Наш пионерский лагерь располагался недалеко от Ленинграда, на станции Сиверская. Замечательное место. Прекрасное, как акварель, много света, тепла, прозрачной зелени. Мне там виделось что-то сказочное. Небольшой пруд с мостками. Мы там сидели, опустив ноги в воду, и наслаждались светом и теплом. И кормили нас особой едой: суп с индюшатиной. Такого не могло и присниться.
А потом, на этих же мостках, кто-то из ребят прочитал в местной газетке о войне, но не верилось никому, будто бомбили Мурманск. Там я впервые услышала о начале войны. До сознания не доходило. А через несколько дней я увидела дядю Петю. Он приехал сюда из Ленинграда, где учился на юридическом факультете, за мной. Не хотел пугать меня: мол, ты увидишь и маму, и папу, и бабушку.
И вот мы оказались на Ленинградском вокзале. Что там было! Поезд был подан. Все люди стремились сесть в вагон, толкая друг друга. Папы, кажется, не было, он не смог приехать проводить нас. Но главное ему удалось: достать билеты на поезд. Дядя Петя старался посадить всех нас. Сначала это не удалось: кто-то из нас остался на перроне, кто-то смог сесть. Поезд тронулся, а я осталась на перроне с бабушкой, а мама с братиками поехала! Такое случилось не только с нами, но и с другими. Поднялся шум, люди были в панике. Поезд остановили, и мы с большим трудом оказались наконец все вместе, слава Богу! Мама с двумя малышами, я с бабушкой, все мы рядом! Все вместе едем, едем в Казань. Это был счастливый случай. Мои школьные друзья из Сиверской, которых не могли забрать родители, и моя учительница Галина Александровна отступали вслед за Красной армией, а немцы шли за ними по пятам. О ней, как и о ребятах, я больше ничего не смогла узнать. Удалось ли им выжить, удалось ли им уйти от врага? И о Галине Александровне у меня не было никаких вестей. Она осталась с детьми, со своим классом! А нас поезд нес к спасению, и главное, мы были все вместе.
Вот таким горьким образом бабушке пришлось уехать из холодного Заполярья на свою родную Волгу, в Казань, в свои Печищи. Вместе с бабушкой и мамой уехали и мои братья: Витя – ему 8 месяцев, Вова – 4,5 года, я – 9 лет, самая старшая. Маме было 32 года, бабушке – 52. Того, что творилось тогда на Ленинградском вокзале, передать я не в силах. Люди бежали от врага, в этом видели путь к спасению, последний шанс: если им это не удастся, другого выхода не будет. Как мне помнится, нас грузили как попало, не было вагонов, а были какие-то платформы, чтобы вошло как можно больше народу. Может быть, это был действительно последний поезд. Никогда я не видела такого ужаса на лицах людей, такой безнадежности, безысходности, которые превращали их во что-то неуправляемое. Погрузившись на поезд, они почувствовали себя защищенными, спасенными. И их можно простить за эту панику. Я-то не страдала от бомбежек, я была в детском летнем лагере, а вот мама и бабушка, когда фашисты начинали бомбить, брали братцев моих и бежали в бомбоубежище, пробитое прямо в скалах. C грудными малышами на руках бежали под защиту скал. С собой они брали из дому вещички на смену, бутылочки с молоком и все необходимое, чтобы переждать воздушную тревогу.
A потом им предстоял нелегкий обратный путь домой. У мамы Витя на руках, а бабушка тянет Вову. И так – до следующего налета. А теперь в набитом людьми поезде, в духоте, в тесноте все чувствуют себя спасенными, и мы счастливы. Без дяди Пети нам бы это не удалось. А он вернулся в Ленинград, на свой факультет и сразу же ушел добровольцем на фронт. Дорога была трудная, но мы добрались до Казани с Божьей помощью. Это главное, хотя тогда мы не понимали, что на всё воля Божия. Теперь мы далеко от фронта, только папа остался бороться с врагами и защищать Заполярье.
Нас приняла к себе в дом мамина младшая сестра Клавдия Михайловна, которую все называли «Кава», потому что она, будучи ребенком, не выговаривала звук «л», вот и получилось «Кава», «Кавика». На какое-то время мы поселились по ее адресу: Казань, ул. Шмидта, дом 8, кв. 1. Теперь письма от папы будут приходить на этот адрес. Мы приехали усталые, измученные и, конечно, страшно голодные. У тети для нас была приготовлена волшебная жареная картошка. Аппетитно подрумяненная, с кусочками свиного сала. Хотя я сала и не любила, на сей раз все было так вкусно. У тети одна комната, она теперь будет разделять ее с нами, т. е. с мамой и тремя детьми. У тети – сын Лёня, немного постарше меня, и муж – Всеволод Строганов. Он был на фронте, получил ранение и теперь находился в Казани на лечении и отдыхе. Он очень гордился орденом и иногда, оставляя записочку жене, подписывался: «Орденоносец Строганов». Он работал директором рынка. Носил гимнастерки, был хвастуном и нам всем был несимпатичен из-за своей грубости. С тетей он обращался непозволительно грубо, рукоприкладствовал. И лицо у него было как бы лошадиное, и зубы прокуренные, серовато-рыжие, и Лёньку эксплуатировал почем зря: это был не его сын, а от первого тетиного брака, который не был зарегистрирован.
Окончено 01.07.2009, Бухарест