Это было очень обидно, но он лишь закусил губу, продолжая упрямо наращивать скорость пока не приблизился на расстояние менее километра.
Атакую последнего гада!
Несколько мгновений огненный бич пушечной очереди хлестал по корпусу пришельца и опять бесполезно.
Да чтоб тебя! В груди заклокотала ярость настоящего берсерка, а чувство беспомощности, которое он испытал перед совершенными боевыми машинами инопланетян лишь усугубляло ее. Они были банально лучше совершеннее земной техники. Это как полуголому дикарю с каменной дубиной в руках тягаться с закованным в сталь конкистадором. Но в этом мире не все предрешено уровнем развития военной техники. Бывало и инкская доблесть и храбрость валили в прах испанцев.
Он не уйдет без сбитого пришельца!
— Держись, гад! — промычал сквозь зубы летчик непроизвольно прикусывая губу. Тонкий алый ручеек потек по подбородку а человек, сжался в комок каменно-твердых мускулов, всей силой, всей волей, заставляя себя не отводить взгляд от приближавшегося корпуса противника.
В этот момент решившийся на крайность человек и его верный самолет слились, стали единым телом. Все, что чувствовал там, на высоте самых высоких гор, юноша-пилот, передавалось его крылатой машине. Она словно задрожала, готовясь к неизбежному. Все, что чувствовал человек, судорожно сжимая пальцами штурвал, испытывала и она: ненависть, жажду мести и страх смерти, испытывала и его рукотворная птица.
— Ааааа! — вырвался из сведенных судорогой губ крик, только глаза сверкали яростью и обреченностью — их истребителю закрывать нельзя.
Он приготовился к мгновенной смерти. И вдруг, как ему показалось — на расстоянии вытянутой руки, пришелец не выдержал. Скользнул вверх, и, когда впереди вспышкой молнии, мелькнуло брюхо, летчик, нажав гашетку, в упор распорол ее огненной струей и неуязвимый аппарат инопланетян окутался дымом.
Через миг рухнул вниз словно утюг.
— Аааа! — вновь зарычал от напряжения и яростного восторга человек, но ликование его длилось считанные секунды.
В единый миг погасли многочисленные датчики и дисплеи приборной доски, басовитое гудение двигателей исчезло. Наступила тишина, мертвенная тишина, еще несколько секунд самолет словно подбитая влет птица мчался среди ночной тиши. Потом земная гравитация победила, закружившись в крутом штопоре, он стремительно рухнул к земле.
Несколько секунд попыток реанимировать машину — все бесполезно. По спине потекла струйка ледяного пота. Неужели все? Не дрейфь, летчик.
Надеясь, что оператор его услышит, проорал:
— Катапультируемся!
Втайне молясь про себя всем богам чтобы хоть это сработало, ударил по рубчатой кнопке катапульты.
Бам! Мгновенно исчез, отстреленный пиропатронами, фонарь кабины. Подброшенное богатырским пинком кресло с его хрупким человеческим содержимым полетело вверх, многострадальный позвоночник словно ссыпался вниз. Пронзительная тишина, чернильная ночь вокруг, когда казалось ни одному органу чувств не за что зацепиться. Где ты? В каком-то абсолютном ничто… Несколько долгих секунд он томился, сработает парашют или нет? Наконец долгожданный рывок и с тихим шелестом вверху развернулся спасительный купол парашюта, еще раз рвануло, только гораздо тише. Только после этого он облегченно выдохнул. Он еще жив! Гибель товарища, судьба оператора, сбитый пришелец и выживание в заснеженной тундре пока не подберут спасатели, все это — потом…
Глава 4
Кресло с пилотом под едва различимым в темноте белым куполом парашюта, словно неподвижно повисло в ночи. Нешуточный мороз яростно щипал лицо, пробираясь даже сквозь маску, ветер нес запах мороза и тундры. «Не дай бог, если оправдается прогноз синоптиков» — подумал молодой летчик, вглядываясь в приближающуюся землю, метеорологи обещали понижение температуры до минус тридцати и самое главное сильный буран. А это исключало применение авиатехники для поиска сбитых летчиков.
Низкое, молчаливое арктическое небо полыхнуло всеми цветами радуги, и сразу все изменилось. Тьма сбежала, разноцветные блики буйно танцевали по бескрайней, заснеженной тундре. Холодное буйство красок, словно безумный художник играется с гигантским калейдоскопом, податливая чернота под ногами. Сверкали ледяные равнины: до горизонта — заснеженные поля, изрезанные трещинами оврагов, заросшими низкорослыми деревьями, на горизонте переходящие в голые, пологие холмы. Летчик замер, не отводя взгляда от колдовской картины, да разве это мой, знакомый, привычный мир? До земли оставалось несколько сотен метров, когда словно в ответ на цветовую феерию неба и ледяной тундры справа замерцал тревожным красным светом явно искусственный огонек.
«Люди? Откуда здесь люди? Но раз подвернулась такая удача, грех ею не воспользоваться». На какое-то время он не забыл, нет, — но отстранился от всего, что произошло за недолгие минуты страшного боя: гибель товарища, неизвестная судьба оператора, собственной готовности пойти на таран и ожидание гибели. Хрупкая человеческая душа не могла сразу вместить и пережить так много и сейчас Сергей испытывал обычное человеческое облегчение, что для него все закончилось благополучно. А настоящая боль и скорбь по ушедшему товарищу придет позднее.
Корректируя спуск, он немного потянул стропу, еще несколько секунд полета в невесомости, несильный удар снизу, кресло упало на снег, опрокинулось, больно ударив по спине. Ветер подхватил паруса парашютов потащил по слежавшемуся, весеннему снегу. Скрежет обшивки кресла по насту. Наконец Сергей изловчился и отстегнул парашют, яростно хлопнув напоследок, он улетел в ночную тьму, оставив летчика в неподвижности. Он облегченно выпустил воздух меж стиснутых зубов. «Ты хотел приключений и поэтому пошел на военную службу? Кушай их не обляпайся!»
Покойная мать обожала Высоцкого. Сколько он себя помнил, его песни и баллады сопровождали маленького Сергея везде. А когда по телевизору показывали «Стрелы Робин Гуда» его было невозможно увести от голубого экрана. Ему снилось, как с мечом в руках, он штурмует замок вора и негодяя, как на рыцарском турнире в честь прекрасной дамы ломает копья, а нахалу, посмевшему подмигнуть его избраннице смело бросает в лицо перчатку. С пожелтевших страниц любимых книг шевалье Д» Артаньян говорил врагам: Сердце мое — сердце мушкетера. Я чувствую это и действую как мушкетер. И в душе маленького Сергея загорался восторг и восхищение. Свежий ветер странствий веял со страниц «Одиссеи капитана Блада», он почти слышал плеск ласковых карибских волн в час утренней вахты, когда ни один звук не нарушает тишины, о борта «Синко Льягас». Это была та судьба о которой он мечтал и стремился.
Жизнь обычная жизнь, полная повседневных житейских забот: гонкой за квартирой, машиной, дачей; статусными летними поездками в жаркие края; карьерой — все эти символы внешнего благополучия, не значили в его глазах почти ничего. Он тосковал по романтике и героизму. Это и стало, наряду с яростным сопротивлением желанию отца, чтобы старший сын последовал по его стопам и, поступил учиться на физика, мотивами бунта. Поступив в авиационное училище, он на долгих четыре года порвал с ним отношения и только перед выпуском они помирились.
Сергей отстегнул ремни, опираясь ладонями о твердый и холодный даже сквозь перчатки наст, неуклюже выбрался из-под кресла и выпрямился во весь рост.
В полусотне метров на фоне буйствовавшего северного сияния чернели хищные обводы длинного, приплюснутого корпуса, четыре стойки шасси, двигателей вместе с крыльями не видно вовсе. Ветер негромко подвывал и уже успел нанести под неожиданное препятствие сугроб. Красный огонек таинственно мерцал верху корпуса. Это был самолет, воздушный корабль, как его не называй, это Сергей понял сразу чутьем летчика. На миг он застыл, растерянно и удивленно раскрыв рот, словно первоклашка, которому показали настоящий боевой истребитель. «Как? Как это… без крыльев летает в атмосфере? Это нарушает законы аэродинамики! Или они втянулись в корпус? А может там вообще какой-то экзотический способ передвижения вроде антигравитации?» Он сглотнул, и внезапно жаркая волна гнева захлестнула юношу. Как смеет он рассуждать о способе передвижения корабля пришельцев? Перед ним убийца его товарища!
Полный ярости и надежды взгляд несколько мгновений рассматривал пришельца, потом летчик склонился к креслу. Выдвинув из его изножья контейнер с носимым аварийным запасом, откинул крышку. Автомат? Пожалуй, короткоствол сейчас будет лучше да и привычнее. Еще через миг в руке угрожающе блеснул пистолет ПЛ-15 в другой — фонарик. Стоит ли его включать? Да черт с ним, чего бояться? Если пришелец до сих пор не прореагировал на его посадку, то есть надежда что не прореагирует и дальше.
— Жди, инопланетянин, я иду! — тихо произнес.
Узкий луч выхватил из мрака желтовато-белую дорожку, немного не доходящую до аппарата пришельцев. Сто шагов по звонко и загадочно хрустящему снегу — и уже можно коснуться рукой корпуса. Свет фонаря уперся в черную, матовую поверхность, суматошно запрыгал по ней. Явно не стальная или алюминиевая, скорее из чего-то керамического. Рассчитывая, что корпус, может быть под напряжением или каким-либо защитным полем, он с некоторой опаской приблизил ладонь к корпусу.
Дотронулся пальцем. Ничего не произошло. Корпус был полированный и ледяной, явно не металлический.
… Лезть было легко, выступы на корпусе через полметра, словно специально приспособленные для ног и рук похожего на человека существа, позволяли ботинку входить на глубину ранта. Меньше чем за минуту он оказался наверху. В последний раз подтянувшись, перебросил ногу через край крыши. Вновь включив фонарик и взяв в другую руку пистолет, осмотрелся, стоя на коленях. Узкий луч света выхватил из тьмы примерно посредине корпуса непрозрачный купол, с фонарем наверху, периодически озарявшем красными вспышками все вокруг. Через широкие трещины в куполе не виделся а скорее угадывался чей-то силуэт. Гулко и нетерпеливо застучало в голове, выдавая волнение.