– Ничего не понимаю, товарищ Малинин, – покачал головой вождь, – как могло получиться, что вы, по вашим же словам, из далекого будущего оказались в далеком, как я понимаю, для вас прошлом? Звучит как фантастика.
– Товарищ Сталин, а разве то, что вы сейчас видите перед собой, не выглядит как фантастика? – с легким сарказмом ответил каперанг Малинин.
– Выглядит, – согласился вождь, – и не только выглядит, но и является самой настоящей фантастикой. Но все это, если можно так сказать, понятная фантастика. Даже ваш космический крейсер, наделавший уже столько переполоха в мире, тоже более-менее понятен. Непонятны только ваши слова о трехстах годах, на которые вы, как вы говорите, провалились к нам из вашего времени. Наши ученые неоднократно убеждали нас в том, что путешествий во времени не может быть по определению, потому что они чреваты неразрешимыми физическими парадоксами…
– Да, товарищ Малинин, – несколько невпопад сказал стоявший за спиной Сталина Молотов, – переполох в мире большой. Британский посол Криппс уже несколько раз интересовался, какое отношение ваш «Полярный Лис» имеет к нашей стране.
– Погоди, Вячеслав, – хмыкнул Сталин, – до посла Криппса очередь еще дойдет. Пусть для начала товарищ Малинин ответит на наши вопросы о том, что его крейсер якобы провалился во времени, чего, с точки зрения современной физики, произойти никак не могло.
– Товарищ Сталин, – усмехнулся каперанг Малинин, – даже наши ученые, куда как более осведомленные в строении мирового пространственно-временного континуума (иначе еще называемого мирозданием), в некоторых вопросах откровенно плавают, так как имеют гипотезы, но не имеют возможности проверить их экспериментальным путем. Единственное, что понятно в общей конструкции мироздания – это то, что оно состоит из множества слоев-реальностей, одни из которых по временной шкале опережают другие. Таким образом, наша наука тоже полагает, что путешествия во времени как таковые в пределах одной реальности можно считать неосуществимыми, возможны только перемещения между различными слоями с различным временным градиентом, что создает иллюзию прямого путешествия во времени. Нашей наукой хорошо изучена только физическая структура отдельно взятого слоя-реальности. Используя эти знания, наша цивилизация имеет возможность мгновенно перемещать космические корабли в гравитационно-нейтральной среде на межзвездные расстояния в пределах одной конкретно взятой реальности. Переход между реальностями для нашей науки пока не может быть проверен экспериментальным путем, и может произойти только при аварийном завершении межзвездного прыжка, как это случилось с нами. Вопрос возвращения в свою реальность у нас при этом даже не стоит, ибо результат такого эксперимента непредсказуем, и попасть с его помощью можно куда угодно, только не в ту реальность, куда требуется. Мы даже не можем подать нашим родным и командованию весточку о том, что мы живы, а не погибли во время выполнения боевого задания. Теперь, товарищи, это наш мир и нам здесь жить, а вы можете не опасаться того, что вслед за нами последуют еще какие-то имперские корабли. Мы первые и последние.
Вождь внимательно выслушал все, что ему сказал командир «Полярного Лиса».
– Очень хорошо, товарищ Малинин, – кивнул он, – то есть для вас это, конечно, плохо, и мы вам соболезнуем, но хорошо то, что наконец-то хоть немного прояснился вопрос, кто вы и откуда. Еще нам кажутся странными и непонятными ваши слова о сродстве СССР и вашей империи. Поясните их для нас. У нас тут люди простые, и все привыкли, что империя – это обычно частная вотчина для узкой группки лиц и тюрьма народов для остальных, но мы видим, что вы так не думаете.
– Империя – это многонациональное и многорасовое централизованное государство, управляемое по принципу единоначалия, в котором социальный статус жителей не зависит от их национального и расового происхождения, а только от классового состояния, личных способностей и идеологической ориентации. – Последовал четкий и уверенный ответ.
– Вот именно, товарищ Малинин, – сказал Сталин, – империя – это классовое государство, разделенное на угнетенных и живущих за их счет угнетателей. Какое уж тут сходство с бесклассовым Советским Союзом?
– В вашем Советском Союзе, – неожиданно заявила Малинче Евксина, – общество тоже имеет классовую структуру и только кажется бесклассовым, только эти классы носят несколько завуалированную форму. Привилегированный класс партийных руководителей еще очень трудно назвать угнетателями, но после вашей смерти они, сохраняя прежнюю политическую фразеологию, превратятся в замкнутую касту избранных, обрастут наследственной властью и привилегиями, загонят всех остальных в уравниловку, близкую к нищете, и меньше чем за сорок лет доведут вашу страну Эс-Эс-Эс-Эр до распада. Наша империя в этом смысле гораздо честнее. Все дети в нашей Империи, вне зависимости от происхождения и материального благосостояния своих семей, проходят одинаковое и равное базовое обучение, после чего сдают экзамен на гражданство и проходят беспристрастную и равную для всех профориентацию. Любой взрослый, еще не получивший образования, не сдававший экзамен и не проходивший профориентацию, имеет право получить это за государственный счет вне зависимости от своего пола, возраста, расовой и национальной принадлежности и классового положения. Наша классовая структура значительно честнее вашей – во-первых, потому что она открыта, а не закамуфлирована; во-вторых, она формирует классовую и социальную структуру на основе личных способностей и усердия людей, а не исходя из того, кто были их родители. Империи ведущей тяжелую затяжную войну с многократно превосходящим противником, нужны наилучшие тактики, социоинженеры, командиры, гражданские управленцы, а также технические специалисты. Наилучшие, а не какие попало, как у вас. Половину ваших так называемых генералов и управленцев за воинствующую некомпетентность можно смело отправлять мотыжить поля или пилить лес на благо Родины; государство, избавившись от балласта, от этого только укрепится, а не ослабнет.
Маленков, который по мере выслушивания этой тирады постепенно наливался кровью от приступа гнева, хотел уже сказать что-то резкое и даже открыл рот, но тут же получил удар локтем под вздох от сидящего за столом Сталина.
– Уймись, Георгий, – сказал вождь, – нравится нам это или нет, но она права – многие из членов ЦК тянут наверх своих детишек, делая из них каких-то принцев крови, и остальные партийцы тоже не исключение. То «родному человечку порадеют», то просто знакомому и хорошему человеку, а то начинают продвигать разных подхалимов, которые будут бездумно и во всем их поддерживать. И одновременно пытаются сжить со свету разных неудобных людей, которые могут делать дело, но не являются своими, да еще и имеют свое мнение. Ты думаешь, у нас просто так все посыпалось на фронте с началом войны? Товарищ, не знаю, как вас зовут…
– Старший социоинжинер Малинче Евксина, – подсказал каперанг Малинин.
– Товарищ Малинче Евксина, – продолжил Сталин, – права целиком и полностью, но я даже не знаю, что тут делать, потому что за двадцать лет человеческую натуру не переделаешь. Люди у нас по большей части все те же, какие были раньше, и как мы ни стараемся, они не меняются.
– Люди меняются, – возразила вождю Малинче Евксина, – но медленно, и короткоживущим хумансам трудно уловить эти изменения. Просто задача, которую вы перед собой поставили, имеет огромный масштаб, а сопротивление вашим действиям весьма велико. Частью это сопротивление осознанное, потому что некоторые понимают, что в спланированном вами мире для них не будет места, другая часть ваших противников, твердолобых ленинцев, сопротивляется из встроенного в человеческую психику здорового консерватизма, неосознанно считая – что бы ни делалось, все к худшему. Если дать вам не тридцать, а девяносто или сто лет власти, то вы это сопротивление непременно переломите.
– Товарищ Сталин, – веско произнес каперанг Малинин, – единственное принципиальное отличие вашего Советского Союза от нашей Галактической Империи заключается в отсутствии у вас единоначалия, которое прямо необходимо любому государству, особенно в эпоху тяжких испытаний и великих свершений. То есть, единоначалие у вас есть, но, как и в случае с классовой структурой общества, оно неявное, стыдливо прячущееся за фиговый листок коллегиального управления.
– Я что-то не понял, товарищ Малинин, – нахмурившись, спросил Сталин, – вы что-то хотите мне предложить?
– Да, хочу, – ответил каперанг Малинин, – я хочу предложить вам принять на себя всю полноту неограниченной императорской власти. Военную, техническую и политическую поддержку в деле преобразования Советского Союза в единую, неделимую и непобедимую Советскую Империю мы вам обеспечим. В первую очередь мы гарантируем вам долгую, активную и здоровую жизнь, за время которой вы сможете достигнуть всех своих целей и собственными глазами увидеть результаты своих трудов. Вы практически единственный, кто на это способен. Решайтесь, товарищ Сталин!
После этих слов в кабинете вождя повисла гробовая тишина. Предложение было сделано, вино было налито, теперь требовалось его пить… или не пить. Каждый из присутствующих должен был решать за себя – так что «кто не спрятался, я не виноват», ибо психосканер легко выявит лжеца, двурушника или просто человека, который не горит идеей, а исполняет обязательную программу.
Первым это тишину нарушил как раз сам Вождь, без слова которого соратники боялись даже пошевелиться. Не принято было в этих кругах высказываться, не узнав заранее мнения Вождя. А то как бы чего не вышло – многие полезшие поперек батьки в пекло уже отправились туда, куда Макар телят не гонял; а иных – как Бухарина, Тухачевского, Зиновьева с Каменевым – и вовсе оформили врагами народа первой категории (расстреляли). Медленно, будто бы ему не предложили только что царства земные и небесные, вождь взял со стола распечатанную пачку «Герцеговины Флор» и, раскрошив папиросу, принялся не спеша набивать табаком свою знаменитую трубку. Закончив это священное дело, Сталин поднял взгляд на стоявшего по правую руку от него бригадного комиссара Щукина, который уже не чувствовал себя ни живым, ни мертвым.