Вот уже остались считаные часы… Вова погружен в свои думы, ничто не ускользает от его взгляда, а я тереблю папу: это уже Москва? Не спеши, потерпи, говорит мне папа, помоги мамуле. Наконец-то мы прибыли. но кажется, что еще едем, слышится, как отстукивают колеса. Среди ночи просыпаюсь – поезд стоит. Может быть, это уже Москва, почему мы не едем? «Еще до Москвы далеко, спите спокойно!» Наконец, долгожданное сообщение: «Граждане пассажиры, поезд приближается к столице нашей Родины!» Мы в Москве! После 10-дневнего укачивания трудно сразу прийти в себя. Ноги чувствуют себя странно, они привыкли к движению поезда. Мы останавливаемся в гостинице. Маме надо отдохнуть, ей всех труднее. Здесь у нас будет небольшая остановка, а затем – на Север!
И вот наконец Москва. Я все спрашивала у папы, какая она. А она огромная, «кипучая», «могучая». На все интересно смотреть, ведь я вижу ее впервые: она просто неизмерима! «Вот такой вышины, вот такой ширины!» До сих пор только Хабаровск был первым городом, с которым я слегка познакомилась. С ним лишь могла я сравнивать Москву, если не считать Киева, но я же совсем была маленькой, когда мы там жили. А уж Москва ни с чем не сравнима. Папа обещал меня познакомить с нею: ведь он бывал здесь не раз, хотя и недолго. И мы с папой пошли погулять по Москве, когда пришли немного в себя после столь длительного путешествия. Поехали на ВСХВ – так называлась тогда Выставка достижений народного хозяйства (ВДНХ), а тогда это была Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, с удивительной, ставшей всемирно известной скульптурной группой, устремленной ввысь, «Рабочий и колхозница», которой мы все гордились: наш серп и молот, мы – страна победителей!
«Наш герб – серп и молот», – первокласники читают по своему букварю. На память о выставке папа подарил мне хорошенькую сумочку, кожаную, цвета кофе с молоком. И на ней, в овале, оттиснута конская головка. Очень хорошая сумочка, ее можно носить через плечо или в руке. Я радуюсь, размахиваю подарком – и вдруг, о ужас, сумочка вылетает из моих рук и попадает в какой-то полуподвал здания, около которого мы проходили. У меня уже глаза на мокром месте. Папа прилагает все усилия, какими-то палочками, ветками стараясь «выудить» сумку. И ему это удается. Мы возвращаемся в гостиницу, обедаем, и папа угощает нас прекрасной дыней, сочной, душистой, зеленовато-оранжевой. Мама очень любит дыню, а на Севере, в Заполярье, разве найдешь такую!
После небольшой московской передышки мы снова готовы в путь. А мне хотелось бы побывать на Красной площади, увидеть Кремль, мавзолей товарища Ленина. Любой человек об этом мечтает. Но папа очень торопится, его ждет важная работа, да и мне тоже надо торопиться: учебный год уже начался, а я гуляю. И еще малыш должен у нас родиться, мама все время думает об этом. Я ей должна помогать, заботиться о братике Вове, он еще маленький, а я уже первоклассница. В общем, всем надо спешить. Железная дорога опять зовет нас в путь: на Север, на Север. Уехали мы из лета, а приедем в зиму. Через Ленинград наш путь лежит к Мурманску, это большой порт на Баренцевом море на Кольском полуострове. Папа нам про это рассказывал: про морской порт, который никогда не замерзает, даже в самую холодную погоду, про белые ночи и темные, как ночь, дни, про северное сияние, про фиорды, про огромные корабли из разных стран, причаливающие к нам. По пути встречаются непривычные для нашего уха названия, нас это забавляет: Кандалакша… Ваенга…
На коротких остановках папа выбегает из вагона, чтобы принести нам морошки. Это желтоватые, похожие на малину ягоды, слегка сладкие. Но растут они не на больших кустах, а на коротеньких веточках, как бы припадая к земле. Иногда среди них попадается черника, которая красит наши губы в лиловый цвет. Все это нам с Вовой по вкусу. От Мурманска нам нужно добраться «вплавь» до цели нашего путешествия: города Полярного, на самом берегу незамерзающего Кольского залива, согреваемого теплым течением Гольфстрима. Там будет папина морская служба. Мы переправляемся туда на катере. Небо хмурится, ветер как будто сердит на нас и хочет запугать. Но мы не боимся, ведь мы теперь настоящие моряки. И вот наконец Полярное (или Полярный, как пишут на географических картах). Это теперь наш дом, здесь мы будем жить, работать и учиться. Здесь у нас родится наш младший братик. Но какие здесь буйные ветры! Почти всегда шквалистый ветер. Мне так и кажется, что он хочет меня унести прямо в залив. Полярное – городок небольшой, ровненький, аккуратный, будто разлинован линейкой. Он повернут «лицом» к заливу, где на причале стоят большие и малые суда. Конечно, это город моряков, и на бескозырках краснофлотцев блестят слова: «Северный флот».
Дом, где мы живем, называется «циркульный». И правда, он будто начертан циркулем, полукругленький. Стоит на самом берегу залива, который хорошо нам виден прямо из окон нашей квартиры. Перед нами отчаливают и причаливают корабли, мы стоим с братиком у окна и считаем, сколько их. А дом наш действительно на семи ветрах, перед ним нет других зданий, и потому ветры гуляют здесь в свое удовольствие. Они проникают и в нашу квартиру, и унять их невозможно. Мы стараемся закрыть им вход, чтобы они не так уж хозяйничали. Для этого заклеили на окнах щели, но они все равно приникают в дом. Поэтому надо теплее одеваться и когда выходишь из дома, и когда остаешься в доме.
Мы с папой идем в школу. Он крепко держит меня за руку, и мне спокойно: вот сейчас ни один ветер не унесет меня. Я беспокоюсь: в какой класс попаду, ведь школьный год уже начался, а я опоздала. Сейчас утро, но на улице как будто ночь – темень и ветер. В вестибюле горит электрический свет. Я снимаю с себя шарф и пальто, сдаю все это в раздевалку и по лесенке, ведущей вверх, мы направляемся на прием к директору школы. В кабинете полусумрак. Мягкая мебель, обитая синим плюшем. Все торжественно. Директорша такая важная, но, кажется, добрая. Нас приглашают сесть, дают мне газету. Я должна правильно прочитать, как она называется. Старательно читаю по слогам: «Пра-вэ-да» – «Правда». Директриса ободряет меня и направляет в класс, где дети уже немножко умеют читать. Так я попала в класс Галины Александровны. Это первая моя учительница, у которой я кончила первый класс. Иногда, по утрам, когда папе со мной было по пути, он провожал меня, но чаще я ходила в школу сама. Приходила, обычно не опаздывая, садилась на ступеньки лестницы, но пока переодевалась, звонил колокольчик, и я входила в класс последней. Первый раз, войдя в классную комнату, увидела на стене большую черную доску и мел, три ряда парт и окно у последнего ряда. Я заняла место, которое оказалось свободным, в первом ряду за первой партой, рядом с девочкой, которую звали Рая. Она с радостью приняла меня, сидеть одной ей было скучно. А дети, некоторые, избегали ее из-за того, что у нее остались на лице и руках следы от какого-то ожога. Мы с ней сдружились. Это была тихая, тоненькая девочка с тоненькими косичками. Имя ее было необычное: Рая, Раиса. Она ввела меня в курс классных событий.
Возвращаться из школы гурьбой было веселее, даже ветры не казались такими дикими. Часто случалось, что я не сразу приходила домой, а заходила к кому-нибудь из одноклассниц. Как-то раз у одной девочки (мама ее была на работе) мы наряжались в мамины платья, надевали шляпки, а я так сильно накрасила губы, что потом никак не могла стереть помаду. Так и пришла домой. Мама меня встретила строго: «Возьми носовой платок! Плюнь! А теперь вытирай губы! И чтоб этого больше не повторялось! Смотри, папе скажу!» Попало мне поделом. Задерживаясь после школы и остерегаясь маминых замечаний, я крепко натирала щеки снегом, чтобы сделать вид, что я гуляла около дома, а не ходила по подругам. Но маму провести было трудно, она понимала мои хитрости. Иногда во дворе катался на санках братик Вова, и мы вместе приходили домой. Мама давала нам что-нибудь перекусить, пока варился обед. Кусок хлеба с маслом и сахарным песком – все то, что сверху слизывалось, а хлеб и остатки масла засовывались в разные щели – за буфет, за шкаф и т. д. – и так там оставались, пока мама не находила их. Играли в фантики, читали сказки, слушали пластинки с «Мухой-цокотухой» и другие. Любовались северным сиянием, тем более что из нашего окна хорошо было видно, как начинались полыхания и зарницы, как они пересекались друг с другом красками, цветом и сиянием. Забывалось, что от окна дует, хотелось видеть эту необыкновенную красоту.
В один из таких ветреных дней, когда снежинки переносило с места на место и ветер нес из залива брызги разбивающихся волн, папа посадил меня в санки с бахромой бубенчиков и повез знакомиться с нашим новым братиком. Сороковой, счастливый год, последний предвоенный! Младший братик родился 4 ноября 1940 года. Папа радовался: вот какой замечательный подарок сделала нам всем мамуля к 7-му Ноября – празднику Октябрьской революции! Мы идем с папой в роддом, чтобы посмотреть на этот подарок – новорожденного маленького братика. Мне вспоминается, как четыре года назад папа вез меня (кажется, на этих же самых санках) на встречу с братиком Вовой, дальневосточным, как мы его называем. Тоже была холодная, снежная зима, и я думала, как обрадуется мама черносмородиновому варенью, банку которого я крепко держала в руках. А сейчас нас ожидает мама, чтобы познакомить с новым братишкой. Снег забрасывает нас, ветер крепчает, но мне хорошо. Я сижу как королева, с папой не страшно, ветер не унесет меня в залив. Вот когда я, укутанная, в валенках, как шарик, качусь по дороге в школу, в гору, и все ветры обрушиваются на меня, тогда мне страшновато. Тьма вокруг, и не увидишь, куда тебя занесет. А с папой спокойно и хорошо, да еще на санках! Вот мы и доехали. Поднимаемся по ступенькам и ждем у застекленной двери. Мама появляется, бережно держа в руках спеленутого младенца. Она подносит его ближе к двери, за которой стоим мы с папой. Слегка разворачивает свернутого, и я вижу его крохотное тельце, ножки, ручки, которыми он «приветствует» нас, морщится, готов заплакать. Вот он, наш братик-полярник, такое розово-белое существо! Мама удаляется от двери, унося малыша, а мы возвращаемся домой. Через несколько дней мама вернется вместе с братиком, а я, старшая сестра, буду ей помогать, и Вова тоже – будем с ним играть и оберегать его.