– Ты начинаешь испытывать мое терпение.
– Хорошо, пусть. Но на меня тогда тоже не греши – мне хватило одного предупреждения, я не желаю разделить участь кошки из анекдота.
– Очень на это рассчитываю, – фыркнула Марина, намазывая джемом булочку.
– Если ты собираешься ехать в Россию, то сейчас неудачный момент.
Сказав это, Ветка умолкла и принялась за выпечку и кофе. Коваль похолодела – значит, Ветка все-таки ухитрилась каким-то образом пронюхать о предстоящей поездке, и именно это заставило ее прилететь сюда. Марина понимала – не поехать и не помочь Машке она не может, потом ни за что не простит себе, если с Марьей или ее дочерью что-то случится. Да и вряд ли кто-то будет искать ее в Сибири. А вот визит к Ворону явно ставил под угрозу ее собственную жизнь. И вот здесь нужно крепко подумать и сто раз все взвесить. Но самое главное – не ставить в известность об очередной Гришкиной пакости Хохла. Тот либо запретит ей ехать, либо заявит, что поедет с ней, а ни тот, ни другой вариант Марину не устраивал.
– Слушай, Ветка, – медленно заговорила она, уставившись в лицо подруги, – ни при каких условиях Женька не должен узнать о том, что ты мне рассказала. Понимаешь? Ни при каких – даже если он тебя бить начнет.
– Э, нет! – улыбнулась ведьма. – Не тяни меня в свою компанию, я хохловских побоев не вынесу.
– Я предупредила.
– Да понятно все… Только вот ты сама что делать собираешься?
– А разберусь по ходу пьесы. Все, допивай кофе, а то еще дорога не близкая. Не люблю по темноте ездить.
Хохол, в отличие от жены, не смог справиться с собой и сделать радостное лицо при виде появившейся на пороге дома гостьи. Марина за Веткиной спиной делала круглые глаза и грозила ему кулаком, призывая не обострять ситуацию, но Женька не мог удержать рвущиеся изнутри чувства. Приезд Ветки нарушил его планы провести с женой время до отъезда в Россию, и скрывать это он не собирался. В ответ на приветственно раскинутые Веткой руки он хмыкнул, недобро сверкнул серыми глазищами и процедил:
– Сто лет мечтал тебя увидеть!
– Мечты сбываются, дорогой, ты не знал? – проглотила обиду ведьма.
– Некоторым мечтам лучше бы так и остаться неисполненными, – буркнул он, – ну, не стой, проходи, раз уж нет возможности обратно тебя отправить.
– Гостеприимный ты, Джек! – фыркнула Ветка, сбрасывая шубку. – Ничего, потерпи, я ненадолго.
– Надеюсь! – бросил Хохол, помогая Марине стянуть сапоги.
Коваль легонько стукнула его по спине, но он только мотнул головой и сразу ушел в спальню, сославшись на недомогание. Грегори же, спустившийся из своей комнаты на звук голосов, напротив, радостно повис на шее Ветки:
– Ты давно у нас не была! А почему Алешку не привезла, мне бы веселее было?
– Он не очень здоров, Грегори, – обнимая мальчика, проговорила Ветка, – ему трудно было бы так долго лететь, а потом еще и на машине ехать.
– В Англии хорошие врачи, – серьезно и авторитетно заявил Грег, – они бы его вылечили. Маму вон вылечили, а ведь она совсем была больная, когда мы сюда приехали.
– А ты помнишь, как вы приехали? – удивленно спросила ведьма, чуть отстраняя ребенка от себя. – Ты ж совсем был маленький, только говорить начал.
– Я не все помню, но то, как мама все время в постели лежала, помню, – вздохнул он. – А потом она поправилась, и мы стали вместе везде ходить. И Алешу твоего врачи бы тоже могли вылечить.
– Нет, Грег, Алешу не могут вылечить врачи, даже такие хорошие, как здесь, – смахнув с ресниц набежавшие слезы, проговорила Ветка. – Я бы все отдала, чтобы он был таким, как ты… Но это невозможно.
– Жалко, – Грег погрустнел, – а то мы бы с ним здорово время провели, я бы его с одноклассниками познакомил, на тренировки бы с собой брал – я же много тренируюсь, ты знаешь?
– О, ну-ка, пойдем, похвастаешься медалями! – оживилась Ветка. – Мама говорила, что ты просто чемпион?
– Ну… – покраснел мальчик, – мамуля любит преувеличить… Я еще не все выиграл, что мог бы по своему возрасту…
– Все равно молодец. Ну, покажешь медали-то?
Обняв Грега за плечи, Ветка пошла с ним к лестнице. Марина, молча слушавшая этот разговор, в очередной раз удивилась тому, как взросло рассуждает сын. Когда они с Веткой скрылись на втором этаже, она почувствовала, как сковывавшее ее весь день напряжение потихоньку иссякло – как будто с плеч сняли давивший груз.
«Ну ты смотри – я становлюсь человеконенавистницей, – хмыкнула она про себя. – Уже и подругу не могу выносить… Хотя, наверное, не в Ветке дело, а в той информации, что она притащила в клюве. Нет, я не удивилась, всегда знала, что Гришка не остановится, пока не уберет меня. Но почему-то именно сейчас мне не по себе. Не могу предугадать его действия – вот почему. Не могу принять контрмеры – и это меня нервирует. Но хотя бы знаю, что есть чего опасаться, – уже дело».
В кухне Марина обнаружила приготовленный-таки Хохлом ужин – огромный пирог с мясом, легкий салат из семги, крошечных помидорок-черри и нескольких видов салатных листьев, а в духовом шкафу истекал соком запеченный в слоеном тесте кролик.
– Извращенец! – простонала Марина, обозрев количество блюд и, главное, оценив их калорийность.
Сама она могла спокойно и с удовольствием только попробовать это все, ну, разве что вот салат не вызывал нареканий, остальное же потом не дало бы спать без кошмаров. Однако Марина не могла не отметить, что при всей своей неприязни к Ветке Хохол все-таки приготовил то, что та любила. Куда помещается вся эта пища в худеньком и маленьком организме Виолы, Марина не понимала.
На лестнице раздались шаги и заливистый смех Грегори – они с Веткой направлялись в кухню.
– …и я тоже папе помогал, – донеслось до Марины, – он меня учил правильно кролика в тесто заворачивать. А салат я сам сделал, я такой давно умею, это просто и быстро, а мама его очень любит.
– Да ты уже совсем мужчина, Грег, – ответила Ветка, входя следом за мальчиком в кухню, – и то, что ты готовить учишься, просто здорово. Твоей девушке явно это понравится.
По тому, как смущенно замолк и покраснел сын, Марина поняла – Ветка попала в точку, и не исключено, что всю эту возню с готовкой Грег затеял как раз ради Анетт Каллистер, отец которой был очень известным в городе шеф-поваром лучшего ресторана. Сын как-то обмолвился, что Анетт считает своего папу лучшим примером того, каким должен быть мужчина. «Растет, – с любовью глядя на то, как сын отодвигает тяжелый стул и помогает Ветке сесть, подумала она. – Так и не замечу, как он станет совсем взрослым».
– Мама, мы тут поужинаем, да? – предложил Грегори, открывая посудный шкаф. – Чтобы из гостиной потом посуду сюда не носить?
– Как скажешь, – отозвалась Марина, – сегодня, как я понимаю, ты у нас по кухне распоряжаешься, и мы любое твое решение выполним.
– Пойду папу позову, – расставив на столе тарелки, разложив ножи, вилки и салфетки, сказал сын.
– Да, давай.
Мальчик, подпрыгивая на одной ноге, выскочил из кухни. Ветка, проводив его грустным взглядом, пробормотала:
– Счастливая ты, Маринка.
– Да, повезло, – насмешливо откликнулась Коваль.
– Нет, я не в глобальном… я о том, что вот пацан здоровый, нормальный, рассуждает, как по книжке читает, стремится к чему-то…
Марина обошла стол и обняла спрятавшую лицо в ладонях подругу:
– Вета, не надо. У каждого свой крест, видимо. У тебя вот – Алеша… Но разве ты его меньше любишь, чем если бы он был здоров? Ведь нет же – наверняка не меньше, а то и больше, потому что его жаль. В конце концов, ты просто подумай – а если бы вы его не усыновили? Как бы он жил? Да уже и не жил бы, скорее всего, кому в детдоме-то с ним так заниматься, как ты это делаешь?
– Я плохая мать, Маринка, – всхлипнула Виола.
– Ой, а что такое – хорошая мать? Я вот – хорошая, что ли? Где критерий? Кто его видел? Да никто! Ты делаешь для Алеши больше того, что смог бы человек, мне так кажется. И благодаря тебе он жив и растет, развивается. Да, он никогда не сможет бегать наравне с Грегом, например, но ведь он у тебя все умеет – и читает, и даже стихи сочиняет! Так что ты тут бога-то гневишь? Алешка поднялся над своей болезнью, он может то, что никогда не смогут те, в кого так душой не вкладываются, как ты!
Марина чуть задохнулась, сделала глоток воды. Ветка перестала всхлипывать, аккуратно вытерла глаза салфеткой:
– Ты знаешь, мне всегда казалось, что ты осуждаешь меня…
– Я?! За что?
– Ну… любовницы у меня, отъезды… а мальчик то на реабилитации, то просто дома с няней…
– Я не имею права тебя судить, Ветка. Это твоя жизнь, и ты лучше моего знаешь, как тебе ее прожить. Я сама не без греха, уж тебе ли не знать? Я вот на днях с очередным любовником рассталась – и ничего, совесть не мучает.
– Она тебя никогда не мучила, – не удержалась от колкости Ветка, но Марина пропустила это мимо ушей.
– Знаешь, в какой-то момент отношения начинают тяготить, а от подобной связи я хочу легкости. Мне не нужно, чтобы меня пытались присвоить, стать чем-то большим в моей жизни, чем я это позволяю. Да и потом – Женька.
– Любовь, да? – ехидно спросила ведьма, и Коваль, серьезно посмотрев на нее, кивнула:
– Любовь, да. И ты не смейся. Я действительно его люблю, только вот поняла это как-то не сразу. И мне вдруг стало невыносимо причинять ему боль.
– Ты говоришь это постоянно, но по-другому не умеешь, – раздался голос входящего в кухню Хохла, и Марина вздрогнула. – А я привык уже.
– Давай сейчас не будем это выяснять, хорошо? – примирительно попросила она, глазами указав на сына, забирающегося за стол. – Вы такой ужин приготовили, что я боюсь догадаться, сколько времени уйдет на то, чтобы это все съесть.
Они с Веткой открыли бутылку коньяка, несмотря на неодобрительный взгляд Женьки. Ведьма, выпив пару рюмок, совершенно расслабилась и даже, кажется, перестала настороженно поглядывать в сторону хмурого Хохла, уставившегося в свою тарелку. Марина же, наоборот, почувствовала прилив сил, которого не испытывала вот уже довольно долгое время. Она понимала – дело не в коньяке, а в том, что на нее больше не давит груз связи со Стивеном. Это было странно – прежде Коваль никогда не обременяла себя мыслями о моральной стороне своих походов «налево». Возможно, именно сердечный приступ мужа открыл ей глаза на т