Таким образом, пересборка коробок передач с новыми шестернями тоже ушла на будущую ночь, а команда Аэлы Си, подтянув и подшаманив в ходовой части техники все, что можно было сделать «на коленке», приступила к работам, которые помогут танкам и их экипажам дожить до этой самой будущей ночи. В основном это было усиление бронезащиты в самых уязвимых местах при помощи того самого монополотна, которое предполагалось крепить к броне на молекулярный клей, а также металлокерамических плиток высшей защиты из ЗИПов штурмовых шаттлов.
Сначала генерал Борзилов и прочие советские танкисты пришли в недоумение от идеи оклеить танк «тряпками», но когда убедились, что монополотно режется только специальным молекулярным резаком, не горит и даже в один слой в упор не пробивается из винтовки Мосина, сменили гнев на некоторый интерес. Вреда, мол, от этой затеи точно не будет. Если башни и корпуса КВ-1 серые просто обклеили монополотном, поверх которого провели напыление красителя цвета хаки, то над «тридцатьчетверками» инженеры с «Полярного Лиса» поиздевались куда серьезней. В самых уязвимых (и обстреливаемых) местах поверх слоя монополотна клеились металлокерамические плитки высшей защиты, потом поверх плиток в обтяжку клеился еще один слой монополотна и производилось напыление красителя.
– Ну все, – сказала Аэла Си, оглядывая бугристую, точно у крокодилов, броню преображенных «тридцатьчетверок», – конечно, по уму стоило бы поставить генераторы защитного поля, но с этим слишком много возни, а против местных дейчей сойдет и так.
Таким образом, к утру 29 июня сводный мотоброневой отряд генерала Борзилова состоял из тяжелого танкового батальона (три КВ-1 и шесть Т-34 с усиленным бронированием), легкого танкового батальона (пять БТ-5 и восемь Т-26), трех мобильных взводов тяжелого оружия штурмовой пехоты, а также роты егерей вечно веселящегося капитана Вуйкозара Пекоца. Группировка по батальонам была обусловлена не только стойкостью бронезащиты, но и тем, что танки в тяжелом батальоне потребляли в качестве топлива соляр и требовали снарядов к 76-мм пушкам, а танки в легком батальоне потребляли бензин и были вооружены пушками калибра 45-мм. Что касается наземных подразделений, высадившихся с «Полярного Лиса», то они уж точно ни в чем не нуждались и ничего не требовали, и при этом именно они обеспечивали всей группировке необходимые для прорыва огневую мощь и противовоздушную защиту.
И вот настал решающий момент, когда рассвет вступил в свои права – стало достаточно светло, но в то же время встающее солнце еще не показалось над горизонтом и не начало слепить глаза атакующим. Перед боем разведка доложила, что передовая линия обороны противника, включающая большую часть его противотанковой артиллерии, располагается вдоль линии железнодорожной насыпи у поселка Чемеры на западной окраине Слонима. Правда, надо сказать, что еще вечером позиции немецкого мотоциклетного батальона были выдвинуты на девять километров дальше к западу от Чемер, и передовая линия немецкой обороны пролегала через населенный пункт Козловичи и несколько близлежащих деревень, расположенных ровно на полпути между Дешковичами и Слонимом. Но ночью к этим немцам случился неожиданный визит егерей капитана Пекоца, отчего они все умерли, даже не успев толком оказать своим харонам сопротивление и поднять тревогу.
Тут надо сказать, что генералу Борзилову егеря капитана Пекоца чем-то напомнили его земляков, кубанских пластунов, наводивших ужас на германцев и австрийцев. Хотя Бог его знает, почему у него возникла такая ассоциация. В этой сборной команде головорезов только земляки ее командира и собственно новороссы имели с кубанцами хоть что-то общее по генам. Кстати, капитан Пекоц представил командиру пятерых хмурых коренастых бритоголовых бойцов и сказал, что это и есть настоящие истинные арийцы с Тардана, а те, кого этим именем называют дейчи, являются наглыми и бессовестными самозванцами.
Именно благодаря егерям ударный отряд смог скрытно занять исходные позиции на опушке, а вслед за ним в меру скорости пешего марша стала подтягиваться и пехота и, самое главное, артиллерия. Вся артиллерия, которую удалось собрать, сохранить и снабдить боеприпасами, слилась в отдельный артиллерийский полк, находящийся под непосредственным командованием генерала Болдина. Первый дивизион – одна батарея особого могущества (две гаубицы Б-4 с тягачами «Коминтерн»), а также две четырехорудийные батареи пушек-гаубиц МЛ-20 тоже с тягачами. Второй дивизион – три четырехорудийные батареи гаубиц М-30 на конной тяге. Третий дивизион – три шестиорудиные батареи 76-мм пушек Ф-22/УСВ. В принципе, уже первого и второго дивизионов этого сводного артполка вполне хватало для того, чтобы при надлежащей корректировке и отсутствии таковой у противника, покрыть немецкий 29-й артиллерийский полк, как Одиссей Пенелопу.
Атака Слонима началась прозаически, без предварительных ласк и воинственных танцев. Просто десяток советских танков, которые выглядели, будто их, раненых, перебинтовали светло-зелеными бинтами, выехали по дороге из леса и, не развертываясь в боевой порядок, колонной направились в сторону железнодорожного переезда. От такого зрелища у немецких часовых, зевающих в предутренней тишине от желания поспать, челюсти упали до самой груди. Не узнать грозные силуэты новейших и весьма грозных большевистских танков было невозможно. При этом немецких наблюдателей сбивал с толку их непривычный вид и то, что они продолжали двигаться походной колонной, не пытаясь развернуться в боевой порядок. Но даже самый хороший ступор не может длиться вечно. К тому моменту, когда советские танки проехали около половины того километра, что отделял их от позиций немецкой противотанковой артиллерии вдоль железнодорожной насыпи, там уже приблизительно разобрались, что к чему, и истошными голосами завопили «Аларм! Аларм! Аларм!». Русские, которых тут ждали последние четыре дня, наконец-то пришли.
Сначала спросонья, в белый свет как в копеечку, бухнула одна «колотушка» – трасса снаряда растаяла в светлеющем небе. За ней вторая, третья… Даже не высекая искр, снаряды бессильно рикошетили от лобовых листов, бортов и башен, но немецкие противотанкисты увеличивали и увеличивали темп своей стрельбы. И тут сверкнула ослепительная вспышка; от опушки леса к одной из «колотушек» на мгновение протянулась бело-голубая черта, брызнули во все стороны искры – и на месте орудийной позиции остался только оплывший слиток, что совсем недавно был 37-мм германской противотанковой пушкой Рак-36. За первым тяжелым лазерным ружьем выстрелило второе, третье, четвертое… С той же беспощадной, стопроцентной эффективностью. Один выстрел – одна уничтоженная противотанковая пушка.
Что касается ответного огня «колотушек» по своим губителям, то прямое попадание из Рак-36 с километра в точечную цель «замаскированный расчет тяжелого лазерного ружья» является ненаучной фантастикой. Даже снайпер с винтовкой Маузера образца 98 года по ростовой мишени уверенно работает не дальше, чем на восьмистах метрах, а «колотушка» – это далеко не снайперская винтовка. А вот само тяжелое лазерное ружье эффективно на любых дистанциях в пределах прямой видимости, если, конечно, это позволяет прозрачность атмосферы. А сегодня она позволяла – видимость утром была миллион на миллион.
Одним словом, схватку за рубеж железнодорожной насыпи немецкий противотанковый батальон проигрывал начисто. Несмотря на зубодробительную канонаду, ни один советский танк так и не был подбит, а больше половины противотанковых орудий было уже уничтожено. Досталось и расчетам ручных пулеметов, которые должны были сдерживать натиск советских стрелков, идущих вслед за танками. Этот счет смерти рос с каждым ударом сердца, пока нервы у солдат немецкого противотанкового батальона не выдержали и они не принялись откатывать уцелевшие пушки за насыпь, убирая их из прямой видимости расчетов тяжелых лазерных ружей. Потом, вслед за артиллеристами, засобирались прочь и пулеметчики, которым совсем не хотелось оставаться единственными мальчиками для битья. Это была еще не победа в схватке за первый рубеж вражеской обороны, но уже хорошая заявка на нее.
Исчезновение с гребня железнодорожного полотна немецких пулеметов означало, что скрывающаяся на опушке леса советская пехота могла переходить в атаку без риска попасть под шквальный пулеметный огонь. В одном только противотанковом батальоне имелось восемнадцать единых пулеметов МГ-34, записанных как ручные, и их свинцовый ливень мог остановить наступательный порыв целого стрелкового полка. Но сегодня был не их день. Как только немецкие противотанкисты и пулеметчики отступили за гребень железнодорожной насыпи, водительницы парящих аппаратов подогнали их к позициям, а стрелки и вторые номера расчетов тяжелых лазерных ружей заученно перенесли свои девайсы на турели в колясках. И дальше сели – полетели. На высоте около метра над головами атакующей советской пехоты и чуть-чуть выше линии железнодорожной насыпи. Это уже не парение – это свободный полет, а еще дополнительный обзор. Если подняться еще чуть выше (лишь бы у пилота-водителя не закружилась голова), то стрелкам становится отчетливо видно нездоровое шевеление за железнодорожной насыпью. Там немецкая пехота изготовилась к штыковой контратаке*, а противотанкисты спешно разворачивают свои орудия, чтобы с короткой дистанции обстрелять советские танки в борт в тот момент, когда те будут форсировать переезд. А еще там, возле самого переезда, копошатся какие-то типы с большими баллонами** на спине. А вот это уже есть серьезный непорядок!
Примечание авторов:
* 29-я моторизованная дивизия на Восточном фронте – совсем свежая, еще не побывавшая в боях, и эти конкретные немецкие солдаты не знают, какую цену им придется заплатить за удовольствие сойтись в штыки с осатаневшими от последних безобразий русскими солдатами. Пока что, после разгрома Польши, Норвегии, Франции и Дюнкеркской катастрофы англичан, они думают, что круче немецкого солдата в Европе никого нет. Утратить это заблуждение им предстоит в самое ближайшее время.