Обняла за плечи, увела в детскую. И долго, пусть не очень умело, но искренне успокаивала. Рассказывала истории (ими щедро снабжал новый Женин чудо-доктор Викентий Ильич), как пациенты и после десяти лет комы встают.
– Но я хочу, чтобы мама уже этим летом поправилась, – сонным голосом попросил Митя.
– Будем прилагать все силы, – пообещала Садовникова.
Ей самой очень хотелось, чтобы Женя действительно встала на ноги. И осталась с Денисом. Мальчика стал бы воспитывать красавец-авантюрист, а не его родной отец, поспешивший похоронить супругу и плевавший на горе сына.
Когда Митя наконец заснул, Таня сначала собиралась ехать домой немедленно, но передумала. Заварила себе чаю, подошла к телевизору, где Максим угасал над доброй порцией коньяка.
Увидев ее, он вскинул набрякшие веки и сурово выдал:
– Я все равно скажу ему правду. Нельзя всю жизнь мальцу мозг пудрить.
– Но в чем смысл? Зачем его надежды лишать?
– Затем, что перспектив нет. Скоро школа. Как-то устраиваться надо. Пешком он отсюда не дойдет, а я его возить не могу.
– И как вы думаете устраиваться? – вкрадчиво спросила Татьяна.
– С тещей буду говорить. Если не возьмет – тогда в интернат.
«Ох, когда жена твоя очнется – расскажу ей, как ты с сыном поступать собирался!» – мстительно подумала Садовникова. И резко спросила:
– Зачем Женя девятнадцатого июня в Донской ездила?
– Куда? – искренне удивился Максим.
– Город Донской, Тульская область.
– Это кто тебе сказал?
– Митя.
Безутешный супруг насупился:
– Вечно у него фантазии! И ты еще поощряешь!
– И все-таки?
– Девятнадцатого? Это какой день был?
– Суббота.
– Не ездила она никуда. На работе сидела. У них какая-то проверка нагрянула. С чего Митька взял про Донской?
Про фотографии Таня рассказывать не стала. Едко сказала:
– Что-то вы вообще ничего не знаете. А зачем Женя двадцатого четвертого июня отгул брала?
– К родителям моталась. Тещу к врачу возила.
– А из-за чего вы поссорились, когда она домой вернулась?
Максим взглянул в недоумении:
– Как мне еще было реагировать? Разве нормально женщине домой в два часа ночи являться? И на звонки не отвечать? Ясное дело: я психанул.
Таня взглянула на часы:
– Я, например, сегодня тоже раньше двух домой не попаду.
– Ну, ты свободная женщина. И делом занята была. А они с мамочкой своей чаи распивали, пока я тут колотился.
– Митя разве не в десять вечера спать ложится? – сладким тоном спросила Таня.
– Ну все равно ж. Надо дома быть. При ребенке, – отозвался он кислым тоном.
– Понятно.
Таня сухо пожелала спокойной ночи. До чего ее бесил этот мужчина! Даже не удержалась, сев в машину, и дала волю гневу. Вдавила газ, разогналась почти до двухсот. Еле вписалась в поворот, с трудом выровняла «Инфинити», сбросила скорость. Все, Таня, успокойся. Лучше подумай. Зачем все-таки Женя ездила в Донской? И где на самом деле провела последний день своей осмысленной жизни?
Уже второе утро подряд его будили женщины.
В этот раз блямкнуло сообщение от Зои – той самой бухгалтерши из «Пегасуса», положившей на Ходасевича глаз.
«Вспомнила кое-что про Женю. Можем сегодня встретиться? Я работаю до 18.00».
Он увеличил аватарку, рассмотрел фотографию отправительницы. При личной встрече Зоино лицо показалось ему весьма заурядным, но здесь то ли фотошоп, то ли ракурс удачный. Тонкие черты, аппетитные губы, проникновенный взгляд. Куда свежее и моложе, нежели бывшая супруга Юлия Николаевна. Но одиночество в глазах так и плещет. Какая там у нее информация? Или это просто повод открыть охоту? Ждала-ждала тщетно, пока в итальянский ресторан позовет, и решила сама проявить инициативу?
Впрочем, Ходасевич никогда не обижал дам отказом. Ответил. Предложил встретиться в ближайшем к фитнес-клубу итальянском ресторанчике с неплохим рейтингом, даже рубашку потрудился погладить.
Зоя явилась принаряженной. Снова быстрый взгляд на безымянный палец его правой руки, преданная улыбка, мягкий голос:
– Спасибо, что откликнулись.
– Буду благодарен за любую информацию касательно Жени.
– Ну, я не знаю, – зажеманилась бухгалтерша, – может, вам и не поможет никак.
– Значит, просто пообщаюсь с красивой женщиной. По бокалу вина?
– С удовольствием.
Сидит прямо, лицо старается в три четверти оборачивать – посоветовали, наверно, выгодный ракурс.
– А пиццу себе позволим?
– Нет-нет, мне только салат. Пожалуйста, «Цезарь».
– Я общепитовскому «Цезарю» не доверяю, – улыбнулся Ходасевич. – Как-нибудь приглашу вас на рукотворный. Придете?
– Вы еще и готовите? – возликовала Зоя.
«Такую только пусти – сразу начнет мебель переставлять», – беззлобно подумал Валерий Петрович.
Заказал вино (из дорогих), салат, две пиццы.
– Зачем две? – удивилась Зоя.
– Надеюсь вас соблазнить.
Тон получился многозначительным, и бухгалтерша просияла.
Отхлебнула крошечный глоточек, откусила крошечку от гриссини, вздохнула печально:
– Вот вроде и не дружили мы с Женей, а скучаю по ней. И вы еще душу разбередили. Теперь переживаю: вдруг не просто так с ней беда?
– А есть основания?
– Не знаю, конечно. Но я вспомнила одну ее фразу странную. Вот смотрите. Шестнадцатого июня она говорит, что будет мстить. А двадцать четвертого – у нее вдруг инсульт. Разве не подозрительно?
– Она сказала, что будет мстить? – напрягся Валерий Петрович.
Зоя сразу засуетилась:
– Ну… не прямо так сказала. Но что-то вроде: «Я этого не оставлю».
– Что она не оставит?
– Да грустная история, – закручинилась Зоя. – Была у нас в «Пегасусе» дочь полка. Девчонка совсем. Лидочкой звали.
Женя
«Пегасус» в качестве места работы она выбрала за то, что директор здесь – женщина, тоже мама. Соглашалась считать утренник в детском саду за уважительную причину, отпускала на больничный по ветрянке.
Говорила:
– Пока налоговая довольна – я ничего против ребенка не имею.
Женю такой подход устраивал. И если пропускала работу из-за детских мероприятий, потом высиживала до упора.
Когда дебет изящно сходился с кредитом, она испытывала законную гордость. Непростая задача в огромном фитнес-клубе, где постоянно то акции скидочные, то платные занятия добавляют, полно помещений в аренду, абонементы на возврат.
Менеджеры и бухгалтерия сидели, по современной моде, в одном большом «аквариуме», но главному, по счастью, полагалось отдельное помещение. От предыдущей хозяйки кабинета остались герань, фиалка, картина с тремя богатырями и потемневший от бесконечных чаепитий заварочный чайник. Женя сначала хотела выбросить архаизмы, но потом решила: пусть останутся, для уюта. Еще и новых красок добавила: завела себе шаль, настенные часы с громким тиканьем. Ручку прицепила на цепь, чтоб не тырили. Девчонки, когда заглядывали, косились насмешливо, но Женя никогда не стремилась мериться с кем-то модностью-крутостью, а сейчас тем более не до соревнований. Митюша, семейное гнездо, работа – вот теперь ее жизнь.
В клубе полно самцов на тестостероне, вечно музыка гремит, кипят любови-страсти, а в кабинетик юркнешь – сразу тихо, спокойно. Поначалу она держалась особняком, от коллективных дней рождений старалась увиливать, но постепенно оттаяла, прижилась. С губастенькими инструкторшами говорить особо не о чем, но среди менеджеров и бухгалтеров попадались нормальные. Тоже мамочки. Пили вместе чай, обсуждали детские развивающие методики, скоростными кулинарными рецептами делились.
Юные инструкторши от «клуш» держались особняком. И только молодая тренер по плаванию, Лидочка, – хотя холостая, и подтянутая, и красотка – проводить время предпочитала с ними.
Сослуживцы просветили: у девочки сложная судьба. Родителей нет, воспитывалась в детдоме – к двенадцати годам научилась курить и воровать. Однажды вместе со старшими отправилась вроде как в бассейн. Прослышали: шкафчики в раздевалке открываются запросто, шпилькой. И всей компанией попались. Директор рвался вызвать милицию, но девчонки горько рыдали, и пожилая тренерша уговорила пожалеть. С единственным условием: все юные воровки будут ходить к ней на секцию. Старшие – едва вырвались из полона – стали над простодушной бабкой ржать. И только впечатлительная Лида – она ведь дала слово! – отправилась на занятия.
Плавать ее прежде никто не учил, и дети веселились, когда здоровая кобылка одна плескалась в лягушатнике. Но девочка оказалась способной. Через неделю уже держалась на воде, а полгода спустя легко обгоняла насмешников – хоть кролем, хоть баттерфляем.
Тренер искушала большим спортом, олимпийскими медалями, и Лидочка честно пыталась соревноваться, тянуться до сборной. Ей удалось сменить детдом на спортивный интернат. Но серьезных побед не получилось – чемпионов с пяти лет растят, а она начала в двенадцать. Однако первый взрослый разряд выполнила. А главное, спиртное, сигареты, воровство остались в прошлом.
Пожилая тренерша продолжала Лидочку опекать. Помогла подготовиться в институт физкультуры, а на первом курсе в фитнес-клуб устроила – чтоб не голодала девочка на стипендию. Прочие юницы тренерами работали больше для удовольствия, чтоб мужиков снимать, а ей действительно выживать приходилось.
Сердобольное старшее поколение девчушку жалело. Женя (хотя до старухи ей далеко) тоже принимала участие в коллективном шефстве над бывшей детдомовкой. Лида чуть ни каждый день забегала в старомодный бухгалтерский кабинетик. Поливала по личной инициативе фиалки с геранями, угощала печеньками домашними, шарф, собственноручно связанный, в подарок принесла. Жене поначалу казалось: скучная скромница безо всяких амбиций. Но как-то разговорились, и Лида обмолвилась: тренерскую работу она ненавидит.
– Та же обслуга. Хуже, чем официант.
Женя заинтересовалась: