Пяток годков Татьяна плавать не собиралась, хотя новая профессия ей нравилась. Океан ее принял: она больше не укачивалась даже на самой муторной зыби, только приходилось умеривать аппетит, чтобы совсем не лишиться талии.
Первым засек перемену в ее образе жизни востроглазый радист Юра Ковалев.
— Татьяна Ивановна, — подначивал он, — зачем вы целый час мотаетесь по шлюпочной палубе? Готовитесь к Олимпийским играм в Токио?
За обедом Ян посматривал на Татьяну, видя, как она отставляет тарелку с супом, а буфетчица Лида потихоньку усмехалась. О своем деле она больше не заговаривала с Татьяной, зато ее снова стали замечать в обществе рулевого Гешки Некрылова. «Похоже, не зря я проводила воспитательную работу», — размышляла по этому поводу Татьяна.
За мысом Доброй Надежды шумел Атлантический океан. Он встретил «Новокуйбышевск» шестибалльной волной, низко к воде опустилось обложенное фиолетовыми тучами небо.
Капитан вызвал наверх штурманов, приказал им покрепче привязаться к берегу, то есть точнее определить свое место по видимым пока береговым ориентирам.
— Неизвестно, когда сможем еще определиться, — буркнул он. Воспитанник старой школы навигаторов, Сорокин не доверял радиопеленгатору.
Общими усилиями истребили неувязку курса, поточнее рассчитали дрейф судна. Теперь можно было идти без звезд в открытом океане.
Свирепел холодный ветер, все больше и больше разводил волну. От разных направлений шла суетливая зыбь, заставляя «Новокуйбышевск» чертить невидимые зигзаги кончиками мачт.
Буфетчица Лида залегла. Ее место привычно заняла Варвара Акимовна.
— Сколько можно балласт возить, — притворно ворчала кокша.
— Ей теперь нельзя переутомляться, — заступилась за Лиду Татьяна.
— Чего нельзя? — переспросила Варвара Акимовна и тут же сообразила: То-то, я вижу, округлилась наша краля. Неужели, думаю, с моих вкусных харчей? Небось Генкина работа?
— Геннадий очень порядочный парень.
— Я не спорю, только детишек надо делать на берегу. Это старая морская заповедь.
— Любовь не признает ни места, ни времени, — улыбнулась Татьяна.
— Я вот замуж не пошла, чтобы заповеди не нарушить. Женихи и у меня были, только море всех отбило, — вздохнула кокша.
Удаляющийся берег заволакивало туманной хмарью. Где-то справа по корме остался Кейптаун.
Из хмари медленно выплыло встречное судно, большой рыжий сухогруз с высокой трубой.
— Просит дать место, — сообщил старпому радист.
— А кто есть он? — поинтересовался Алмазов.
— Португалец.
— Патроны, наверное, везет в Мозамбик, фашист недорезанный! ругнулся старпом. — Но ничего не попишешь, морской закон… Дайте ему, маркони: широта тридцать два десять, долгота пятнадцать сорок одна.
— Благодарит за услугу!
— Сесть ему на камень, собаке! Этого не передавайте, маркони…
Алмазов сходил в штурманскую рубку, принес контурную карту с факсимильного аппарата.
— Ого! — присвистнул он. — Паучок медленно, но верно ползет в нашу сторону. Ох и тряхнет нас, братцы-кролики! — воскликнул старпом с какими-то восторженными интонациями в голосе.
Глава 15
Возле одинокого островка в Средиземном море к лежащему в дрейфе «Горделивому» подошел танкер. Хотя судно всего неделей позже вышло из базы, на нем была почта для крейсера. Тонюсенькую пачечку конвертов расхватали мигом. Среди счастливцев оказались замполит Валейшо и лейтенант Русаков.
Прочитав письмо, Игорь засиял, как надраенная медяшка; Валейшо же, наоборот, помрачнел.
После ужина замполит постучался в командирскую каюту.
— Позволишь на минутку? — от двери спросил он, и по его тону Урманов заподозрил неладное. Предложил своему заместителю кресло, сам сел напротив.
— Мой совет тебе, Прокофьич, не жениться на молодой, — помолчав, заговорил Валейшо. — Бедным станешь человеком… Вот моя написала, что отправляет старших к моей маме, оказывается, договорилась с ней за моей спиной. Ведь на проводах полсловечком про это не обмолвилась! Выбрала момент, когда я далеко… Дам я ей телеграмму, чтоб не смела этого делать.
— В гости на лето? — спросил Урманов.
— Пока на лето, а потом, надо полагать, насовсем!
— Не пори горячку, Федор Семенович. Ничего нет страшного, если ребята погостят у бабушки.
— Но старухе восемьдесят! Сама кое-как ковыляет, куда ей такую обузу — двух сорванцов на шею.
— Она же согласилась.
— Какая бабка откажется от внучат? На карачках будет ползать, но к себе возьмет… А ведь наоборот надо — мне мать к себе брать. Но моя наотрез, говорит, две женщины под одной крышей — китайский иероглиф означает ссору. И ведь не хватает духу, веришь, Прокофьич, настоять на своем, она верх берет… Обратного пути тоже нету — Люська растет, глазенки словно уголечки, ручонки ласковые, «папу» уже выговаривает. Услада старости, как говорится…
— Какой же ты старик, Федор Семенович!
— Какой-никакой, сорок три стукнуло. А Ларисе двадцать шесть.
— По формуле Зигмунда Фрейда возраст жены должен быть половина возраста мужа плюс семь лет, — приободрил замполита Урманов.
— Его бы в мою шкуру, этого Фрейда!..
— Все-таки с телеграммой ты, Федор Семенович, повремени, посоветовал Урманов. — И брось хандрить, ты же у нас начальник самой главной службы — службы хорошего настроения!
Подав крейсеру топливо и воду, заправщик перешел к следующему кораблю. Вскоре эскадра двинулась дальше, курсом на выход в океан.
В рассветной дымке подошли к Гибралтарскому проливу. В оптику смутно просматривались мифические Геркулесовы столбы, так называют скалу Гибралтар на европейском и гору Джебель-Муса на африканском берегу. Зато отчетливо видны были белесые проплешины на склоне скалы; лоция утверждала, что это зацементированные стоки дождевой воды в резервуары. Дождь главный источник водоснабжения некогда грозной английской крепости.
— Серьезная свара идет между Англией и Испанией за Гибралтар, — подал голос из кресла командир эскадры. Он поднялся на мостик задолго до рассвета. — Прошлой осенью испанцы затеяли сухопутную блокаду крепости, не пускали туда со своей территории рабочих, которые обслуживают англичан. А недавно Франко перекрыл воздушное сообщение Англии с Гибралтаром, выдвинул свои «исторические права на эту территорию».
— Каудильо грызется с англичанами, а сам предоставляет военные базы натовцам, — заметил Урманов. — Рота в Кадисском заливе, к примеру, в несколько раз больше Гибралтара, в ней можно весь американский шестой флот разместить. Адмирал Мартин именно Роту назвал «подлинным стражем Гибралтарского пролива».
— Франко — дряхлый старик, дни его сочтены, — вступил в разговор Валейшо. — Что будет с Испанией после Франко?
— Хуже, чем при нем, не будет, — сказал командир эскадры. Прогрессивные силы уже сейчас открыто выступают против фашистского режима. Даже в армии и на флоте есть недовольные франкизмом.
— Пока известно, что после Франко Испания станет королевством, сказал Урманов.
— Ну, это как народ захочет, — возразил контр-адмирал.
— Политику делает гот, кто опирается на вооруженные силы!
— Вот это точно, командир.
Остался за кормой мыс Марроки — самая южная точка Пиренейского полуострова, все сильнее ощущалось могучее дыхание океана. Задул резкий порывистый ветер, корабли стали клевать носами на встречной зыби.
— Прогноз погоды приняли, командир? — спросил контр-адмирал.
— Только что. Сейчас вам доложат. Неважный. Сильный циклон движется из Южной Атлантики. Краешком может и нас зацепить.
— Но пока-то мы можем работать с подводной лодкой? Скоро приходим в исходный квадрат.
— Чем сложнее условия, тем больше пользы для тренировки специалистов, товарищ командир эскадры.
— Подводная цель, пеленг… дистанция… — доложили вскоре акустики.
— Классифицировать контакт!
— Цель — подводная лодка! — сообщили из акустической рубки.
— Дать целеуказание в БИЦ! Противолодочному расчету учебная боевая тревога! — скомандовал Урманов.
— Далеконько стали ходить наши подводники, — удовлетворенно произнес контр-адмирал. — Десяток лет назад такое казалось фантастикой…
Ходовая рубка мигом преобразилась. Ожили приборы на переборках и палубных тумбах, вспыхивали и гасли сигнальные лампочки, негромко дзенькали звонки.
— Курс сближения сто семьдесят градусов, — передали из боевого информационного центра.
— На румб сто семьдесят! — скомандовал Урманов рулевому. — Как контакт? — спросил он акустиков.
— Контакт устойчивый! Пеленг идет на нос, лодка резко увеличила ход!
— Полный вперед!
— Как-то она странно себя ведет, — подал голос стоявший у рекордера старпом Саркисов. — Совсем не по заданию.
— Тем лучше для нашей аппаратуры, — сказал Урманов.
— Лодка погружается! Глубина больше двухсот метров!
— Чудит командир. — Приподнялся в кресле контр-адмирал.
— Контакт потерян! — тревожно частила акустическая.
— Восстановить контакт!
«Куда он мог отвернуть? — смотря на рекордер акустической станции, размышлял Урманов. Линия курса лодки, извилистая, как заячий след, внезапно оборвалась. — Может, выделывает там, в глубине, какую-то замысловатую петлю?.. Терпение, старик!» — успокаивал он себя, командуя вслух:
— Самый полный вперед!
Услышал, как повысили обороты вентиляторы машинного отделения, огромный крейсер помчался со скоростью электрички. Спустя несколько минут Урманов отдал новую команду:
— Стоп машины! Акустики, прослушать горизонт!
— Есть контакт! — послышался радостный вскрик.
— Наша взяла! — облегченно вздохнул Урманов.
— Похоже, не наша это лодка, — снова заговорил старпом. Урманов и сам чувствовал какой-то подвох в маневрировании подводного партнера, но учебную атаку надо было довести до конца.
— Средний вперед!
— Держим контакт с двумя целями! Цель номер два отвернула вправо!
«Так, — лихорадочно соображал Урманов. — Появилась вторая лодка или первая поставила помехи? Какая же из двух целей наша?»