамой, а иногда подключался к моему обучению и папа, когда находил для этого немного времени. Первая книжка, которую я прочитала самостоятельно, называлась «Белый домик», не помню имени автора. Там шла речь, кажется, о двух мальчиках, спасенных во время наводнения. Мама гордилась: Нела сама прочитала всю книжку! Это была семейная радость. Я мечтала о школе.
Когда моя подруга Галя Тольпина (она годом была старше меня) предложила мне «играть в школу», я с радостью согласилась. Конечно, Галя стала нашей учительницей. У нее были на это все права, так как она уже была ученицей первого класса. Носила школьную форму и ходила в школу с портфелем. Я ей, конечно, завидовала, старалась быть прилежной ученицей. Кроме меня в Галиной группе была еще какая-то малышня. С задней стороны дома, при входе, была организована «школа». «Ученики» сидели на скамейках за столиком. У нас были настоящие тетради, правда маленького размера. Мы сами их сделали. Были ручки, карандаши, чернила. Галя ходила около нас, серьезная, важная, и учила нас писать «палочки» и «крючочки», возиться с числами и читать. Надо сказать, что и мы, ее ученики, были старательными и дисциплинированными. Так вот, кроме домашнего обучения и воспитания я прошла и «предшкольное». И вот тогда-то я и поняла, кем я буду, «когда вырасту большая». Я не хочу быть ни парикмахером, ни военным врачом. Я буду учительницей. И у меня появился первый ученик: Вовка. Но он был для этой роли еще слишком мал, да и непоседа к тому же. Его больше привлекали исследования и испытания, поиски, но мое тщеславие было удовлетворено. (Эта была «взаправдашняя» игра). У нас были уроки чистописания («нажим», «волосяная линия»), арифметики, чтения. Звенел звонок, мы входили в «класс». Осеннее солнышко мягко грело, было спокойно и светло. Не знали мы тогда, что это были одни из самых счастливых моментов нашей жизни, что скоро весь наш мир нарушится, что начнется настолько жестокая война, что наше безмятежное детство будет прервано.
Ну, а пока мы, детвора, живем беззаботной детской жизнью. Нас любят, о нас заботятся, детские слезы наши легки, обиды быстропреходящи. Родители оберегают нас, мы верим, что никакая беда нас не коснется. А самый любимый и заботливый – это Сталин, «наш отец и учитель, наш дорогой вождь», «вождь, учитель, друг».
Папа уехал в дальнюю командировку в Москву за назначением. Папин начальник и друг Арсений Григорьевич Головко получил высокую должность командующего Северным флотом и хотел оставить «при себе» нашего папу, который был у него начальником штаба1". Нужно было получить согласие Москвы, и папа поехал в столицу. Мама, конечно, была взволнованна, ну, а мы с Вовкой радовались. Мы любили, когда папа уезжал в командировку, нас привлекало ожидание возвращения, встречи с папой, особая атмосфера радости, когда вся семья после недолгой разлуки вновь была вместе. Да еще и подарки – они тоже играли немаловажную роль. Папа, как я говорила, очень любил дарить, и мы, конечно, спрашивали в глубине души: а что привезет он на этот раз? Даже когда он отправлялся в недалекие командировки, всегда по возвращении баловал нас чем-то особенным. Ну, а что привезет папа из Москвы? Уж не просто какие-нибудь обычные дары, вроде машинок или кукол с закрывающимися глазами. Мы с Вовкой старались разрешить этот вопрос, и у нас много времени уходило на его обсуждение. А пока мы были в ожидании. Уже и соскучились по папе, нам не хватало его. И всё спрашивали маму, когда же он приедет, обещали, что будем послушными-препослушными. И вот, нет конца нашей радости: папа приехал! Теперь и нам надо готовиться в дальнюю дорогу, в Заполярье. Там Баренцево море, снега. Там белые медведи, ветры, северное сияние. Это совершенно особый край, ни с чем не сравнимый. Кроме этой замечательной вести, папа привез нам удивительные подарки. Вове матроску, мне платья, которые я буду носить в школу. А маме роскошную красавицу, рыжую-прерыжую лису, с белой грудкой, с черными ушками. Маме никакие полярные ветры будут нестрашны! А еще при– [31] вез ковер ручной работы, он и сейчас висит у меня на стене и вместе со мной вспоминает мои детские годы. Конечно, маме папа привез красивые шерстяные платья, черное и голубое, они так ловко облегают мамину фигуру. И еще черный бархатный жакет, в который, со временем, мы стали заворачивать кастрюльку с гречневой кашей, чтоб она «доспела».
Маму путешествие беспокоило, она ожидала еще одного малыша (которым окажется братик Витька), а путь долгий, как бы чего не случилось в дороге! Десять дней поездом до Москвы, там пересадка – и на Север, на Кольский полуостров. Уже и учебный год начался, я запоздаю. А примут ли меня в школу? Вдруг нет? Теперь мы все готовимся к поездке. Мама заменила свою темно-синюю «толстовку» с черными пуговицами и серебристой сердцевинкой на красивый шерстяной «труанар» цвета какао. Он очень ей к лицу.
Потом, когда я уже буду студенткой, мама его перекрасит в темно-зеленый цвет, и у меня будет новое платье. Маме нелегко расставаться со своим хозяйством: цыплята, куры. И нам тоже: как оставить Цыпушку? Папину Чернушку? Котенка? Мама с щедростью все всем раздала. Здесь у нас уже установились добрые соседские отношения, а там? И самое главное, никто тогда не знал, что из мирной жизни мы едем на войну, прощаемся со своим спокойным детством. А для родителей наших начинаются тяжелые испытания, и вся наша любимая Родина будет вести борьбу смертельную, войну с врагом…
Ну, а сейчас мы складываем свое барахлишко, игрушки, книжки. А это возьмем? А это? Прощаемся со своими друзьями, с которыми были в дружбе или в ссоре. Галя Полынина подарила мне свою фотографию: строгая девочка в школьной форме, с портфелем. Такой она мне и запомнилась навсегда. Провожать нас пришли друзья и знакомые, каждый хотел оставить память о себе. Кто-то принес банку варенья из крыжовника, и кто-то ее разбил. Мама слегка опечалилась: вкусное варенье, кисленькое… Мы покидаем базу, нам нужно доехать до Хабаровска, где нас ожидает поезд. Байкало-Амурская магистраль связывает Дальний Восток со всем Союзом и, конечно, с нашей столицей. Я никогда не ездила поездом, если не считать нашего с мамой путешествия из Киева на Дальний Восток. Вова даже никогда не видел поезда, и ему все интересно! Нас погружают в вагоны. Поезд пыхтит, шумит, лязгает колесами, дает последние гудки: «Граждане пассажиры, поезд отправляется». Это нам говорят, мы с Вовой тоже пассажиры. Провожающие машут нам руками, платочками, мы тоже машем руками тем, кто стоит на перроне. Мы заняли целое купе, прижимаем носы к оконным стеклам: В добрый путь! – Счастливо оставаться!
Прощай, Амур! Прощай, Вовкина родина, Хабаровск, база Амурской флотилии, где мы прожили шесть лет, а теперь едем в незнаемое. Мы уже не там и не здесь, мы где-то посредине, на стыке времен. Поезд делает свое дело. Мама в дороге отдыхает, мысли ее о новом малыше, который вот-вот появится в нашей семье. Мы все должны заботиться о нашей мамушке, оберегать ее, не волновать. Папу ждут новые дела, нелегкие, но он верит, что справится с ними. У него высокое назначение: начальник разведки Северного флота.
Мы едем, едем, едем… Тут вступает папа: «Трата-та, трата-та, вышла кошка за кота, за Кота Котовича, за Иван Петровича». Не так, папа! А папа любит пошутить, что-то сымпровизировать, иногда добавляет какое-то слово, изменяет мелодию.
Мы с Вовкой живем моментом: не отрываемся от окна, пока равномерный шум не усыпляет нас. Просыпаешься – и опять: тайга, тайга без конца и края. Вот и озеро Байкал, его видно прямо из окна, зеленая гладь. Папа выбегает из вагона, чтобы купить на память сувениры. Мы ждем его с нетерпением. Мама обеспокоенно смотрит в стекло, вот уже проплывают мимо привокзальная площадь, ларьки, люди в железнодорожной форме. Поезд набирает ход, колеса стучат, уже и Байкал остается за нами, а папы нет. Я уже готова реветь. И вот, наконец, появляется папа. Поезд сократил стоянку, и папе удалось прыгнуть в последний вагон и оттуда пробраться к нашему. Слава богу! Мама немного ворчит, но уже успокоенно. Папа показывает нам фигурки зверюшек из уральского камня, как красиво они переливаются. Кажется, тогда он подарил маме браслет из сверкающих квадратиков черного агата. Куда-же он затерялся? У нас в доме пели про Байкал, когда собирались друзья («Славное море, священный Байкал»). Но в этой песне много непонятных слов, и мы с братом переходим на «Мы едем, едем, едем в далекие края». Папа подхватывает песенку.
Папа продолжает выбегать на остановках, покупает какую-нибудь мелочь – горячие пирожки, газировку. Мы с удовольстием все принимаем. Хоть нам и нравится путешествие поездом, но уже хочется встать на твердую землю. Когда же мы приедем в Москву?