– Что это означает практически? – Истина зачастую кроется в деталях, Эрик это знал, как знала это и Бреда.
– Тут возможны варианты, – сказала она.
– Какие? – поинтересовался Эрик, почувствовав, что матриарх подводит его к необходимости принять некое решение, смысл которого станет понятен только после дополнительных разъяснений.
– Ты можешь остаться тем, кто ты есть, Эрик. В этом случае ты получаешь свою долю кланника, являющегося членом семьи и имеющего отношение к Осевой линии. Это порядка полутора миллионов золотых кредов империи – вы их, кажется, называете империалами, – и статус потомственного дворянина.
– Но по-прежнему доверять мне в империи, скорее всего, уже не будут.
– Тебе виднее, – чуть пожала плечами Бреда. – Но, с другой стороны, они же и сейчас подозревают, что ты имеешь родственников на Холоде, но тем не менее послали тебя сюда с дипломатической миссией.
– Полагаю, все дело в том, что ожидаемые дивиденды превосходят те уступки, на которые вынуждено пойти мое начальство.
– Любопытное сравнение, – усмехнулась собеседница. – Но думаю, что так все и обстоит. Преимущества твоего положения с лихвой перекрывают возможный ущерб, связанный с твоей лояльностью. С флота тебя скорее всего не уволят, но карьера будет ограничена исключительно строевыми должностями низшего и среднего звена.
– Ну, я на большее никогда и не претендовал.
– И зря, – едва ли не с оттенком гнева в голосе возразила матриарх, – потому что нобль Холода Мориц Вильф – это Betitelter Adel, титулованная знать. В ваших терминах как минимум граф, но мы можем потребовать признания тебя герцогом или князем. Надо же нам в свете нынешних отношений с империей Торбенов найти приемлемый эквивалент нашим титулам?
– Наверное, – пожал плечами Эрик. Это был отнюдь не тот вопрос, который занимал его сейчас или станет занимать в будущем. Во всяком случае, так ему это представлялось. Он и так уже получил больше титулов, чем мог ожидать, и уж точно больше, чем нужно пилоту ракетоносца.
– Совсем не интересно? – Сама Бреда своего интереса не скрывала, но, скорее всего, интересовал ее не сам обсуждаемый вопрос, ей любопытна была реакция Эрика.
– Я строевой офицер, – попробовал Эрик объяснить свое видение вопроса. – Пилот ракетоносца. Титул ничего в моей жизни не изменит. Ни в жизни, ни в моем общественном положении, – тем более что я и так уже кавалер и граф, – ни в самоощущении. Я тот, кто я есть, и никем другим быть не могу и не хочу.
– Хорошая позиция, хотя и спорная.
– Я говорю о себе. Другие могут думать иначе, – пожал плечами Эрик.
– Вот я и есть другая, – неожиданно улыбнулась матриарх. – Поэтому я смотрю на твои перспективы под другим углом зрения. Впрочем, есть еще одна причина…
– Вы знаете то, чего не знаю я.
– Именно так.
– Расскажете?
– Непременно, – кивнула собеседница. – Как ты думаешь, зачем я тебя пригласила в свой личный кабинет? Именно за тем, что прежде, чем принимать решение, тебе стоит кое-что узнать.
На данный момент у Эрика имелась пара-другая идей относительно всех этих тайн мадридского двора, но предположения, как говорили люди на Старой Земле, к делу не подошьешь.
– Вам так и не удалось воспроизвести этот генотип?
– Ума тебе, Эрик, не занимать! – подтвердила его догадку матриарх. – Переселение и борьба за выживание длинный и трудный процесс. Здесь, По Эту Сторону Пустоты, случилось то же самое, что произошло у вас, в империи и вообще везде По Ту Сторону Пустоты. Нам пришлось нелегко, Эрик. Впрочем, ты ведь об этом знаешь. У нас, как и на других человеческих мирах, произошел Откат. В каких-то отраслях знания мы все-таки удержались на плаву, – ведь мы изначально являлись прежде всего сообществом ученых-либертарианцев, – а в каких-то других мы не сумели сохранить тот потенциал, который существовал на Старой Земле в середине двадцать первого века. И генетика как раз одна из тех областей знания, в которой никто – ни мы, ни вы – все еще не достигли того научного и технологического уровня, который позволил Вилковой, Фокину и Мозесу создать совершенно новый человеческий вид. Не обольщайся, Эрик, ты не человек в том смысле, что ты не Homo sapiens[63]. Ты представитель совершенно нового вида рода людей, Homo ingeniosus – Человек талантливый. Твой генофонд уникален. Даже в двадцать первом веке на Старой Земле никто не смог совершить настолько грандиозный научный прорыв. Генотип Вильфов не поддается расшифровке. Мы просто не знаем, где спрятаны твои сокровища. Скорее всего, дело в структуре тех генов, которые содержит твой наследственный материал. Определенно мы знаем, что твой геном несколько больше стандартного генома человека. Двадцать четыре тысячи активных генов при том, что у обычного человека их всего чуть меньше двадцати двух тысяч. Ваши генетики, я имею в виду имперских специалистов, пока не могут даже секвенировать[64] геном, а ведь на Старой Земле полное секвенирование генома человека было завершено в первой трети двадцать первого века. Мы умеем чуть больше. Сохранили многое, но, увы, не все. Так вот, Эрик, три факта о твоем генотипе. Во-первых, он, как я уже сказала, уникален. Во-вторых, он воспроизводится только естественным путем и только при соблюдении неких правил, о которых мы поговорим отдельно. И в-третьих, каким-то образом твой генотип защищен от копирования. Тебя нельзя клонировать, Эрик, даже если бы мы умели клонировать человека, но мы этого, к слову, не умеем. Ни клонировать, ни использовать твое семя для экстракорпорального[65] оплодотворения. Ничего. А между тем твой геном крайне важен для нашей цивилизации и нашего клана, и дело тут не в расовых предрассудках или идеологии «чистоты крови», – хотя и это не пустяк, – а в том, что твой и еще несколько таких же древних генотипов позволяют своим носителям принимать знания и умения напрямую с матрицы, воспроизводящей знания и умения других людей.
– Что значит напрямую? – несколько растерялся Эрик, попробовавший представить себе, что бы это могло означать на самом деле.
– А то и значит, – не без грусти усмехнулась женщина. – Видишь ли, Эрик, у нас осталась кое-какая древняя аппаратура. Сейчас такую, насколько я знаю, никто делать не умеет. Мы пытаемся ее воспроизвести, но пока ничего толком не получается. Утерянное знание, утраченные технологии… Ты даже представить себе не можешь, сколько всего мы потеряли на пути к звездам! Но речь о другом. Когда-то, почти перед самым бегством с Земли, была разработана технология копирования нейронных цепей. Знания и умения – суть нейронные цепи, возникающие в мозгу человека в процессе обучения, тренировок… Ну, ты понимаешь. Скопировать этот нейронный рисунок и перенести из одного мозга в другой, вот что позволяет эта технология.
– Звучит заманчиво, – согласился Эрик. – То есть или я, или мое потомство потенциально…
– Могущественны, – закончила за него матриарх, – так как можете стать практически кем угодно. Интеллект и физическая сила позволяют вам принимать любые наборы знаний и умений без каких-либо известных мне ограничений.
– Звучит многообещающе, – согласился Эрик, невзначай примерив на себя роль адмирала или кого-нибудь еще в том же роде.
– Тогда перейдем к делу. Хочешь кофе?
– Хочу, – кивнул Эрик. – И кофе, и сигару, но сначала один вопрос.
– Спрашивай! – женщина щелкнула пальцами и произнесла прямо в воздух: – Два кофе по-итальянски из Параибы и трансваальский Колорадо Перфекто для нашего гостя!
– Итак, что за вопрос? – посмотрела она на Эрика.
– Вилкова и Фокин помогли и другим родам?
– В принципе, да. Их лаборатория в Женеве занималась именно этим – созданием нового вида человека. А в качестве генетического материала использовались клетки сотрудников и друзей. Но все закончилось взрывами и пожаром. Потом было бегство. В общем, лет пятьдесят нам было не до генетических исследований. А к тому времени, как они возобновились, ни Фокина, ни Вилковой уже не было в живых. Мозес умер еще раньше. Ушли все сотрудники лаборатории, как, впрочем, и те ученые, кто когда-то работал в Петербурге. Но остались Вильфы и три младших семьи у нас. И еще одиннадцать линий в других кланах, но из них до наших дней дотянули, к сожалению, только семь генотипов. Два-три примерно такого же уровня, что и твой, остальные – слабее. Это все ведь были экспериментальные модели…
– Понимаю. – Эрик и в самом деле начинал понимать, участником какой серьезной игры он, сам того не подозревая, вдруг оказался. Догадывался он и о том, что за «дурость» повлекла его родителей на Ту Сторону Пустоты. Наверняка ведь потащились за кладом: за архивами женевского и петербургского институтов. Впрочем, пока это была не слишком актуальная гипотеза, и станет ли она актуальной, зависело от слишком многих факторов, большинство из которых были Эрику пока неизвестны.
– Это хорошо, что ты понимаешь. Еще вопросы?
– Расскажите мне, Бреда, зачем я вам нужен на самом деле, и в каком качестве я вам нужен? Мы ведь об этом говорим?
– Именно так, – не стала спорить матриарх. Тут ведь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, куда она клонит, к какому решению подталкивает Эрика. Но он, собственно, и не возражал. Его же не в двойные агенты вербовали. А предложение, которое должно было вот-вот прозвучать, могло оказаться не только приемлемым, но и в высшей степени интересным. Для самого Эрика интересным, а не только для Бреды Вильф. Важны были – впрочем, как и всегда – лишь условия и обстоятельства, суть вопроса и его цена. Покупать кота в мешке Эрик не собирался, но от него этого никто, кажется, и не ожидает.
Между тем в кабинет матриарха принесли маленький столик, поставив его между двух кресел, в которых расположились собеседники, подали кофе в фарфоровых чашечках и принесли Эрику сигару, пепельницу, гильотинку и сигарные спички. В общем, этикет был соблюден, хотя и отличался в деталях от того, к чему Эрик успел привыкнуть в империи и по пути на Холод.