– А зачем? Ведь всё равно я должен был умереть. Знаете, я уже не стал упоминать самую первую деталь, которая вызвала у меня подозрение: врач, как правило, не делает инъекции. Для этого есть сестра милосердия. К тому же, меня удивило, что в азах медицинской латыни он оказался не силён.
– Хотите, дополнительно внести это в протокол?
– Нет, не стоит. Кстати, содержимое его шприца установлено?
– Результаты химической экспертизы будут только завтра. – Полицейский кашлянул в кулак и добавил: – Несомненно, в нём обнаружат сильнодействующий яд.
– Протокол подписан. Я могу идти?
– Конечно. А у вас отменное здоровье. Другой бы неделю хворал, а вам понадобилось всего полтора суток и укол атропина. Ещё и злодея прикончили. Ваши вещи в гостинице. Куда вы теперь?
– В отель, а потом – на аэродром. Возьму билет на аэроплан до Лондона. Успею на ближайший рейс.
– А почему в Лондон? Ведь ваши спутники сегодня утром отплыли в Нью-Йорк на «Роттердаме»?
– Попробую догнать их уже в Америке. Из Лондона на поезде доберусь до Саутгемптона. Там сяду на пароход. Найти контору мистера Баркли в Нью-Йорке не составит труда. Опоздаю всего суток на двое.
– Ох, простите, чуть не забыл, – полицейский суетливо открыл ящик письменного стола и вынул конверт. – Вот возьмите, это письмо вам просил передать господин Войта.
– Благодарю вас, господин инспектор.
– Да не за что, – махнул рукой тот. – Служба у меня такая – помогать хорошим людям и ловить плохих. А вы сами умудрились не только обезвредить опасного преступника, но и наказать.
– Это была самооборона.
– Охотно верю.
Клим Пантелеевич уже потянул на себя ручку двери, как вдруг услышал голос полицейского:
– И всё-таки, почему австриец хотел убить именно вас?
– Вероятно, перепутал с кем-то.
– Кроме яда, мы нашли у него большую сумму в американских долларах. Девятнадцать с лишним тысяч. Это целое состояние. Простые туристы с собой столько денег не возят.
– Странно. Даже и не знаю, что сказать, – Ардашев пожал плечами и покинул кабинет.
Ван Хассель прикурил трубку и выдвинул оконную раму. Повеяло прохладной свежестью. Серая туча медленно, точно гигантская черепаха, ползла на город с моря. Частный детектив из Праги, сел в таксомотор и умчался в неизвестность.
«Ох, и не прост этот чехословацкий подданный с русской фамилией, ох, не прост. Готов поспорить с кем угодно на тысячу гульденов, что есть у него другая, тайная жизнь. И он её тщательно скрывает», – мысленно заключил инспектор и выпустил в окно терпкий дым.
Глава 25Роттердам-Лондон
Первое, что сделал Ардашев, когда сел в такси – распечатал конверт. В нём лежало пятьсот чехословацких крон и письмо:
«Шеф, если Вы это читаете, значит, Вы выкарабкались. И я рад за Вас. Возвращайтесь домой. Ведь у Вас есть сын и жена. И Вы им очень нужны. Я не знаю, сколько у Вас осталось денег, и потому я положил Вам пятьсот крон. Их хватит, чтобы добраться до Праги на поезде первым классом и купить подарки семье. Я бы оставил Вам больше, но это всё, что я прихватил с собой. Вы их поменяете в любом банке. Наша крона тут в цене. Я был в больнице. Вы находились без сознания. Доктор сказал, что, скорее всего, Вы поправитесь. Завтра рано утром мы отплываем в Нью-Йорк. Ваши вещи в камере хранения отеля. Инспектор хотел осмотреть Ваш чемодан, но я не разрешил. Я помню наш уговор. Отвечаю за это перед Господом и найду Морлока. Молюсь за Ваше выздоровление.
«Ах, дорогой мой Вацлав, – проговорил Ардашев, – спасибо тебе, верный друг! Ничего, мы ещё увидимся».
Все остальные события у частного детектива происходили со скоростью смены кадров немого кино. Забрав в гостинице чемодан, он добрался до аэродрома и купил билет в Лондон.
Через час тяжёлый «Голиаф» с эмблемой на фюзеляже авиакомпании «Гранд Экспресс Аэриэн» оторвался от взлётной полосы и, набрав высоту в четыре тысячи метров, взял курс на Лондон. «Farman F-60 Goliath» («Фарман – Ф-60 Голиаф») имел крейсерскую скорость сто двадцать километров в час. Экипаж состоял из четырёх человек. Салон аэроплана представлял собой небольшое пространство с двумя рядами кресел по четыре кресла вдоль каждого борта. Между ними был узкий проход, в конце которого располагался санузел.
Клим Пантелеевич впервые в жизни летел на аэроплане. Он почти не отлипал от большого прямоугольного окна с занавеской, наслаждаясь панорамой местности, проплывающей под крыльями биплана. Каналы, мосты, и железные дороги Голландии были отчётливо видны. Потом началось Северное море. Удалось даже разглядеть океанский лайнер, дымивший своими трубами. Море незаметно перешло в пролив Ла-Манш. И вновь показалась суша. Это была уже Англия.
В салоне явился взору авиатор и объявил по-французски, что самолёт начинает снижение. Он порекомендовал пассажирам крепко держаться за подлокотники кресел и удалился в кабину[79].
Через полчаса шасси «Голиафа» коснулись взлётной полосы военного аэродрома. Ардашев щёлкнул крышкой золотого «Мозера». Стрелки показывали пять пополудни. Полёт длился немногим более четырёх часов. Теперь предстояло купить билет на поезд до Саутгемптона и уже там сесть на ближайший пароход до Нью-Йорка.
Сойдя на грешную землю, Клим Пантелеевич застыл на месте. В нескольких сотнях метрах от него слегка покачивался на ветру сигарообразный дирижабль. Он был привязан к большой мачте, точно кит на привязи. К ней же крепился транспарант: «London – New-York. Welcome!»[80].
У «Голиафа» появился английский офицер. В руках у него был коричневый портфель.
– Господа, – сказал он, – я провожу вас в контору, для проверки виз и багажа. Прошу следовать за мной.
– Сэр, не скажете ли, когда этот цеппелин поднимется в воздух? – осведомился Ардашев.
– Это английский дирижабль, сэр, а не цеппелин, – недовольно поправил британец. – Посадка уже заканчивается. Минут через тридцать его уже и след простынет.
– Я успею купить билет на этот рейс?
– Думаю, да, сэр. Это второй пробный полёт. И многие ещё боятся на нём вояжировать. – Он внимательно посмотрел на Клима Пантелеевича, поправил ремень и спросил стальным голосом: – Вы точно собираетесь лететь?
– Да, сэр.
– В таком случае, я обязан отметить «транзит» на вашей визе. Давайте заграничный паспорт. Я сделаю это прямо здесь. Иначе вам не успеть.
Клим Пантелеевич протянул документ. Офицер полистал его, нашёл наклеенную марку Великобритании, вынул из портфеля небольшую прямоугольную деревянную печать, дыхнул на неё, и, приставив паспорт к коленке, шлёпнул отметку «транзит».
– Прошу, – он вернул документ Ардашеву и предупредил: – Идите прямо к дирижаблю и никуда не сворачивайте. Это военный аэродром. Здесь нельзя передвигаться без сопровождения. Удачного полёта!
– Всего доброго, сэр.
Частный детектив зашагал мимо целого ряда «Бристолей», «Хевилендов», «Ньюпоров», «Спадов» и «Викерсов».
У дирижабля стоял человек с усами, в кожаной куртке, шлеме и лётных очках, натянутых на лоб. Он был в галифе и военных ботинках.
– Добрый день! Сэр, я могу купить билет до Нью-Йорка? – поставив на землю чемодан, спросил Клим Пантелеевич.
– Добрый день! Он стоит семьдесят фунтов.
– Я хотел бы заплатить в американских долларах.
– Без проблем. Когда вы поднимитесь в гондолу, я найду вас и выдам билет. Я младший помощник капитана, а вы, как я понимаю, наш последний пассажир. Но прежде, чем вы пройдёте на борт, я должен убедиться, что в вашем багаже нет легковоспламеняющихся предметов.
– Пожалуйста, – Клим Пантелеевич щёлкнул замками глобтроттера.
Аэронавт не стал копаться в вещах. В знак того, что осмотр закончен, он кивнул головой и сказал:
– Добро пожаловать на борт.
– Благодарю вас, – бросил Ардашев и стал пониматься в гондолу по лестнице небольшой железной башни.
Глава 26В воздухе
В кают-компании огромного воздушного дома было всего восемь человек. Из них только две дамы. Одна – явная феминистка из Штатов лет тридцати с короткой стрижкой и хитрым взглядом, который присущ всем женщинам-хищницам. Она что-то возбуждённо доказывала седому джентльмену с грустным лицом, который слушал её молча, боясь перебить. Он кивал, пил мелкими глотками вино, и, посматривая украдкой на её декольте, соглашался с её доводами. Вторая – юная, зеленоглазая, с вздёрнутым, ещё носившим печать детства, носиком, лет восемнадцати; брови у неё были похожи на крылья ласточки. Она сидела с мужем, выглядевшим старше её лет на десять, и грустила, потому что он пялился на стройную феминистку.
И хотя каждый из присутствующих мог находиться в своей каюте, всем хотелось общаться, потому что это был всего лишь второй полёт английского дирижабля через Атлантику. Первый состоялся год назад. И неудивительно, что время от времени пассажирами овладевали и восторг, и скрытый страх одновременно. Избавиться от страха они пытались по-разному: кто-то безостановочно болтал, рассказывая анекдоты, кто-то уплетал холодные закуски, а кто-то налегал на алкоголь.
Кроме страха пассажиров объединяла и показная словесная смелость. Каждый старался убедить соседа по столику, что вояж через Атлантику на новом воздушном транспортном средстве – лёгкая прогулка, которая менее опасна, чем путешествие на пароходе. И тут же в качестве примера приводилась драма «Титаника», унёсшая жизни полторы тысячи человек, хотя за прошедшие восемь лет с той трагической даты в морях и океанах погибли десятки тысяч людей. Затем обязательно вспоминали трагедию «Лузитании», случившуюся 7 мая 1915 года. В тот пасмурный, холодный день капитан немецкой подводной лодки U-2 Вальтер Швигер отправил на тот свет тысячу двести человеческих душ.
Ардашев как-то прочитал, что статистику морских катастроф начали вести только с 1902 года. Оказалось, что ежегодно в водной пучине исчезает 398 судов. А если взять все известные среднегодовые потери кораблей за девятнадцатый век, то цифра будет вообще фантастической – 3000! А сколько было там пассажиров? А матросов? Страшно подумать! И речь в данном случае идёт именно о судах, а не рыбацких шаландах, фелюгах и баркасах, гибель которых никто никогда не подсчитывал.