— А почему вы не носите обручальное кольцо?
— Не хочу, потому и не ношу, — уже ожесточаясь, буркнула Татьяна.
— Рекомендую надеть, чтобы не вызывать брожения мужских умов…
— Простите, но я его оставила дома, в Москве. Можете сообщить об этом экипажу! — с вызовом сказала Татьяна.
— Это не входит в мои обязанности, — по-прежнему спокойно-ледяным тоном ответил Воротынцев. — Ну что ж, — подытожил он, — времени для разговоров у нас с вами впереди предостаточно. Принимайте дела и имущество. Надеюсь, все в порядке, ваш предшественник был человеком аккуратным… Да, кстати, — остановил он Татьяну возле самой двери каюты, — возьмите-ка эту книжицу, почитаете на досуге. Она называется «Устав плавания на судах советского морского флота».
«Удивительный сухарь, — размышляла Татьяна по пути в лазарет, — не человек, а бесчувственный робот. Без сердца, без печенки-селезенки… Хотя это может и к лучшему, нечему болеть. Попадись такой пациент, всю душу вывернет…»
Лазарет оказался симпатичным трехсекционным помещением с небольшой, но просторной приемной, такой же уютной процедурной, со спальным отделением на четыре койки и санузлом. По сравнению с этим великолепием ее комнатушка-кабинет в районной поликлинике выглядела жалкой лачужкой. Два иллюминатора наполняли приемную ярким солнечным светом, сверкали белизной переборки, искрился никелем инструментарий в застекленных встроенных шкафах. У Татьяны даже настроение поднялось от подобного великолепия. Полюбовавшись своим хозяйством, она достала из ящика папку с документами, сорвала пломбу на сейфике с медикаментами и занялась подсчетом коробок, ампул и облаток.
Стук в дверь заставил ее прерваться.
В каюту, чуть согнувшись, вошел высоченный, под два метра ростом, мужчина в комсоставской тужурке. Черты его лица были под стать фигуре крупными и шероховатыми, словно голову его отлили в форме и забыли пошлифовать. И все-таки — Татьяна это отметила сразу — моряк был красив какой-то особой буйной, мужественной красотой.
— Здравствуйте, дорогой доктор, — склонился перед ней неожиданный визитер.
По тому, как мягко произносил он согласные звуки: «Трасвуйте таракой токтор», Татьяна догадалась, что перед нею прибалтиец.
— Добрый день. Чем обязана?
— Я отец. Значит, второй механик. Меня зовут Ян Томп.
— Меня — Татьяной Ивановной. И много у вас детей?
— Каких детей? Я холостой.
— Но у отца должны быть дети.
— А! В моем заведовании машина и вся ее обслуга. Какое у вас чудесное имя, доктор! «Онегин, я скрывать не стану, пезумно я люплю Татьяну!» неожиданно высоким тенорком пропел он, и забавный его выговор «пезумно я люплю» заставил ее улыбнуться.
— И все-таки вы ко мне по делу? — погасив улыбку, спросила она.
— Да, конечно. Я две ночи не сплю, доктор. Нету сна!
— Такое бывает от переживаний. Наверное, вам трудно было расставаться с родными.
— Мои родные только папа. Он далеко отсюда. У нас мужчины расстаются без переживаний.
— Тогда виновата невеста.
— Моя невеста ушла к другому. Еще не успев познакомиться со мной…
— Давайте, я измерю вам кровяное давление, — сухо предложила Татьяна, чтобы не продолжать глупый разговор.
— С удовольствием! — просиял Томп. Повесив на крюк тужурку, он закатал рукав рубашки, обнажив мускулистую, покрытую белесым пушком и мелкими родинками руку.
Давление у него было как у космонавта, сто десять на семьдесят, а светлые голубоватого оттенка глаза хитровато поблескивали.
— Сколько вам лет? — для приличия спросила Татьяна.
— Много, доктор! Осенью будет тридцать один.
— На каком боку спите?
— На правом, доктор.
— Перевернитесь на левый, обязательно заснете.
— Да что там, доктор, я сплю как сурок. Просто я зашел познакомиться. Не браните меня, пожалуйста!
И снова его «не праните» вызвало улыбку. Почувствовав ее расположение, Томп еще более осмелел:
— Мой отец приказал мне жениться только на враче! Чтобы никогда не вызывать к нему «Скорую помощь»!
— Где он живет, ваш папа? — машинально спросила Татьяна.
— У самого синего моря. Он строит корабли…
Услышав название города, Татьяна встрепенулась, выпалила обрадованно:
— Так там же работает мой брат Павлик!
— Павлик? А как его фамилия?
— Русаков.
— Ха! Павел Иванович Русаков! Мы же знакомы! Я его угощал поцелуем любимой женщины!
— Чем угощали? — озадаченно переспросила Татьяна.
— Так называется чай, заваренный особым способом, с ямайским ромом, Мой отец о вашим братом большие друзья!
— Вот уж действительно мир тесен, — улыбнулась она.
— Нет, нет! — закрутил головой Ян. — По-настоящему мир тесен только в океане. Вот там уж действительно увидишь все флаги мира.
— Вы давно плаваете?
— Всю жизнь! Помнить себя начал на корме рыбацкой лодки. Я ведь по рождению островитянин.
— И я детство и всю молодость провела возле моря, а в настоящее плавание иду впервые…
— Море вас примет, вот увидите! Море — оно живое. Оно тоже умеет ценить красоту.
Остаток дня Татьяна находилась под приятным впечатлением знакомства с голубоглазым великаном. Что-то было в нем трогательное, несоразмерное с внешностью. Ей подумалось, что Ян напоминает кого-то другого, непонятого и забытого…
В портовой проходной ее ждал Борис Ролдугин. Рядом с ним скучал таксист в форменной фуражке, на этот раз молодой парень с франтоватой ниточкой усов над верхней губой.
— Заводи, шеф! — распорядился Борис, увидев Татьяну. — Ну как первые впечатления? — спросил он ее в машине.
— Ничего, — ответила она.
— С помпой тебе не повезло. Он из бывших шкрабов, говорят, был завучем в какой-то школе. Случайный человек на море, Странно получается: чтобы стать самым младшим — четвертым помощником на судне, надо пять лет протирать штаны в мореходке, а тут — прошел двухмесячные курсы или просто инструктаж в парткоме — и третий человек после капитана со старпомом. Неправильно это… Ну да ничего, тебе от него детей не рожать! — шутливо заключил он.
— Знаешь что, Боря, — повернулась к нему Татьяна. — Ты позволишь мне побыть сегодня одной?
Глава 6
Урманов спускался по трапу в будущий боевой информационный центр, осторожно ставя ноги на заляпанные краской ступени. Неожиданно снизу донеслось пение. Звонкий женский голос выводил:
Отпустили сто рублей
На постройку кораблей…
«Ишь ты, резвятся красны девицы», — усмехнулся Сергей, нарочно затопав яловыми сапожищами, чтобы услышали внизу. Действительно, песня сразу же оборвалась.
В неуютном без иллюминаторов помещении при свете переносных ламп работали маляры. Слепящие лучи переносок ударили в глаза командиру, заставив на момент зажмуриться.
— Душевно поете, девчата, — сказал он, поздоровавшись.
— А мы сочетаем приятное с полезным, — ответила Снеговая, выходя на середину отсека.
— Рад вас видеть, Ирина Петровна, — учтиво поклонился Сергей.
— Мы вас, товарищ командир, тем более. Такие женихи на дороге не валяются, — картинно подбоченясь, ответила она.
«А все-таки хороша, мерзавка», — любуясь ею, беззлобно подумал Урманов. Нет ничего удивительного, что охмурила она взбалмошного Игоря Русакова. Их часто видят вместе то в ресторане, то на танцевальной площадке городского парка.
— Напрасно вы, товарищ командир, пригожих ребят нам в помощь не выделили, — продолжала балагурить Снеговая. — Давно бы уже и здесь, в БИЦе, и в посту управления монтажники вкалывали…
— Вы-то себя не обделили, товарищ бригадир, — улыбнулся Сергей.
— Я за всех своих подружек душой болею, — не замешкалась она с ответом. — Нам ведь до ваших лет в невестах ходить нельзя!
— График работ вам известен? — чтобы пересилить неловкость, спросил Урманов.
— Я на планерках мух не ловлю, — ответила Снеговая.
— Ну добро, — скомкал разговор Урманов и затопал обратно по трапу. Снизу донесся дружный хохот, который окончательно разозлил Сергея.
На палубе под горячую руку ему подвернулся спящий в укромном уголке рабочий, судя по заплывшим глазам, с тяжкого похмелья. Сергей приказал выставить лодыря с корабля, а сам медведем вломился в диспетчерскую.
— Давай поменяемся ролями, Серега! — парировал его наскоки Павел Русаков. — Ты корабль строй, а я стану порядки наводить. Что, не хочешь? Тогда хватит мелочиться. Разве можно в таком большом деле обойтись без изъяна? Да завтра этот самый Канарейкин на трезвую голову двойную норму выдаст. А уволю я его по твоему настоянию, ты мне на его рабочее место своего матроса поставить?
— Не поставлю.
— То-то же! А мне что прикажешь делать без Канарейкина? Он у меня сварщик-ювелир…
— Да пойми ты, Павел, твои разгильдяи мою команду разлагают!
— Вот ты своими-то побольше и занимайся. Да с помощников спрашивай построже. Вон сколько их у тебя ходит, и все с нашивками до локтей!
Урманов и сам понимал, что погорячился. Он видел: мелкие неурядицы все-таки не влияют на общий ход строительно-монтажных работ. С каждой неделей «Горделивый», как копилка монетами, наполнялся новыми механизмами и устройствами. Зато и заводчан на нем прибавлялось. Появилось много смежников из субподрядных организаций, которые подчинялись главному строителю сугубо формально и таили от него многие фирменные секреты.
— Вот и попробуй совладай с таким разношерстным народом! — огорченно вздыхал Павел. — Фирмачей полным-полно, а стрелочник по-прежнему один я…
Правда, — и в этом командир имел возможность убедиться, — в налаживании отношений со смежниками главному строителю помогал ведущий конструктор Георг Томп, авторитет которого на всех уровнях был велик.
Как-то раз, когда они утром, по обыкновению, сидели втроем в диспетчерской, Томп вынул из кармана почтовый конверт.
— Письмо получил от Яна, — улыбнулся он. — Скоро они двинутся рейсом на Кубу. И знаете, Павел Иванович, кто идет у них судовым врачом? Ваша сестра Татьяна!