В разгрузке забился телефон спутниковой связи. Слегка нахмурившись — номер этого телефона знало только командование а неожиданный звонок от него означал как правило хлопоты и нешуточные, офицер вытащил плоскую коробку чуда русской инженерной мысли — пригодный для эксплуатации в войсках телефон, пальцы прижали незаметный сенсор.
— Слушаю, старший лейтенант Жуков.
— Да узнал…да… я вас понял. А сведения точные?.. Понял вас, в-выполняю!
Положив трубку на место, обернулся, ошарашенный взгляд несколько мгновений не отрывался от видневшегося в заднем окне кабины красно-коричневого борта контейнера. Потом достал из разгрузки рацию.
— Я Жук-1, я Жук-1, останавливаемся! — произнес слегка хриплым голосом.
Повернувшись к водителю, произнес громко и зло:
— Т-тебя это тоже касается!
Пробормотав себе под нос нечто нехорошее, но достаточно тихо, водитель нарочито резко нажал на тормоз. Машину тряхнуло, офицер едва не «клюнул» носом лобовое стекло. Дождавшись, когда машина остановиться, подхватил автомат и выскочил из машины. Водитель разочарованно хлюпнул большим, с красными прожилками носом. Маленькая месть не удалась. Ибо какая это месть если на нее не обращают внимания? Блеклые губы прошептали:
— Локшевая работа…[12].
Жуков остановился у заднего борта КАМАЗа и уставился на висевшей на петлях грузового контейнера большую свинцовую пломбу. Рука почесала затылок.
— Вань, что случилось то? Чего остановились — остановившись рядом, спросил лейтенант Григорянц: молодой, еще ни разу не бывший в горячих точках офицер. С двумя «Тиграми» и пятью рядовыми он сопровождал груз.
— Да сам не знаю толком, хрень какая-то, — Иван недовольно щелкнул суставами пальцев, — Якобы содержимое контейнера подменили. Комбат приказал вскрыть.
— Нам, татарам, все равно, что водка, что пулемет, — хохотнул Григорянц, армянин по национальности, — лишь бы с ног валило. Приказали — сделаем!
Нашедшимися у водителя ножницами по металлу они перекусили проволоку. Свинцовая пломба плюхнулась в лужу разбросав вокруг грязные капли. Трое солдат навалились на двери, сдвинули с места тяжелую дверь.
Жуков заскочил внутрь контейнера, деревянные ящики до потолка. Включил фонарик на мобильнике и прошел вслед за осторожно бегущим по металлу пола световым пятном вдоль узкого прохода, делившего внутренность на две равные части.
То, что он искал, лежало сразу за кабиной, закрытое плотной серой тканью. Аккуратно сдвинул ее, луч света высветил веретенообразный предмет, размером с двухсот пятидесятикилограммовую авиационную бомбу с надписью черной краской на боку: «W85».
Холодок, уже давно угнездившийся где-то в груди, спустился ниже, дошел до пальцев на потных ногах. Потрясенный Иван несколько мгновений лихорадочно искал на телефоне номер комбата. Наконец нашел, пальцы торопливо забегали по сенсорам.
Трубку сняли тут же — итоги обследования контейнера ждали с нетерпением. С губ, сведенных чертовой судорогой, сорвались тихие слова:
— Я нашел ядерный заряд. Мои действия?.. Да… Да… А по срокам что? Неизвестно… Есть!
С растерянностью, перешедшей через секунду в инстинктивную, отчаянную готовность к решительному, а может, и последнему бою, он постоял перед страшной находкой, потом стремительно прошел между ящиками и спрыгнул на землю. На ходу на лицо легла маска холодной решительности и жесткости. «Скорее всего бомбу как-то отслеживают, так что если она начнет двигаться прочь от Новосеверного, то взорваться может в любой момент. И что? Думаете, испугаюсь вашей бомбы? А фиг вам!» Он все для себя решил. Он вовсе не был суперменом из дешевых американских боевиков — он всего-навсего прибежал на пожар раньше других и принялся, как мог, тушить его. Раз сложилось так, что довелось это делать ему — значит он пойдет до конца. Так его учили, так он чувствовал, так жил. Он будет уводить машину от людских поселений до тех пор, пока взрыв не сможет им повредить даже теоретически. Иного выхода просто не существовало. Разве те, чьи останки с насквозь проржавевшими винтовками в руках до сих пор находят в родной земле поступали по-другому? Сжимали зубы и выполняли долг до конца.
Оглянулся, нашел взглядом начальника конвоя.
— Лейтенант Григорянц, ко мне!
Тот подошел, остановился напротив и посмотрел недоверчиво.
— Иван, ты что? — Интонация подсказывала, что он в самом деле удивлен.
Не принят был в спецназе между офицерами казенный стиль общения, тем более между почти равными по званию.
— Товарищ лейтенант, приказываю, забрать моего водителя и на максимальной скорости уходить к Новосеверному, — закаменел лицом Жуков.
Лейтенант отвел взгляд в сторону, потом ответил резким тоном:
— Что происходит? Может объяснишь, почему нарушаешь приказ комбата?
— Товарищ лейтенант, — взревел Жуков, несколько мгновений офицеры мерялись яростными взглядами, — я назначен старшим!
«Вот упрямый армянин! Но храбрец, несомненно храбрец. Невольно веришь, что его предки побеждали при соотношении сил один к двадцати (намек на Севанскую битву (924 г, когда 250 армян победили 5000 арабов)».
Ванька Жуков катнул желваками, потом произнес неожиданно тихо и устало:
— Оставь, а? Просто сделай как я сказал. Так будет лучше. Это личный приказ адмирала Моисеенко а комбат в курсе… — лейтенант молчал, не отводя горящего взгляда карих глаз от товарища, — Хорошо, в контейнер подкинули бомбу. Приказано вывести ее как можно дальше от Новосеверного и поселка драуни. На тебе люди, уводи их.
Он не соврал, просто сказал не все. Не стоит расширять список тех, кто знает что именно лежит в кузове.
— Я с тобой.
— Нет, — встретив вспыхнувший взгляд товарища, добавил, — достаточно если будет рисковать один.
Глаза лейтенанта предательски блеснули и он сдался. Отвернувшись, махнул рукой подчиненным, дескать поехали. Еще через пяток секунд Иван прыгнул за руль КАМАЗа, руки сняли тормоз и принялись лихорадочно выворачивать руль, разворачивая машину в обратную сторону, чтобы потом съехать на ведущую вглубь тундры проселочную дорогу. Разбрызгивая грязные капли по сторонам, «Тигры» рванули с места как ракеты и тут же вильнули на обочину, объезжая грузовик, помчались на максимальной скорости в сторону моря.
Разъяренным медведем ревел под капотом мотор. Разбрызгивая по сторонам капли смешенной с грязью и снегом воды, КАМАЗ мчался с максимально возможной скоростью по нетронутым человеческим руками весенней тундре, с каждой секундой все дальше удаляясь от целей неведомых ядерных террористов: людских поселений. Глаза человека за рулем выискивали неровности, машина объезжала их или перемахивала поверху. На ухабах ее высоко подбрасывало над землей, но офицер восседал на водительском сидении словно влитой. Побелевшие от волнения губы шептали слова старинной казачьей песни.
На горе стоял казак — он Богу молился.
За свободу, за народ низко поклонился.
«Все же классная машина… Какой бы еще грузовик пережил такое обращение?»
Потом мысли перекинулись на злобу дня. То, ради чего он рисковал жизнью, пылало в его мозгу, видения из детства и короткой взрослой жизни проходили перед открытыми глазами где-то рядом с картинкой раскисшей весенней тундры.
Иван совсем маленький — лет пяти, изо всех сил бежит по скошенной траве к обожаемой мамочке. Лето — самый разгар. Одуряюще пахнет сеном и нагретой на солнце пылью. Добежал, уткнулся в колени. Подхватив легкое детское тельце, ласковые женские руки подбросили его в безоблачные, бесконечно высокие небеса, цвета бирюзы. Он заливисто хохочет. И не было в это время в мире никого счастливее его!
Ой-ся, ты ой-ся, ты меня не бойся.
Я тебя не трону — ты не беспокойся.
Ой-ся, ты ой-ся, ты меня не бойся.
Я тебя не трону — ты не беспокойся.
Потом в памяти всплыл дед. В застиранной до белизны гимнастерке с внушающей уважение шириной орденской планкой на груди, в руке прадедовская шашка.
— Иль ты не казак Ваня, — мальчишка насупился, — а коль казак так и руби по-казачьи! Шашка она требует ласки, как баба, и коли ты ее любишь, то она не подведет. Вот смотри!
Дед крутанул над головой кистью правой руки, от чего клинок превратился в один сверкающий круг. Левую руку он убрал за спину, прицеливающийся взгляд впился в деревянного болвана и вдруг, блеснув высоко в воздухе металлом, весь упал вперед. Страшно и пронзительно свистнул пластаемый воздух. Верхняя половина болвана мягко и тяжело шлепнулась на землю, оставив плоскую и гладкую, словно отполированную плоскость среза.
— Понял ли? — дед довольно посмотрел на внука и подкрутил седые усы.
— Да вроде, — невольно поежился Иван.
Дед фыркнул:
— Казак не может сумневаться в силах, на то он и казак, пробуй, — дед протянул шашку рукоятью внуку и выжидательно уставился на подростка.
Иван, вздохнул тяжело, концентрируясь на остатках деревянного болвана. Вновь страшно свистнул разрезаемый воздух. Очередной кусок мягко упал на землю. Срез — не менее гладкий чем у деда.
— Молодец, казак! — тяжелая рука деда легла на плечо подростка, вызывая в детской душе чувство восторга и гордости. Он смог, он достоен!..
Вновь в разгрузке тяжело забился спутниковый телефон. Не отпуская руля, старший лейтенант вытащил его и поднес к уху.
— Старший лейтенант Жуков, слушаю. Да… Да… есть покинуть машину и бегом как можно дальше.
Еще через миг мотор напоследок угрюмо и протестующе рыкнув, замер. Открылась дверь, подхватив автомат, на землю тяжело спрыгнул человек и не оглядываясь побежал навстречу подымающемуся солнцу, словно на стометровку, с разбегу перепрыгивая лужи талой воды. Он сделал все, что было в человеческих силах. Вот уже между ним и грузовиком сто метров, двести. Конечно это ничто для ядерного взрыва но в душе молодого человека затеплился огонек надежды. Он успеет, он уйдет раньше, чем неизвестный в неведомом месте нажмет на взрывающую бомбу кнопку…