– А когда ты можешь быть в Остине?
– Часов в шесть вечера, как смотришь? – предложил Эрик, прикинув расклад скоростей и расстояний.
– Значит, в восемнадцать ноль-ноль.
– Только я приду не один, – предупредил Эрик и объяснил, опережая вопрос: – Приду с приемной дочерью. Ее зовут Эсме, ей девять лет, и она обожает сладкие фрукты и шоколад.
– Я распоряжусь, – улыбнулась наместница Ма, ни взглядом, ни жестом не показав своего удивления.
В результате Эсме получила невероятный десерт – салат из фронтиронских яблок, груш и апельсинов, залитый шоколадом и скрытый под горой взбитых сливок. Все это было так красиво и так восхитительно пахло, что девочка долго не решалась разрушить этот шедевр кондитерского искусства. Эрик старался на нее в этот момент не смотреть, чтобы не смутить, но все равно нет-нет да поглядывал.
– Спасибо за десерт! – сказал он, наконец, оборачиваясь к Ирине. – Обед был просто выдающийся, но десерт превзошел все ожидания!
– Хорошая девочка, – чуть улыбнулась наместница. – «Сантимент» пробил или вляпался в очередное приключение?
– Даже не знаю, что тебе сказать, – пожал плечами Эрик. – Само собой как-то вышло. Спонтанное решение на фоне экзистенциального кризиса[95]. Как тебе такое объяснение?
– Красиво и непонятно, – чуть улыбнулась женщина. – Раньше ты был проще.
– Все мы меняемся, – пожал он плечами, – просто некоторые быстрее других.
– Кто-нибудь может занять ребенка? – спросил он через мгновение.
– Сейчас организуем. – Ирина шепнула несколько слов в коммуникатор, и тут же, словно только того и ждали, – но, скорее всего, именно так, поскольку находились в готовности, – в столовую впорхнули две самые юные из ее помощниц. Веселые и впечатляюще раскованные, они уже через пару минут всецело завладели вниманием Эсме, так что Ирина и Эрик смогли покинуть комнату и пройти в кабинет сибирской наместницы.
– Тут можно говорить?
– Можно. Практически самое охраняемое место в посольстве.
– Тогда к делу. – Эрик и сам не знал, зачем он это делает, но интуиция подсказывала, что он поступает правильно. – Я кое-что узнал про нас четверых.
– На той стороне?
– Именно! – кивнул Эрик. – Там сохранилось чуть больше знаний по генетике. Но я о другом. Нас – я имею в виду таких, как ты и я – теперь пятеро.
– Кто пятый? – заинтересовалась Ирина.
– Пятая – моя дочь.
– Я так понимаю, что речь идет не об Эсме.
– У меня появились дети, – Эрик не собирался рассказывать Ирине всю эту историю от начала и до конца, но кое-что сказать был все-таки должен. – Кто, что – не важно. По факту, шестимесячные близнецы. Мальчик обыкновенный, хотя, скорее всего, когда вырастет, станет точной моей копией. А вот девочка такая же, как мы с тобой. Я ее чувствую.
– Невероятно!
– Еще как! – подтвердил Эрик. – Нашлись мои родственники, но это отдельная история. А сейчас главное – я похож на своего отца, сын похож на меня, дочь похожа на мою мать…
– Ты нашел родителей? – Прищурилась Ирина.
– И да, и нет, – криво усмехнулся Эрик. – Они погибли, когда я был совсем маленьким. Но вот что важно. Мой род ведет начало от двух ученых-генетиков, работавших на Старой Земле. Их звали Ирина Вилкова и Борис Фокин. И еще одно имя – Стефан Мозес. Он тоже был ученый и, по-видимому, занимался репродуктивной медициной. Все это происходило больше четырехсот лет назад. Могу назвать также два адреса: Международный Институт Биологических Исследований в Женеве и Институт Генетики Петербургского университета. Это, если ты не в курсе, тоже на Старой Земле. И Петербург – это город в Древней России. Если учесть, что вы трое происходите из одной и той же русскоязычной общины, а мои предки тоже явно были из России… Дальше думай сама.
– Это прорыв! – подвела итог своим размышлениям Ирина Ма. – Теперь мы хотя бы знаем, где искать!
– Есть еще одна идея, но она тебе не понравится.
– Излагай.
– Если бы ты или Алена, а еще лучше обе сразу родили от Павла…
– Думаешь, получился бы супермен?
– Мои родственники этим делом занимаются на полном серьезе, – объяснил Эрик. – Пытаются, я так понимаю, возродить наш вид.
– Вид?
Идя к Ирине, Эрик четко знал, где проходят границы возможного. Он не собирался рассказывать ей о своих догадках относительно «технологического клада», как не собирался и посвящать ее во все тонкости своей генетики. Сибирь ему не родина. А Эрик даже не был уверен, что захочет сообщить свои тайны империи или Холоду. Про троих-то с Сибири он никому не рассказал. Но, с другой стороны, могло так случиться, что сибирская троица – это его народ. Его племя или раса, если, конечно, Бреда ему не наврала. И совершенно очевидно, что, по крайней мере, на данный момент сибиряки – его союзники.
– Они про вас троих не знают, – сказал он вслух. – Я им не рассказал, но про меня предполагают, что я потомок каких-то искусственно выведенных «новых» людей: не Homo sapiens, а Homo ingeniosus – Человек талантливый.
– Так это они что, под тебя кого-то подложили в целях правильного спаривания?
– Да.
– Вот же… экспериментаторы! Но спасибо. Информация ценная, да и предложение твое звучит заманчиво. Жалко только, что Павел с женщинами не спит. Впрочем, можно экстракорпорально…
– Нельзя, – покачал головой Эрик. – Не знаю уж зачем это было нужно древним, но там существует какой-то встроенный механизм в этих генах. Типа биологического замка. Так что размножение возможно только естественным путем. Но на меня не рассчитывайте! – остановил он Ирину, мысли которой склонялись к наиболее рациональному решению проблемы. – Мне еще за прошлые грехи перед своей девушкой каяться придется, так что от новых пока воздержусь.
– Ладно, мы тебе и так по гроб жизни обязаны, – отмахнулась Ирина. – Есть еще что-то или это всё?
– По поводу нашего происхождения, увы, всё, но есть кое-что еще, что тебе следует знать. Там и тогда, где и когда создавался наш генотип, много всего умного насоздавали. Наука была на подъёме.
– Это, Эрик, я и без тебя знаю. У нас на Сибири остались кое-какие записи, но, увы, ничего конкретного. Только описания…
– Ну, а у моих родичей на Холоде сохранились и кое-какие технологии, и среди прочего сохранился такой аппарат, с помощью которого можно сначала сделать слепок с чей-нибудь памяти, а потом другому человеку «пересадить» такую память прямо в мозг.
– Я о таком читала, но самого аппарата у нас нет.
– А у моих родичей есть, но закавыка в том, что переписать чужую память можно отнюдь не в каждый мозг. Мозг не выдерживает. Но они таких людей, которые способны принять чужую память, умеют как-то определять, но вот кто совершенно точно подходит для записи, это я. Ну, и вы трое, наверное. Предположительно.
– Что они тебе записали?
Эрик высадился на Фронтир в штатском. Их с Эсме доставил прямо в Остин бронекатер с крейсера, ну а дальше они добирались до посольства на такси.
– Кто командует флотом Холода, знаешь?
– Да, разумеется. Адмирал Шлезингер. Мы с ней еще с того времени знакомы.
– У нее в подчинении три эскадры.
– Знаю, – кивнула заинтригованная словами Эрика Ирина. – Нам сообщили с имперской базы. Девятая, сорок третья и тридцать седьмая эскадры.
– Тридцать седьмой эскадрой командую я, – усмехнулся Эрик.
– Значит, вице-адмирал Мориц Вильф – это ты?
– Выходит, что так…
Канал связи открылся без четверти двенадцать. Практически в полночь. Эрик только что отправил Эсме в постель и успел переговорить со своим начальником штаба. Хотел еще связаться с адмиралом Шлезингер – было у него несколько вопросов, которые следовало обсудить, – но не успел. Пиликнул коммуникатор, и узел связи на станции «Конкорд» сообщил, что лейтенант Вера Мельник находится в пределах доступа.
– Соединять? – Запрос узла связи.
– Да, – подтвердил Эрик свой вызов. – Соединить.
– Соединяю.
И сразу же на виртуальном дисплее возник список станций подключения. Последней из них оказался ФР-3 – третий флотский ретранслятор в системе Эно.
– Здесь лейтенант Мельник!
Флотский трафик – это лучший вариант межсистемной связи из всех возможных, но ребята с «Конкорда» постарались от души, включив Эрика в приоритетный список первой категории. На самом деле, как командующий союзной эскадрой, по официальным каналам он мог получить даже высший приоритет, но не хотел выставлять свои отношения с Верой на всеобщее обозрение. Однако первая категория оказалась ничуть не хуже. Слышимость была идеальной. Запаздывание сигнала – совсем небольшим: всего семь секунд. Так что, немного приноровившись, говорить можно было, как если бы разговор происходил в режиме реального времени.
– Здравствуй, Вера. Это…
– Эрик?!
– Так и есть. Ты на Эно?
– В системе.
Вера говорила сухо и как-то отрывисто, что могло быть плохим признаком, но, возможно, она просто нервничала.
– Долго там пробудешь?
– Эрик, это…
– Это защищенная линия, так что, если без имен и номеров частей, можно говорить.
– Наверное, неделю или две. Мы кого-то ждем, но нам не сказали, кого.
– Ты служишь на прежнем месте?
– Да. Постой! – вдруг взорвалась она. – Что за расспросы?! Я тебе кто, младший чин? Ты исчез почти на год, и ни слуху ни духу. Вернулась Анна. Несет какую-то околесицу. Да и твое письмо! Ты что, тогда намылился душу богу отдать? Что молчишь?!
Орать Вера умела. Что есть, то есть. Темпераментная девушка.
– Так ты мне слова вставить не даешь!
– Кобель!
– Э-э… – Эрик сделал вид, что не понял, куда дует ветер. – Ты о чем?
– О твоей Катьке, как ее там! То она пишет, что ты на ней женился, то извиняется. Бардак, а не отношения! Вы, вообще, там, на Холоде, в своем уме? Что у вас там, война или брачный сезон?!
– Вера! – пришлось повысить голос. – Я через семь дней буду на Эно. Организую тебе увольнительную. Сядем где-нибудь или встанем…