С концлагерем, расположенным за пределами пристанционного поселка, все было по-иному. Тамошняя охрана, когда поняла, что имперские егеря – это отнюдь не СС, дала несколько торопливых пулеметных очередей внутрь ограды из колючей проволоки, после чего начала прытко разбегаться, стремясь оказаться как можно дальше от этого места. Знают, шелудивые коты, чье мясо съели. Но от егерей на мотолетах на своих двоих убежать физически невозможно. Поймают и приведут обратно, сделав больно, очень больно или даже мучительно больно. Это они умеют. При ближайшем разборе полетов оказалось, что это даже не немцы, а одетые в немецкую форму украинские националисты – великие герои, когда имеют дело с безоружными и связанными людьми, и отчаянные трусы, когда враг вооружен и очень опасен. Имперские егеря таких на дух не переносят и быстро приводят к общему знаменателю.
Сам рабочий лагерь оказался всего лишь оградой прямоугольной формы из столбов с натянутой между ними колючей проволокой. Охрана находилась с внешней стороны, временно проживая в палатках. И все. Больше никаких сооружений, временных или постоянных, там не имелось. Готовили пленным тоже под открытым небом – вареную воду, в которой плавали редкие мелкие кусочки кормовой брюквы и отдельные листья прелой капусты. Внутри этого загона для скота содержалось сто двадцать человек – в основном бойцов и младших командиров из состава разгромленных несколько дней назад 6-й и 42-й стрелковых дивизий, а также частей 14-го механизированного корпуса, сгоревшего на второй-третий день войны во время неудачного контрудара под Кобриным. Тогда же мы узнали, что в тридцати километрах от Ивацевичей по направлению к Бресту, в местечке с названием Береза Картузская, существует такой же временный, но просто огромный по размеру лагерь, в котором содержится несколько тысяч наших пленных, захваченных гитлеровцами в последние дни.
Стрельба, которую охрана открыла по заключенным, унесла жизни пятнадцати человек, еще три десятка были ранены, некоторые очень тяжело. После всего выяснилось, что бойцы в своем большинстве попали в плен после того, как у них полностью закончились боеприпасы, и немцы стали охотиться за безоружными людьми как за дикими животными. После освобождения в лагере заработал фильтр, старшим которого я назначил лейтенанта пограничников Бондарца. Это был злой, недоверчивый командир со шрамом во всю щеку, начавший войну на самой границе и только чудом выживший под первым ударом гитлеровцев по советским пограничным заставам, когда германская артиллерия с того берега Буга прямой наводкой расстреливала казармы с мирно спящими бойцами и командирами. Впрочем, я с удивлением узнал, что, в отличие от армейцев, подставивших приграничные части под первый удар, командование погранвойск издало приказ, чтобы личный состав с двадцатого по двадцать третьего июня включительно ночевал не в казармах, а в укреплениях вокруг застав, находясь в полной боевой готовности. Поэтому все потери, которые понесли пограничники, были не столько результатом вероломного нападения, сколько следствием многократного численного превосходства врага. Но в любом случае, как старший фильтра лейтенант Бондарец меня вполне устраивал.
Но чтобы все было объективно и без перегибов, рядом с лейтенантом я посадил сержанта егерей Максима Погодина, которому вменялось контролировать процесс проверки при помощи портативного психосканера. Расчет мой был на то, что в случае сомнений они будут трактоваться лейтенантом Бондарцом в пользу подозрений, а в случае, если психосканер даст однозначный результат в пользу проверяемого, даже его жесткость не помешает отправить бойца в подразделение. В этом лагере проверить на вшивость требовалось около восьмидесяти человек, и возились с этим делом лейтенант Бондарец и сержант Погодин несколько часов, до глубокой ночи. Сами посчитайте, сколько уйдет времени, если тратить на проверку одного человека по три-четыре минуты? То-то же!
Однако результат проверки радовал. Совсем «вшивых» – то есть тех, кто пошел на сотрудничество с врагом – не было совсем. Мутных – то есть тех, кто начинал врать в ответ на вопросы об обстоятельствах попадания в плен – нашлось девять человек, остальные были признаны жертвами сложившихся обстоятельств и вероломного нападения и были направлены в подразделения. Танкисты к танкистам, пехота к пехоте. С мутными предстояло разбираться отдельно. Не дожидаясь результатов дополнительной проверки, я считаю, что единственным возможным объяснением их вранья могла быть только трусость, проявленная в боевых условиях. , Между прочим, по законам военного времени за трусость и добровольную сдачу врагу полается расстрел.
Но и капитан Пекоц, и капитан Таним (моя милая тигрица) посоветовали мне пока не торопиться. Быть может, это была всего лишь минутная слабость, вызванная внезапным и катастрофичным началом войны, а также утратой управления со стороны командования. С этими людьми необходимо еще одно углубленное собеседование. Возможно, сейчас они уже жалеют о том, что совершили, и вот в этом случае им можно предложить искупить свою вину кровью, оказавшись на самом опасном участке будущего сражения. А если проявивший трусость ни о чем не сожалеет и ему ни капельки не стыдно за проявленный эгоизм – тогда с ним надо поступать по всей строгости советского закона и ставить к стенке. Между прочим, у них там за такое просто с позором списывают из боевого состава. Человек продолжает жить, но он как бы уже не совсем человек, а хуже какой-нибудь подколодной твари.
При этом я понимаю, что эта проверка была только началом, поэтому работу команды по фильтрации выходящих к нам окруженцев и бывших пленных желательно перевести на постоянную основу. В окрестностях Ивацевичей бродит еще много неприкаянных бойцов и командиров, да и такой лагерь военнопленных для нас тоже не последний. И всех этих бойцов и командиров, которые пока выпали из борьбы, для успеха операции необходимо присоединить к нашему отряду, а без проверки этого делать никак нельзя. И дело тут не только в «мутных» бойцах и командирах с пониженной боевой устойчивостью, но и в том, что среди новичков могут оказаться и настоящие враги, желающие проникнуть в наши ряды по заданию германской разведки. О таком меня предупредил генерал Болдин, в штаб к которому под видом советского майора ГУГБ НКВД попытался внедриться немецкий агент. Поэтому бдительность, бдительность и еще раз бдительность! Даже самая благопристойная морда старого вояки, а также шпалы, ромбы или звезды в петлицах не могут служить залогом того, что это действительно наш командир, выходящий из окружения, а не злобный враг, пытающийся проникнуть к нам под чужой личиной.
Кстати, к тому моменту, как мы захватили железную дорогу, немцы уже считали действующей до самых Барановичей, поэтому минут через пятнадцать после захвата мы получили от них «подарок» – эшелон с топливом для прорывающихся к Минску немецких танковых соединений. Прибудь мы всего на полчаса позже – и этот эшелон достался бы не нам, а немцам. К тому же при разборе полетов в станционном тупике обнаружился задвинутый туда немцами состав из двух десятков железнодорожных платформ, а на них – новенькие, «в масле», танки КВ-1, перед самой войной отправленные с Кировского завода в адрес 14-го мехкорпуса, вовсе не имевшего в своем составе современной техники. Тоже хороший подарок, утраивающий боевые возможности нашей бронегруппы. Если серые имперские инженерши сумеют их как следует подрихтовать, то эти танки станут весьма неприятным сюрпризом для противника, который со всей яростью обрушится на нас в течение следующих нескольких дней.
Еще до того, как мы заняли станцию, двигавшиеся впереди егеря капитана Пекоца из левого флангового охранения заблаговременно вышли к мосту через реку Гривду и таким образом перерезали проходящее через Ивацевичи шоссе Брест-Барановичи. Воспользовавшись своим внешним сходством с вражескими мотоциклистами, эти веселые парни произвели изрядный фурор среди водителей, спешивших к фронту немецких грузовиков, показав им спектакль в стиле «Проверка на дорогах». Чуть позже, когда мы были уже на станции, вторая фланговая группа перекрыла дорогу с другой стороны от Ивацевичей в районе населенного пункта Михновичи, где не обошлось без стрельбы.
В результате этой операции по перекрытию движения на шоссе образовалась пробка из спешащих к фронту грузовиков, и нашей добычей стало более трех сотен грузовых автомобилей со всем содержимым, а водители пополнили и так уже изрядно переполненный лагерь для военнопленных. Свято место пусто не бывает. В результате всего этого я сейчас чувствую себя как капитан флибустьеров, который взял на абордаж испанский галеон. Теперь все захваченное имущество нами предстоит разделить на три части: то, которое мы сможем использовать в боевой деятельности, то, что мы сможем использовать в перспективе, и то, которое придется просто уничтожить, так как использовать его не представляется возможным. Пора доставать планшет и выходить на связь с генерал-лейтенантом Болдиным. В предписанный район мы вышли, шоссейные и железнодорожные магистрали Брест-Минск перерезали – и теперь тут начнется такая свистопляска, что и самому небу станет жарко.
Но первой со мной все-таки вышла на связь товарищ Ватила Бе. Одно слово – главный тактик, который все видит, понимает тайный смысл, скрытый за вроде бы незначительными движениями вражеских войск, и предвидит ход мысли вражеских генералов на несколько шагов вперед.
– Поздравляю вас, Семен Васильевич, – промурлыкала она с экрана планшета, – начальная фаза операции выполнена вами вполне успешно. Теперь главное для вас – удержать взятое. Генералу Болдину – направить для вашей поддержки достаточное количество пехоты, а нам – наладить связь с вашим верховным командованием. Следующие сутки решат все. За удары с воздуха можете не беспокоиться – станция Ивацевичи и ее окрестности включены в зону, в которой полеты вражеской авиации крайне нежелательны. Желаю вам всего наилучшего.
Часть 3
29 июня 1941 года, вечер , КП группы войск.