В этот момент в дверь сталинского кабинета тихо постучали, и бригадный комиссар Щукин замолчал. Вождь сказал: «Войдите», после чего рослый сотрудник охраны внес давешний чемоданчик, который был в руках бригадного комиссара в момент высадки, и, повинуясь жесту хозяина кабинета, поставил его рядом со столом.
– Продолжайте, товарищ Щукин, – сказал Сталин, когда дверь за охранником закрылась, – вы остановились на самом интересном месте. Только прежде объясните нам, что значат ваши слова «посбивали с особым цинизмом»?
– Это значит, – ответил бригадный комиссар, – что, готовясь к отражению налета, да и во время самого скоротечного боя, имперские солдаты действовали вроде бы без особой спешки и суеты, но без каких-либо лишних движений и с неумолимой четкостью, как какие-нибудь хорошо смазанные механизмы. В результате бой с атакующими самолетами продлился всего пару минут. Каждый выстрел шел в цель, а для того, чтобы сбить бомбардировщик, хватало одного, максимум двух попаданий. Тяжелое лазерное ружье -это такая штука, что ей только танки жечь, что ей какой-то самолет… Немцы даже бомбежку и обстрел не успели начать, а их уже отстреливали влет, как каких-то уток. Вот поэтому я и сказал, что посбивали с особым цинизмом – будто не воевали, а работу делали, детали на станках точили. Работу закончили, рабочее место прибрали – можно и перекурить. А наши к тому времени только от мандража отходить начали. Мол, что – и это все? И чего мы так суетились и паниковали…
– Мы вас поняли, товарищ Щукин, – кивнул Сталин, положив в пепельницу потухшую трубку, – это у вас весьма ценное наблюдение. Но продолжайте дальше, мы вас внимательно слушаем.
– Вы понимаете, товарищ Сталин, – продолжил тот, – там, в окружении, под бомбами и снарядами, все видится совершенно по-иному, чем мы предполагали до войны. Прилетевшая к нам главный тактик имперцев по имени Ватила Бе вполне доступным языком объяснила, что приказ генерала Павлова на общее отступление был ошибочным или даже прямо преступным, и что исправить положение можно, только перерезав магистрали снабжения вражеской группировки в ключевых пунктах и удерживая эти пункты так долго, сколько это возможно. Что, мол, ни вражеские танки, ни пехота не способны воевать без снабжения, а значит, противник будет вынужден обернуть против нас свои ударные группировки вместо того, чтобы развивать наступление вглубь советской территории. Генерал Болдин подумал и согласился – в первую очередь, из-за того, что доступные для отступления дороги уже закончились, а при отходе через болота и леса потребовалось бы бросить и уничтожить остатки тяжелого вооружения. Зато в предложенной имперцами операции они могли быть применены с большой пользой и нанести противнику большой ущерб…
– Лаврентий, – сказал Сталин Берии, – будь добр, вызови сюда, на дачу, Шапошникова и, пожалуй, еще Жукова. Чтоб прибыли немедленно. Зачем, не объясняй. И отдай распоряжение своим, что при обнаружении генерала Павлова тот должен быть немедленно задержан и доставлен в Москву. Есть мнение, что с ним не все чисто. Пусть этим делом занимается лично Кобулов. Выполняй!
– Товарищ Щукин, – сказал вождь, когда Берия ушел звонить, – вы можете хотя бы примерно набросать план операции, которую предложила эта ваша Ватила Бе, а заодно известное вам расположение наших и вражеских частей?
– Товарищ Сталин, – в тон вождю ответил бригадный комиссар, – зачем что-то набрасывать? Если на то будет ваше разрешение, то на шаттле имеется устройство, именуемое «малый портативный тактический планшет», которое предназначается для организации управления войсками в боевых условиях на полевых командных пунктах планетарного и фронтового уровня. Один чемодан и оператор к нему заменяют половину генштаба разом. Если вы только позволите…
– Разумеется, мы вам позволим, товарищ Щукин! – довольно резко ответил Вождь, – скажите, почему вы сразу не сказали нам, что в вашем распоряжении имеется такой замечательный прибор?
Бригадный комиссар пожал плечами.
– Товарищ Сталин, – возразил он, – но вы же сами сначала хотели вступить в переговоры с командованием имперского крейсера, и лишь потом обсуждать конкретные планы взаимодействия. К тому же вы просто не задали мне такого вопроса.
– Если бы мы знали, что есть что обсуждать, то строили бы вопросы по-другому, – ответил вождь, – Ну ладно, забудьте. Что случилось, то случилось. Вам надо самому идти за этой штукой или у вас есть возможность дать им знать, что вам что-то требуется?
Возможность дать знать есть, – сказал Щукин и вытащил из командирской сумки свой ручной командный планшет.
Несколько минут спустя в кабинет вождя в сопровождении сотрудников охраны вошли две молодых женщины. Одна, одетая в темно-синий комбинезон с черной отделкой, была высока, худа, и имела кожу темно-серого оттенка, заостренные зубы, подвижные вытянутые уши и длинный хвост с пикантной кисточкой на конце, того же, что и у волос, цвета блонди. Очень эффектная девушка – темная эйджел, не даром же на нее уставились все присутствующие, начиная от самого великого и ужасного товарища Сталина и заканчивая сотрудниками его охраны.
Вторая была пониже первой – коренастая блондинка с волосами пшеничного цвета, с раздавшимися далеко в стороны мускулистыми плечами, одетая в светло-салатовую форму, камуфлированную расплывчатыми темно-зелеными пятнами и полосами. Эта могучая девица тащила в руках чемодан (судя по его габаритам, весьма тяжелый). Когда она поставила его на пол посреди кабинета, бригадный комиссар Щукин кивнул ей и сказал:
– Спасибо, Тила. – Затем, повернувшись к Вождю, он спросил: – Товарищ Сталин, разрешите рядовой Тиле вернуться на борт. Задачу она свою выполнила, портативный тактический планшет принесла, дальнейшее ее присутствие среди нас не требуется.
– Хорошо, пусть идет, – кивнул вождь и перевел вопросительный взгляд на стоящую в ожидании темную эйджел. Та правильно все поняла и, вытянувшись в струнку, отчего стала еще выше, представилась:
– Тактик-лейтенант Илина Ке, товарищ Верховный Главнокомандующий, направлена в ваше распоряжение для работы на малом портативном тактическом планшете.
Сталин, задрав голову, посмотрел на тактик-лейтенанта, которая возвышалась над ним, как коломенская верста, и хмыкнул:
– Я не Верховный Главнокомандующий, товарищ тактик-лейтенант, не надо мне льстить.
– Нет, товарищ Сталин, – ответила Илина Ке, – вы именно Верховный Главнокомандующий, и это не лесть и не комплимент, а именно ваша суть. Никто, кроме вас, не сможет справиться с задачей объединять, возглавлять и направлять многонациональный народ страны Эс-Эс-Эс-Эр в его великой борьбе.
– Она полностью права, Коба, – неожиданно сказал молчавший до того Молотов, – с этой задачей не справится никто, кроме тебя. Сейчас не время играть в коллегиальность и коллективное принятие решений. Во время такой войны страна должна превратиться в единый военный лагерь, а в армии лучшая форма управления – единоначалие. Из Тимошенко же главнокомандующий даже худший, чем нарком обороны. Ты же видишь, как у него все буквально расползается в руках, как гнилая тряпка.
Сталин посмотрел на Молотова с таким выражением лица, будто спрашивал: «И ты, Брут?», но тут в кабинет вернулся Лаврентий Берия, в некотором обалдении протирающий стекла своего пенсне. Дело в том, что, сделав соответствующие звонки, в коридоре генеральный комиссар госбезопасности столкнулся с сопровождаемой на выход рядовой Тилой, и от этой встречи теперь находился в состоянии некоторого обалдения. Женщина мечты, разве нет? И вот он видит новый персонаж, являющийся полной противоположностью рядовой Тиле, но не менее яркий.
– Значит так, Лаврентий, – пояснил Сталин в ответ на недоуменный взгляд своего Малюты Скуратова, – мне только что предложили возложить на себя обязанности Верховного главнокомандующего. Мол, никто другой с этой работой не справится.
– Совершенно верно мыслят товарищи, – согласился тот. – Думаю, что в своем подавляющем большинстве ЦК тоже будет только «ЗА». Только у тебя, Коба, есть авторитет, способный удержать в узде весь этот военный гадюшник, а Тимошенко наши генералы и в хрен не ставят. Надо принимать срочные меры, чтобы не стало еще хуже, а у нас кто в лес, кто по дрова. А ты что думаешь, Георгий?
– Думаю, что все верно, – сказал Маленков, – без единого командования нам никуда, а лучший главнокомандующий – это, конечно же, товарищ Сталин. Думаю, что товарищ Берия прав и ЦК поддержит этот вопрос единогласно.
– Если ЦК решит, – хрипло сказал Сталин, – то, значит, так тому и быть. А теперь давайте вернемся к тому вопросу, ради которого мы здесь. Товарищ тактик-лейтенант, включайте вашу тактическую машину.
Дальше все происходило так же, как в тот раз, когда Ватила Бе включала такой планшет перед генералом Болдиным. Только теперь планшет лежал на полу, а не на столе, поэтому призрачное изображение сформировалось не на уровне груди, как было тогда, а где-то на уровне колен. А когда Лаврентий Берия по просьбе Илины Ке щелкнул выключателем, погрузив кабинет в полумрак, то голографическая картина, изображающая катастрофу Западного фронта, стала невыносимо четкой.
– В данный момент, – сказала тактик-лейтенант, – на планшете отображена обстановка на утро двадцать седьмого июля, на момент нашего прибытия. Даю развитие остановки в масштабе времени один к тысяче*…
Примечание авторов: * При масштабе времени один к тысяче изменения обстановки за 56 часов прокрутятся на планшете за три минуты двадцать одну секунду.
То, чего Сталин уже несколько суток никак не мог добиться у Жукова и Тимошенко, тут было развернуто перед ним всего за несколько минуту. Немцы неудержимо наступают, советские войска или погибают, сражаясь с многократно превосходящим врагом, или же по приказу генерала Павлова обратились в безоглядное бегство. На каждую часть, советскую или немецкую, можно было посмотреть остаток личного состава, боевой техники и текущее моральное состояние. Второй раз за этот вечер Вождь не выдержал и яростно выругался по-грузински. Надо сказать, что ошарашен был не он один, и только Молотов осторожно спросил у тактик-лейтенанта, нет ли тут какой-нибудь ошибки.