– Мочи эти козлов! – во всю мощь своих могучих легких скомандовала Ария Таним, – Пленных не брать! Во славу Империи! За Родину, за Сталина! Вперед!
И вот в этот бедлам с брони танков и из кузовов грузовиков с матерными прибаутками стали соскакивать до предела злые погранцы, мотострелки и, самое главное, бойцыцы штурмовой пехоты, которые тут же, с ходу, открыли огонь на поражение по германской солдатне, заметавшейся подобно крысам. Перестук выстрелов из «мосинок» и СВТ мотострелков, короткие очереди из ППД погранцов, ярчайшие взблески лазерных импульсов и мат-перемат разъяренных русских людей. Так уж получилось, что с нашей стороны в деле было никак не меньше полка при поддержке танков (даже если просто считать по головам), а с немецкой – рота снабжения, да и то не в полном составе. Поэтому вся эта мародерствующая шайка сначала замерла в состоянии полного ступора, потом некоторые стали скидывать с плеча винтовки (и таких было меньшинство), пытаясь оказать сопротивление; другие же просто начали с визгом разбегаться куда глядят глаза, бросая по дороге награбленное. Да и не особо ты посопротивляешься, если в руках гогочущий гусь или пара кур под мышками, или веревка, на которой надо тащить к грузовику упирающуюся корову.
Поскольку помимо их начальника выживание остальных деятелей германской мародерской команды в наши плане не входило, то в течение десяти минут все немцы в Коссово оказались мертвыми или даже хуже того. Насильников, которых удалось взять живыми со спущенными штанами, воительницы Арии тут же по-быстрому посадили на колья*. Ух уж мне эта женская солидарность! Нашей добычей стали несколько мотоциклов, одна легковая машина и два десятка грузовиков, на которых немецкие интенданты собирались вывозить награбленную скотину. Не бросать же вполне исправную технику, которая еще может пригодиться.
Примечание авторов: * Походно-полевой метод быстрого сажания на кол. У молодого деревца, с диаметром ствола около трех сантиметров, этот самый ствол перерубается штурмовым ножом наискось на высоте около семидесяти сантиметров. Потом остается только заточить острие «на карандаш» и очистить нижнюю часть ствола от веток и коры, после чего посадочное место для «клиента» можно считать готовым. Сажают на такой кол с вытянутыми вперед ногами, и даже штаны снимать не обязательно, достаточно распороть снизу брючной шов.
А иначе никак, ибо некоторые деяния не искупаются банальным расстрелом или повешеньем на суку или фонарном столбе. Тут нужно такое наказание, чтобы у преступника было время подумать о том, что он совершил, чтобы его не отпускала надежда на то, что его найдут и спасут, что врачи справятся и сохранят ему жизнь. И самое главное – все это должны видеть и другие кандидаты в покойники, как раз которые будут находить и спасать. Раз фюрер германской нации освободил их от такой химеры как совесть, то и воздаяние за это освобождение должно быть соответствующим.
Пока механики-водители танков с матом копались в моторах, очищая воздухоочистители, доливая масло и горючку, а также кувалдой забивали пальцы в гусеничные траки, а бойцыцы капитана Таним творили свое женское возмездие, на площади напротив горсовета как-то сам собой образовался импровизированный митинг, в котором и мне довелось принять посильное участие. А то как же – я генерал Рабоче-Крестьянской Красной Армии, меня Родина кормила-поила, одевала-обувала, учила военному делу самым настоящим образом, и вдруг такое начало войны. Враг нас бьет, а мы бежим без оглядки, бросая наших советских людей на произвол бандитов и мародеров. И даже непонятно, что мне и говорить. Оправдываться? Мне оправдываться не в чем, я и мои танкисты сражались честно и отступали по приказу, только враг оказался во много раз сильней, чем считалось до войны. Сейчас мы отступаем, но придет время – и, собравшись с силами, мы повернем войну вспять и погоним немцев до самого Берлина. И правильно говорит Ватила Бе – даже отступать нужно с умом, чтобы у врага, который тебя окружил, от этого окружения и у самого возникли проблемы. Именно так! На нас напали вероломно, без объявления войны, грубо нарушив международный Пакт о Ненападении. Немцы собрали у границы всю свою армию и создали мнократный перевес сил, когда против одного нашего бойца идут сразу четыре их солдата, а на направлении главного удара – целых десять. Да, нас обманули, но война только начинается. Наполеон, собрав огромную армию, тоже дошел до Москвы, но потом война для него закончилась капитуляцией в Париже. Также и Гитлер преждевременно радуется первым успехам своей армии, потому что мы непременно разгромим его войска и встретимся с ним в Берлине. А все потому, что наше дело справедливое, товарищи, и мы обязательно победим напавшего на нас врага!
Вот в этот ключе я и говорил – возможно, бессвязно и сумбурно, но искренне. И вообще – меня учили воевать (и я это делаю, как умею), а не произносить речи. После меня с народом с крыльца горсовета решила поговорить Ария.
Когда она поднялась на крыльцо, все притихли, глядя на ее панцирную экипировку, обтягивающую могучие плечи, и глаза, которые сейчас пылали яростным зеленым огнем.
– Люди, – сказала она, глядя на волнующуюся толпу, – я вижу среди вас множество молодых мужчин, которые решили, что раз враг напал так скоротечно, что их не успели призвать в армию, то пусть все так и будет. Пусть другие воюют, а мы пока отсидится у мамки за печкой. Знаете, что я хочу вам сказать – вы не отсидитесь! Сегодняшняя реквизиция была только началом, и если останетесь здесь, то дальше будет только хуже. Вас будут убивать и насиловать, насиловать и убивать. Сначала это будет происходить прямо здесь, в ваших домах, причем убивать по поводу и без повода, за косой взгляд, за неласковое слово, за не снятую перед немецким солдатом шапку, и, наконец, за то, что вы, с точки зрения дейчей, имеете неправильную национальность. Потом, когда до вас дойдут руки, вас выгонят из домов, погрузят в железнодорожные вагоны и как скот повезут в специальные места, где вас будут убивать по всем правилам научно-технического прогресса, перед смертью не забыв выдрать из ваших ртов золотые зубы и коронки. Но даже после смерти ваши злоключения не прекратятся. С вас, как с каких-нибудь животных, будут снимать шкуры, чтобы сделать из них перчатки или абажуры; то, что останется от тел после снятия шкур, бросят в мыловарню, а отходы мыловарни сожгут в специальных печах, чтобы использовать жирный человеческий пепел для удобрения немецких полей. Вот какова будет судьба тех, кто думает, что он сумеет остаться в стороне от этой страшной войны, отсидеться за печкой, а потом по-прежнему жить как ни в чем не бывало. Мы, конечно, победим врага и вернемся в эти края, только вас уже здесь не будет. Решайте сами. Если вы останетесь здесь, то все гарантированно умрете, если же попробуете уйти с нами, то кто-то из вас обязательно выживет. Помните, что тех, кто сидит смирно, жгут и режут всегда в первую очередь.
– После нас, – сказал я, – по этой дороге пойдут другие наши войска, выходящие из окружения, поэтому у тех, кто хочет жить, еще есть время собраться. День-два, самое большее три – и все. Не берите с собой много вещей, только самое необходимое. Если возьмете что-то лишнее, не нужное для выживания, то сами же будете вынуждены это бросить. На этом все, идите домой и решайте, что вы выбираете – шанс на жизнь или же смерть.
Когда час спустя наша бронеавтомотоколонна покидала Коссово, за нами по дороге, пока робко и неуверенно, потянулись первые подводы с беженцами. Наверное, это были те, кто с самого начала собирался уходить вместе с Красной армией, да не успел, или те, кто острее других чувствовал весь тот ужас, который надвигался на их народ в лице германских захватчиков, поклявшихся стереть с лица земли еврейскую нацию. В дороге я спросил Арию, чего она так расчувствовалась, произнося речь перед этими людьми, и узнал, что есть в Галактике такая планета, которая называется Ханаан, и что живут на ней ближайшие родичи наших евреев. Именно из-за них, из-за ханаанцев, Ария произносила эту пылкую речь, в надежде хоть кого-нибудь наставить на путь истинный. Даже один спасенный из целой толпы заблудших будет большой победой, а если таких спасенных будет много, то эта победа станет просто великой. В тот момент я еще не знал, что план Арии имеет и второе дно. Она умная, моя ласковая тигрица, и этим так непохожа на своих подчиненных, которые в массе страдают тугодумием в легкой форме. Приказ выполняется почти мгновенно, а вот принять самостоятельное решение им тяжело.
Солнце уже клонилось к закату, когда мы свалились к немцам в Ивацевичи – внезапно, будто снег на голову. Тем более что после Коссова в голове колонны за мотоциклами вперемешку с мотолетами следовали трофейные же грузовики, и уже за ними шли танки и полуторки с ЗиСами. Глядя с головы колонны, сразу и не определишь, что же пылит у нее в хвосте. Германские железнодорожники, зенитчики и солдаты охранной дивизии, составляющие гарнизон станции, никак не могли поверить, что вот так запросто к ним в гости могут заехать русские танки с десантом. Ну, или наехать – что в принципе одно и то же. И опять мы опережали их в темпе на одну-две минуты времени, пока в арийских мозгах длился ступор непонимания. Белые (в смысле красные) начинают и выигрывают, шах и мат.
В Ивацевичах гарнизон по большей части состоял из старших возрастов, ветеранов прошлой империалистической войны и солдат железнодорожных частей – людей, в общем, не воинственных – при виде танков, егерей, донельзя обозленных погранцов, мотострелков и бойцыц штурмовой пехоты они попросту позадирали вверх лапы. Исключение составили зенитчики на станции и охрана концлагеря, в котором содержались советские военнопленные, привлекаемые к восстановительным работам на железной дороге. Но у немецких зенитчиков попросту не оставалось времени на то, чтобы опустить стволы своих пушек для стрельбы по наземным целям – пулеметы и автоматы наших бойцов оказались быстрее. Теперь немецкие зенитные пушки пригодятся нам в любом случае – для стрельбы по танкам прямой наводкой или по прямому назначению, для отражения атак вражеской авиации.