— Однако мне в этом деле непонятно, Тим, — медленно произнес Шейн, потихоньку смакуя коньяк и стараясь, чтобы его голос звучал небрежно. — Что за соглашение он заключил с Гротом? В частности, — быстро добавил он, — был ли договор на публикацию подписан, скреплен печатью, а права переданы… официально и окончательно.
Глаза Рурка заблестели. Он узнал нарочито небрежный тон Шейна, и в нем тут же пробудился интерес.
— Должно быть, он заключил с Гротом что-то вроде договора, иначе он не стал бы трубить об этом на весь мир.
Шейн глотнул ледяной воды.
— Но мне интересно, был ли он оформлен у нотариуса. Давай сведем вопрос к этому, Тим. Грота никто не видел в живых после половины восьмого вечера вчерашнего дня. Есть ли у вашей газеты недвусмысленное согласие Грота, дающее вам законное право на публикацию дневника?
Блеск в глазах Рурка стал еще более заметным.
— Думаешь, с Гротом что-то случилось?
— Только держи язык за зубами, — тихо предупредил Шейн. — Грот мертв. Примерно с восьми часов вчерашнего вечера. Предполагается, что как раз в это время он должен был встретиться с Беатрис в доме Хоули. Так что теперь вопрос достаточно прост: обладает ли «Ньюс» полномочиями на публикацию, как говорится, без дальнейших церемоний?
— А Джоэл знает, что он мертв?
— Официального сообщения еще не было. Но тот, кто его пристукнул и бросил в залив, знает наверняка.
— Джоэл?! — Блеск в глазах Рурка превратился в настоящий огонь.
— Ты знаешь его лучше, чем я, — пожал плечами Шейн. — Может ли он убить человека ради сенсационного репортажа? Вот это я и имею в виду, — быстро продолжал он, прежде чем Рурк успел ответить. — Предположим, Грот раздумал отдавать свой дневник для публикации… и сказал об этом Кроссу. Как бы тот на это отреагировал?
— Да Джоэл родную бабку может задушить, если она встанет у него поперек дороги, — съязвил Рурк.
— Но настолько ли важен для него дневник?
— Понятия не имею. Я ведь его не читал. Почему бы тебе не расспросить самого Джоэла?
— Непременно, — ответил Шейн. — И прямо сейчас. — Он поднял свою рюмку и с минуту изучал ее. — Но прежде я хотел бы узнать о Кроссе еще кое-что. — Он замолчал, хмуро разглядывая коньяк и пытаясь сосредоточиться. — Что значат деньги для Джоэла Кросса? Сами по себе? То есть если он встанет перед выбором: или взять хороший куш наличными, или иметь возможность произвести фурор… что он предпочтет?
Рурк пожал плечами.
— По-моему, это зависело бы от размера куша и от размера возможного фурора. Майкл, почему бы не поставить вопрос прямо? Я так понимаю, что ты гадаешь, какая конкретно сумма убедит Джоэла отказаться от намерения напечатать дневник?
— Что-то в этом роде.
— Но почему, Майкл? — Рурк схватил его за плечо с такой силой, что Шейн почувствовал впившиеся в него длинные ногти. — Зачем тебе это надо? У тебя-то какой интерес?
— Я не говорил, что не хочу, чтобы дневник не был опубликован. Но мне известно, что есть определенные заинтересованные стороны, готовые заплатить кучу денег, лишь бы дневник не попал в печать. И мне интересно, что важнее для Кросса — слава или деньги?
— Не думаю, что на этот вопрос можно дать определенный ответ, — задумчиво сказал Рурк. — Столько денег… Насколько велика слава? За миллионы зелененьких, например, ты можешь купить с потрохами любую газету.
— Да, — пробормотал Шейн. — Я понимаю, здесь слишком много неясного. — Он вздохнул, допил свой коньяк, запил его водой и отодвинулся от стойки. Оглянувшись, он увидел, что Кросс уже оставил своих собеседников и сидит один в дальней кабинке, а официант накрывает на стол перед ним. — Не представишь меня своему приятелю?
— Конечно. — Рурк поднялся и тихо спросил: — Мне присутствовать?
— Думаю, не стоит, Тим. Как только я в этом разберусь, я расскажу тебе всю эту проклятую историю.
Пока они шли к кабинке Кросса, Шейн держался позади Рурка. Остановившись, Рурк обратился к молодому репортеру:
— Ну, Джоэл, ты на крючке. Если у тебя есть какие-либо преступные тайны, держи рот на замке, потому что перед тобой Майкл Шейн собственной персоной.
Кросс повернул свою квадратную задиристую физиономию к детективу, и его верхняя губа слегка приподнялась.
— Я слышал о вас, — сказал он тоном, свидетельствующим о том, что лично он отнюдь не в восторге от услышанного. Из-за толстых линз на Шейна смотрели тусклые голубые глаза.
Кросс на мгновение заколебался, когда Шейн добродушно улыбнулся и протянул ему руку, объяснив:
— Это я попросил Тима представить меня вам.
— Зачем? — Кросс с явной неохотой протянул ему свою широкую ладонь, оказавшуюся жесткой и холодной.
Шейн быстро отпустил ее и, не дожидаясь приглашения, уселся напротив Кросса. Он не ответил на его вопрос, задав вместо этого свой:
— Не выпьете со мной?
— Я не употребляю алкоголь, — буркнул Кросс и настойчиво повторил: — Зачем я вам нужен?
Шейн положил руки на стол и, ссутулившись, наклонился вперед, чуть скосив глаза на Рурка, который все еще стоял рядом. Рурк выразительно приподнял брови.
— Ну, ладно, вы тут отдыхайте, а я пошел, — сказал он и отправился обратно к стойке.
Кросс сидел совершенно прямо, расправив плечи, его близорукие глаза изучали детектива с нескрываемой враждебностью.
— Я хотел бы поговорить о дневнике Джаспера Грота, — спокойно начал Шейн.
— Что именно вас интересует?
— Что он из себя представляет?
— Он потрясающе документален, — сверкнул очками Кросс. — Непричесанная литература, изначальные душевные переживания, исходящие прямо из сердца простого, не очень образованного человека. Грот писал не для печати, поэтому дневник и получился таким захватывающим. Мы опубликуем его в точности таким, какой он есть… без какой бы то ни было правки. А почему вы об этом спрашиваете, Шейн?
— Дневник у вас?
Тусклые глаза репортера настороженно блеснули. Он замолчал, явно обдумывая ответ.
— Естественно, я должен был убедиться, что он стоит той суммы, которую запросил Грот.
— А сколько он хочет?
— Не представляю, каким образом это может касаться вас, — уклонился от прямого ответа Кросс. — И еще, я вынужден настаивать, чтобы вы объяснили мне конкретно, почему вас интересует дневник. И лишь потом мы сможем продолжить нашу беседу.
— У меня есть предчувствие, — мрачно заметил Шейн, — что после сегодняшнего анонса в «Ньюс» этим заинтересуется еще несколько человек. — Он на мгновение умолк, а затем добавил: — Откровенно говоря, мне хотелось бы знать, какая именно сумма смогла бы предотвратить публикацию.
Кросс напрягся еще больше.
— Боюсь, мистер Шейн, вы не разбираетесь в газетном деле. Этот дневник — сенсация первостепенного значения. Невозможно измерить ценность подобных вещей для газеты… по крайней мере, в долларах и центах.
— Я разговариваю с вами… а не с газетой, — возразил Шейн.
— «Ньюс» платит мне жалованье, и мой первейший долг — соблюдать ее интересы, — напыщенно ответил Кросс.
— Я говорю о предварительном просмотре.
— Это невозможно, — покачал головой Кросс.
— Вы сказали, что начинаете печатать его завтра. Означает ли это, что вы уже достигли окончательной договоренности с Гротом по финансовым вопросам?
— Вряд ли мы могли бы напечатать дневник, если бы не сделали этого.
— Так я и думал.
— И что дальше?
— Вопрос сводится к следующему, — спокойно пояснил Шейн. — Если бы Грот внезапно исчез… или умер прежде, чем еще раз связаться с вами… имела бы ваша газета абсолютно законное право печатать его дневник?
— Что вы имеете в виду? — ощетинился Кросс, впервые стряхнув с себя самодовольную чопорность. — Что с Гротом?
— А разве вы не знаете?
— Я не видел его со вчерашнего дня.
— Вы не ответили на мой вопрос. Вам известно, где он находится в настоящее время?
— Я не собираюсь отвечать вам, Шейн. Но я хотел бы знать, почему Джейк Симс задал мне точно такой же вопрос полчаса назад. Может, вы мне объясните?
— Никогда нельзя предугадать поведение такого типа, как Симс. Он сделал вам предложение по поводу дневника? — небрежно поинтересовался Шейн.
— Думаю, вас это тоже не касается.
— Возможно, вы правы, — согласился Шейн и поднялся. — Мы еще увидимся, — пообещал он и направился к стойке как раз в тот момент, когда к кабинке подошел официант и поставил перед Кроссом уставленный тарелками поднос.
Тимоти Рурк неприязненно усмехнулся, когда Шейн подошел к нему, с чувством плеснул в рюмку коньяка из бутылки, все еще стоявшей на стойке, и уселся рядом с ним.
— Ну как прошла беседа с нашим другом?
Шейн сердито покачал головой.
— Ничего не вышло, — с отвращением сказал он.
— И ни у кого не вышло, — радостно заверил его Рурк. — Он из тех хладнокровных ублюдков, которые прячут под кроватью магнитофоны во время медового месяца, а потом продают записи в так называемые «журналы искренних признаний».
— А где он живет? — поинтересовался Шейн, задумчиво вертя рюмку.
— В «Корона Армс». Пишет почти весь свой материал дома, потому что считает себя слишком большим интеллектуалом, чтобы стучать на машинке в репортерской вместе с остальными.
Шейн допил рюмку, положил на стойку пять долларов и махнул рукой бармену.
— Я бы хотел, чтобы ты взял интервью у миссис Грот о ее муже, — сказал он Рурку. — Постарайся при этом выяснить поточнее, получили ли они полностью все деньги за дневник. Поскольку Грот мертв, вашей газете придется обратиться к ней за правами на публикацию, если только они не успели выполнить все свои обязательства по соглашению. И скажи ей, чтобы она обязательно связалась со мной, прежде чем подпишет что-либо, имеющее отношение к дневнику.
— Договорились, — ответил Рурк. — Еще какие-нибудь поручения есть?
— Я дам тебе знать, если мне еще что-нибудь придет в голову, — широко улыбнувшись, пообещал Шейн. Он оглянулся и, увидев, что Джоэл Кросс только приступил к обеду, быстро пошел к выходу.