– Признаться, я так вкусно не ел уже года три. Мой стол скромнее, да и готовить некому. Я иногда сам на примусе кашеварю, но чаще хожу в столовую при больнице. Готовят там просто, но мне по карману.
– Вы один? – робко осведомилась Вероника Альбертовна.
– Один, – кивнул доктор, накладывая рыбу. – Себя бы прокормить, а не то чтобы супружницу содержать.
– Думаю, теперь у вас всё наладится. Во всяком случае, я вам помогу. И не смейте мне перечить, дорогой друг. Лучше давайте выпьем ещё по одной.
– Выпить – это я с удовольствием. За хозяйку этого прекрасного стола. Блюда – изумительные!
– Спасибо, Николай Петрович! Только это заслуга Марии. Я готовлю отвратительно. Клим хвалит мою стряпню лишь из жалости ко мне.
Опустошив рюмку, Нижегородцев сказал:
– Денег от вас я не возьму, дорогой Клим Пантелеевич. И не предлагайте. Об этом не может быть и речи. Я-то худо-бедно устроился. Да и нахожусь в полной безопасности. Другим, оставшимся в Ставрополе, тяжелее. Как только красные зашли в город, так сразу начались расстрелы. ВЧК разместилось в старом здании дворянского собрания на Нестеровской, где Присутственные места. Напротив входа установили доску объявлений. На ней вывешивали списки приговорённых к казни. В один день погубили всех священников Иоанно-Мариинского женского монастыря, мещанина Конюхова – он держал колбасный цех и мясной магазин в Ставрополе, Пахалова – уж его-то театр и гостиницу все знали, Пашкова – хозяина завода по выпуску черепицы, помещика и скотовода Барабаша, владельца гвоздильного завода Шматко, хозяина экономии Милосердова и владельца каретной мастерской Воротникова. А на южной стороне Мутнянской долины, на территории бывшего епархиального свечного завода, арестного дома и церкви, основали Ставропольский губернский концентрационный лагерь принудительных работ. Говорят, он самый крупный на северном Кавказе. Туда свозят всех так называемых «нежелательных элементов». В них включена почти вся интеллигенция, рядовой состав Белой армии, казаки, чиновники – все поголовно… Условия содержания – каторжные. Работают на каменоломне. Морят голодом. Повышенная смертность среди заключённых. Останься я в Ставрополе, не миновать бы и мне той же участи. Дома отбирают. В вашем особняке поместили какую-то контору с длинным названием, состоящим из большого количества сокращений. Название я не запомнил. Что-то связанное с заготовкой дров и угля. А прежнего хозяина вышвырнули на улицу. Он теперь скитается по родственникам.
– Ах, как жаль мне его! – покачала головой Вероника Альбертовна.
– Не только жилья лишают, – продолжал Нижегородцев – Даже мебель конфискуют и вещи. Не говорю уже о деньгах и драгоценностях. Изъятое золото потом выдают на протезирование зубов служащим губчека и губисполкома. Но самое ужасное – новая власть принялась раскапывать могилы на кладбище Андреевского храма, надеясь, отыскать ценности. Вскрыли захоронения полковника Петрова, купца Меснянкина и генерал-губернатора Никифораки. Поживились несколькими золотыми коронками и цепочкой с крестиком. Дошли до того, что забрали цинковый гроб бывшего губернатора, а останки выбросили.
– Господи! Как можно? – прошептала Вероника Альбертовна, закрыв лицо руками.
– Это у них в моде, – согласился Ардашев. – По приказу краснобандита Сорокина труп генерала Корнилова вытащили из могилы, раздели и повесили на дерево. Верёвка не выдержала, и он упал на мостовую. Тогда озверевшая толпа принялась его колоть штыками и рубить. Потом тело отвезли на скотобойню, обложили соломой и подожгли. Оно плохо горело, и потому жгли два дня. К концу второго дня останки бросили на землю, и пьяная толпа растоптала их под собственный свист и улюлюканье. Я читал это в материалах Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков при главнокомандующем вооруженными силами на Юге России, когда находился в ставке командующего Добровольческой армией…
– Ужас! – вымолвил доктор.
– А помните, историю с посланием полковника Игнатьева времён Кавказской войны, когда следовавший из Персии в Петербург фурштат лишился части золота[29]?
– События 1828 года?
– У вас прекрасная память! В те времена Азово-Моздокской оборонительной линией командовал генерал Георгий Арсеньевич Эммануэль. Кроме личного и полководческого героизма во время войны с Наполеоном и Кавказской войны, он ещё и организовал экспедицию на Эльбрус и покорил его. Всего генерал получил восемь ранений и последнее оказалось роковым. Он умер в Елисаветграде 1837 году. В чешско-русской газете «Славянская заря» недавно опубликовали заметку под заголовком «Смерть после смерти». В ней говорилось, что сразу после занятия Красной армией Елисаветграда, большевики проникли в склеп генерала, добрались до гроба, надеясь поживиться чем-нибудь ценным, но ничего не нашли. Тогда от злости, они прострелили скелету череп в нескольких местах. Останки обнаружили местные жители и захоронили.
– В страшное время живём. Знаете, я вот иногда думаю, а как бы ваш любимый Чехов описал происходящее? Какими словами?
– Скорее всего, не успел бы. Попал бы в ЧК и не вышел бы оттуда. Посмотрите, что сделали с его усадьбой в Мелихово. Сад и парк пустили на дрова, растащили всё что можно из обстановки. А ведь последний хозяин очень бережно относился к его памяти. Вы думаете, красноармейцы знают, кто такой Антон Чехов?
– Думаю, он для них «кадет» и «буржуй». Жаль, что мы с вами в Ялте тогда так и не попали в его дом. То время уже не вернуть.
– Согласен, время не вернуть. А вот люди из прошлого иногда возвращаются. Меньше месяца назад судьба вновь свела меня с Мяличкиным.
– Неужели? – захлопал глазами доктор. – Вы повстречали того молодого и бравого капитана с аккуратными усиками?
– С тех пор он сильно изменился. Дослужился до полковника. А в восемнадцатом перешёл к красным.
– Как же так? – с удивлением нахмурился Нижегородцев. – В это трудно поверить. Такой был приятный молодой человек.
– Вот и я не сразу с этим свыкся. В Таллине он должен был отдать приказ на мою ликвидацию, но по какой-то причине этого не сделал.
– Господи, Клим, что ты такое говоришь? – пугливо подняла бровь Вероника Альбертовна. – Что значит «ликвидация»? Константин Юрьевич, который гостил у нас в Ставрополе, собирался тебя убить?
– Успокойся, моя дорогая, – Ардашев положил ладонь на руку супруги. – Всё уже позади.
– Знаете, Клим Пантелеевич – задумчиво выговорил доктор, – я раньше думал, что время меняет людей. А, оказывается, быстрее всего это делают обстоятельства, в которые попадает человек. Кто-то продолжает оставаться верным прежним принципам, а у кого-то просыпаются самые мерзкие наклонности. Они как раковая опухоль, сначала были незаметны, а потом вдруг начинают пожирать не только плоть, но и мозг. На фронте я видел много крови. Некоторые от её вида звереют и, превращаясь в животных, убивают с наслаждением, а другие – наоборот, переживают и просят у Господа прощения за совершенные смертоубийства.
– Пора бы уже выпить и закусить, – предложил Ардашев.
– И сменить тему, – добавила Вероника Альбертовна.
– Полностью поддерживаю! – поднял руку Нижегородцев, точно на голосовании.
– Один вопрос, Николай Петрович. Вы, случаем, не встречали нашу Варвару? Как она там? – осведомилась Вероника Альбертовна.
– Как же! Была на похоронах Ангелины. Узнала от кого-то о моём горе и пришла. Я был очень тронут. Так и живёт в селе у родственников, в Надежде. Коты ваши – Малыш и Лео – живы и здоровы. Она очень тепло о вас вспоминала.
– Хоть одна хорошая новость, – вздохнул Клим Пантелеевич. – Замуж не вышла?
– Второй раз встретил её в конце февраля на рынке. Сказала, что дождётся окончания поста и после Пасхи сыграет свадьбу.
– Надо же! – обрадовалась Вероника Альбертовна. – А на ком же она остановила свой выбор?
– Влюбилась в какого-то красноармейца из сто двенадцатого резервного полка. Я видел его. Весёлый такой парнишка, хохмач. Из крестьян. Лет на семь моложе Варвары, но, по всему видно, любит её.
– Давайте выпьем за её счастье, – предложила хозяйка.
– И за её здоровье! – добавил Клим Пантелеевич.
Когда рюмки вновь опустели, хозяйка поднялась и сказала:
– Пойду сварю кофе и принесу десерт. А то Павлик заждался сладкого. Дважды подбегал ко мне и спрашивал, когда мы будем есть торт.
– Очень рад, что у вас появился сын, – улыбнулся доктор.
Вероника Альбертовна вышла.
– А Павлик славный мальчуган, – продолжал Нижегородцев. Супруга ваша поведала мне его историю. Душа разрывалась пока слушал. Я с ним познакомился. Так что теперь мы с Пашей друзья.
– Ах, дорогой Николай Петрович, а разве у вас могут быть враги? Вы совершенно неконфликтный человек. Не чета мне. Я, признаться, не помню случая, чтобы вы с кем-то ссорились.
– Да бросьте, Клим Пантелеевич. Совсем меня захвалите. Пока ваша супружница варит кофе, если не возражаете, выйду покурить.
– Вы же никогда не курили.
– На фронте пристрастился.
– Не надо никуда выходить. Курите здесь. Я сейчас приспособлю что-нибудь под пепельницу.
– Ни в коем случае! У вас в квартире ребёнок, и я не имею права не только показывать ему дурной пример, но и отравлять воздух. Подождите меня, я быстро. Побалуюсь всего одной папироской.
– Знаю, что с вами бесполезно спорить, – развёл руками Клим Пантелеевич. – Но тогда, как вернётесь, выпьем ещё коньяку. Идёт?
– Обязательно.
Доктор покинул комнату. Хлопнула дверь. Появилась Вероника Альбертовна.
– А где же гость? – спросила она.
– Вышел покурить.
– Да? Он курит?
Ардашев кивнул.
– А я смотрю, на вешалке его пальто висит, а твоего нет. Вот подумала, что ты зачем-то спустился в контору.
– Наверное, Нижегородцев перепутал. С ним и раньше такое случалось. Помнишь, как он ушёл в моих калошах?
– Да-да! А потом вернулся и извинялся. Пришёл с бутылкой «Шамбертена».