Нельзя не отметить, что молодой агент Региструпра обладал не только феноменальной памятью, знанием нескольких европейских языков, но и умело выходил из сложных ситуаций, используя нестандартные шаги. К его достоинствам можно было отнести образованность, хорошее воспитание и привлекательную внешность. Как сказали бы англичане, он был «highly educated and well-bred man»[31], хотя и далеко не интеллигент, поскольку новая работа наложила на него отпечаток жестокости и цинизма. Олицетворять молодого военного разведчика с тем чеховским интеллигентом, который прощает ближним «и шум, и холод, и пережаренное мясо, и остроты, и присутствие в их жилье посторонних…», конечно, было нельзя. Профессия этого не позволяла. Семьёй он не обзавёлся, что тоже было плюсом для нелегала. Учитывая все достоинства Кацнельсона, было понятно, почему Янис Бердин ожидал от него успешных действий не только в Европе, но и, если понадобится, в Америке.
Берлин в 1920 году для советской разведки был раем земным. Германия, заражённая революционными идеями, одна из первых аккредитовала советского военного атташе, который на самом деле был резидентом Региструпра. Ему пришлось курировать три страны: Австрию, Германию и Чехословакию. Его основной задачей являлось создание резидентуры, а второстепенными – поиск чистых бланков заграничных паспортов, печатей и штампов различных организаций, а также сбор информации о дислокации военных частей на территории этих стран. Проведением специальных операций резиденты занимались редко. Обычно для их выполнения посылали таких агентов, как Кацнельсон, который находился за рубежом автономно, нелегально и связывался с резидентом только в случае крайней необходимости. Сегодня такая необходимость была.
Европейские газеты, мало понимающие разницу между ВЧК и Регистрационным управлением РККА, совсем немного сгущали краски, утверждая, что Берлин не только «наводнён большевистскими шпионами, но имеет здесь официального представителя ВЧК, который ежедневно сносится с немецкими чиновниками». Датская пресса утверждала, что в Москве находится германский посол, располагающий возможностью слать шифрованные телеграммы своему правительству, а также отправлять через Россию агентов в мусульманские страны. Берлинская «Nationalzeitung» опубликовала документы, свидетельствующие о том, что «находящаяся в Германии так называемая «советская комиссия «Центрпленбежа» и «Центроэвака», состоящая из сотрудников ВЧК, установила в лагерях военнопленных неприкрытый террор, принуждая пленных русских солдат и офицеров вступать в Красную армию и отправляться на фронт».
Поезд из Праги в Берлин шёл по железнодорожной линии Дрезден – Боденбах, и дорога заняла семь с половиной часов. Австрийский подданный Пауль Грубер, дабы не привлекать к себе внимания, добирался в столицу Германского государства не в пульмановском вагоне и даже не в первом классе, а в обычном пассажирском, именуемом «Personenzug». Он был грязен, трясок и долго стоял на станциях, уступая в комфорте немецким поездам. Зато цена была на пятнадцать-двадцать процентов дешевле курьерского поезда, но главное – проверка паспортов была чисто формальной.
Агент Региструпра торопился. Сойдя с поезда, он нанял носильщика. У входных дверей вокзала стоял городовой (Schutzmann). Он раздавал бляхи с номерами для пассажиров, желающих получить извозчика. Груберу досталась медяшка с несчастливым тринадцатым номером, но зато коляска была с таксометром. Показания аппарата регулировались исключительно движением оси, и поэтому плата за проезд находилась вне зависимости от скорости движения. Платить полагалось столько, сколько показывала стрелка на круглом циферблате счётчика, установленного на козлах. Правила хорошего тона предполагали давать на чай не менее десяти процентов стоимости проезда.
Дорога до гостиницы заняла двадцать минут. Сняв номер, Кацнельсон отправился к дому № 32 по Унтер-ден-Линден, самой оживлённой улице города. Оставив куском мела метку в виде цифры 3 на стене арки (условный знак, означающий запрос о встрече в третий день недели, в три часа пополудни), он решил немного прогуляться по городу. Советский военный разведчик понимал, что какими бы ни были инструкции Центра, он должен неотступно сопровождать Баркли и Ардашева. И делать это нужно было так, чтобы не попасться им на глаза, поскольку нельзя было исключать, что из-за глупой инициативы уже покойного ликвидатора, он тоже попал в поле зрения частного детектива.
II
Мистер Баркли и на этот раз оказался верен себе. Для Эдгара Сноу и Лилли Флетчер он взял билеты в вагоне второго класса. Обойтись так с Ардашевым и Войтой он не мог, потому вся троица добиралась до Берлина в первом классе. Пульмановский вагон тоже был, но экономный Баркли решил, что четыре часа пути можно провести и в первом классе. Тем более, что поезд был курьерский и остановок было всего три, если не считать проверку паспортов на границе. В составе имелся вагон-ресторан. В отличие от российских поездов, где пассажирам накрывали столы на станциях (весьма малочисленные вагоны-рестораны в России имелись лишь в некоторых курьерских поездах), в Германии остановки были короткие – не более пяти минут. И еду – бутерброды, жареные колбаски и пиво – подносили прямо к вагонам, поэтому те, кто не мог себе позволить посещать вагон-ресторан голодными не оставались. Всё было так, как до войны, но с одним исключением – цены были настолько высокие, что даже Баркли на это посетовал.
Поезд пришёл в Берлин на вокзал «Фридрихштрассе» в два пополудни. Носильщик в форменной фуражке с номером 56, собрав квитанции у Баркли, Ардашева, Войты, Эдгара Сноу и Лилли Флетчер отправился за получением багажа. Минут через пять он уже вернулся и покатил тачку, нагруженную чемоданами, к городовому, выдававшему жетоны с номерами таксомоторов и извозчиков. Полицейский протянул два жетона. Один для найма «гепэксдрожке» (кареты с багажником на крыше, предназначенной для Лилли Флетчер и Эдгара Сноу), а второй для «гепэксауто» (автомобиля с багажником на крыше для Баркли, Ардашева и Войты). На стоянке остался всего один автомобиль, а недостатка в извозчиках не было. Понятное дело, что старомодная карета досталась Сноу и Флетчер.
– Какие у вас планы на ближайшие дни, – осведомился Ардашев у Баркли по дороге в отель.
– Сегодня у меня важная встреча на Бирже. В Праге моя затея с «Голиафами» провалилась. «Легиа-банк» отказал в кредите на выгодных для меня условиях. Неблагодарные свиньи. Забыли, как я открыл им счёт по золотому вкладу весьма мутного происхождения. Решу в Берлине кой-какие дела, и – в Роттердам. А оттуда – в Штаты. У вас с визами всё в порядке?
– Кроме немецкой, голландской и американской у нас с Войтой ещё и английская.
– А английская зачем?
– Читал в газетах, что пароходы, идущие из Роттердама в США, забиты американскими солдатами и офицерами, до сих пор возвращающимися с фронта, а вот из Саутгемптона в Нью-Йорк взять билеты проще.
– А как вы собираетесь попасть из Роттердама в Саутгемптон?
– Из Роттердама в Лондон летает аэроплан. Ваш любимый «Голиаф». Правда, с дополнительным баком. Из-за этого там не двенадцать, а восемь пассажиров. Полёт длится не многим более четырёх часов. А по железной дороге из Лондона до Саутгемптона – час тридцать.
– Вот чёрт! А вы правы. Не подумал, – с сожалением почесал щёку Баркли.
– Не переживайте. Насколько я знаю, у американцев не бывает проблем с визами в Великобританию. Тем более, что в Роттердаме есть английское консульство.
– Смотрю я на вас, мистер Ардашев, и удивляюсь. Всё вы знаете, обо всём имеете собственное мнение, заранее предусматриваете возможные варианты развития событий. На английском говорите, как лондонский аристократ, на немецком общаетесь так, что вас принимают за австрийца. Голландским владеете?
– Нет, к сожалению. Но кроме английского, ещё свободно изъясняюсь на латыни, чешском, немецком, французском, испанском, фарси, арабском, турецком, телугу, урду, хинди и сингальском… В молодости я увлекался языками. А что касается Роттердама, Лондона и Саутгемптона – то это лишь моё любопытство. Перед любой поездкой стараюсь просматривать не только справочники путешественников, но и иностранные газеты. Двадцатый век – век прогресса. Весь мир изменился. Нам с вами повезло. Вы явились свидетелями появления не только телефона, но и беспроволочного телеграфа, автомобиля, аэроплана, дирижабля, теплохода… Думаю, скоро настанет время, когда из Нью-Йорка вы сможете не только протелефонировать в Прагу, Берлин или даже в Сидней, но и лицезреть собеседника во время разговора.
– А это вы загнули, – недоверчиво покачал головой американец.
– От чего же? Если можно передавать человеческий голос на расстоянии, то почему нельзя передать его изображение? Фотоаппарат позволяет нам получить картинку. Теперь осталось придумать, как передать запечатлённый образ через телефонную проводную линию, или даже беспроводную.
– Только мы с вами, шеф, до этого времени не доживём, – покачал головой Войта.
– Это почему?
– Потому что люди никогда не перестанут убивать друг друга. Безмозглые политики, одурманенные властью, далёкие от простых смертных, живущие в собственно выдуманных эмпиреях и возомнившие себя вершителями судеб, с той же лёгкостью, с какой дрессировщик взмахом кнута в цирке заставляет перепрыгнуть льва с одной тумбы на другую, будут посылать на убой своих граждан, прикрывшись нелепыми лозунгами, теориями и объяснениями. А безропотное стадо, маршируя в ногу, стройными шеренгами пойдёт не только на собственное заклание, но и на душегубство себе подобных, кои от них отличаются лишь по паспорту. Потом, конечно, народ одумается. Скинет тирана, вздохнёт, помянет убиенных и начнёт рожать детей и залечивать раны, восстанавливая города и сёла. Где уж тут до изобретений? На это уйдут десятилетия. Поэтому, шеф, при всём моём к вам уважении, новый большой скачок в науке и технике произойдёт только лет чере