Gamero rosso — «Красная креветка». Помимо водных тварей, там сказочно делают прославленный лигурийский соус к пасте-песто: не из фабричной банки, а на своей кухне истолченную деревянным пестиком в мраморной ступке смесь листьев базилика, орешков пиний, чеснока, пармезана, оливкового масла. Все ингредиенты есть во всей стране, но песто не из Лигурии – не песто. <…>
Повалявшись после обеда, можно сесть на пароходик и отправиться в цивилизацию: на запад в Портофино или на восток в Портовенере. Но неплохо отказаться от суеты, предаться тому, чему название придумано в Италии, – dolce far niente (сладкое ничегонеделанье), а место для ужина выбрано заранее. Ресторанчик у воды, с террасы смотришь, как темнеют море и небо. Долгий обстоятельный разговор с официантом – одна из радостей отдыха. Лексикон в две сотни слов плюс незнание грамматики – откуда берется полное взаимопонимание? Ведь обсуждаем не только заказанные блюда, но и внешнюю политику России, к чему подключается соседний столик, и итоги футбольного тура, на что из кухни прибегают с мнениями и прогнозами поварята. Загадка того же рода, что и превосходство итальянского кофе. Все общие слова лишь на что-то указывают, толком не объясняя: национальный характер, темперамент, язык. Вот разве что язык – вовлекающий и раскрепощающий чужака своей несравненной гармонической красотой, как бывает, когда неодолимо хочется подпевать незнакомой песне.
Как-то вечером мы вернулись к себе на виа Коломбо, распахнули ставни. Несмотря на темноту, на склоне горы светились пестрые стены домов, вверху рядом с четким силуэтом церкви неуместно висел мусульманский месяц. Идиллия нарушалась шумной веселой болтовней в соседнем кафе. «И чего разгалделись», – заворчал я. Жена назидательно сказала: «Они галдят по-итальянски». Я устыдился и заснул сразу.
Текст 3. Автор – Андрей Смирнов (из работ абитуриентов).
По привычке я достаю руку из-под одеяла с зелеными лилиями, помятого временем, и пытаюсь нащупать будильник на прикроватной тумбе со сломанной дверцей. От нее пахнет то ли сыростью, то ли разлитыми еще 20 лет назад бабушкиными духами. Секунд двадцать моя рука хаотично двигается по тумбе, но ничего не выходит. Там просто-напросто нет будильника.
Я начинаю потихоньку просыпаться и чувствую легкий запах бабушкиных блинов с ванилью и корицей, доносящийся с первого этажа. Потянувшись раз так десять и окинувши взглядом наручные часы, на которых, кстати, было всего семь тридцать утра, встаю со скрипучей пружинной кровати и размеренными шагами, прищурившись от чересчур обильного потока света в эту маленькую, деревянную комнатушку на втором этаже, подхожу к пыльному подоконнику и начинаю всматриваться.
Во дворе мой дед подстригает газон подаренной моими родителями на 80-летие машинкой, изредка поправляя свою старую кепку от Томми Хилфигера. Изначально он носил ее только по праздникам, потом каждый день, а теперь и вовсе надевает только во время работы, чтобы не так сильно пекло палящее солнце. В его ушах по традиции играет рок, а он иногда подпевает, думая, что если он в наушниках, то его не слышат. Я улыбаюсь и перевожу свой взгляд на участок земли за забором.
У Тони, женщины, живущей по соседству, пять громкоголосых петухов и семь черных куриц. Тоня, как обычно, ковыряется в своей стеклянной теплице, лишь изредка выходя наружу, чтобы потянуться в разные стороны и сделать гимнастику для своей больной спины. Ее внук и мой друг, Вовка, гоняет куриц в курятнике, а дед Васька, как обычно держа папиросу между зубов, гоняет самого хулигана за такое поведение. Я улыбаюсь и смотрю вдаль. На причале, как обычно, сидят трое мужчин среднего возраста. Об их ноги бьется маленькая волна, которую принесло плохо пахнущим ветром с другого берега. Мужчины сидят с удочками в надежде словить хоть что-то в этом малюсеньком водоеме. В 1999 году из-за отходов с производства в озере умер последний омуль. Но изредка кто-нибудь из мужиков подскакивает с криком «ПОЙМАЛ!», ошарашивая своих коллег-рыбаков.
Теперь я понимаю, что заставило меня проснуться так рано. Весь этот как будто замерший во временном коридоре мир полон красок, запахов, звуков. Здесь каждое мгновение переживается по-новому, даже если действие повторялось неоднократно. Я спускаюсь вниз по безумно родной, полуразвалившейся лестнице, и в моей голове всплывают картинки, как в детстве я часто летел кубарем вниз с этой самой лестницы и, пробивая пяткой дырку в стене, закрывал ее своими старыми изорванными кедами.
Я обнимаю бабушку, а она в ответ сообщает, что продает этот дом…
4.3. Как «рисовать» с помощью слов
Как сделать речь более выразительной, чтобы создать яркий словесный образ? Можно воспользоваться теми же правилами, которые используют фотографы, художники и писатели. Помните, что у вас в распоряжении лишь один инструмент, – речь.
1. Показывайте, а не рассказывайте. Найдите и опишите яркие детали, символичные детали, которые создают точные образы. Обратите внимание на физические характеристики объекта: на цвет, свет, фактуру объекта; если это человек – на его одежду, позу, жесты и так далее.
2. Используйте конкретные, а не абстрактные слова. Почему характеристики вроде «уютный двор», «комфортная квартира», «хороший человек», «милая женщина», «герой нашего времени» и т. п. плохо подходят для описания мест и людей? Они слишком общие, и потому их сложно визуализировать. Кроме того, каждый вкладывает свои представления в понятия уюта, комфорта или того, кто есть хороший или плохой человек. Конкретные описания сразу создают картинку в нашем сознании: «улыбающийся старик», «тенистый дворик», «отмытая до блеска квартира».
3. Наблюдайте и слушайте мир. Современный человек при взаимодействии с миром активно использует зрительный канал и часто пренебрегает другими. Однако большинство людей плохо осознает потенциал даже этого, «самого главного» для них канала взаимодействия с миром. Об этом порою говорят те, кто преподает фотографию.
Автор книги «Дзен-камера» Д. Ульрих пишет: «Меня всегда удивляет, как люди могут жить, даже не интересуясь особенностями своего видения и вопросом, как они рассматривают мир. Ведь у каждого свой уникальный способ видеть… У каждого свой способ работы с цветом и формой, свое отношение к предмету, специфический эмоциональный и интеллектуальный фокус». Но мало кто специально учится наблюдать за миром. Более того, большинство наших впечатлений о мире получены опосредованно. «Они поступают к нам уже измененными: кто-то хочет, чтобы мы увидели мир именно так, а не иначе. Кто-то хочет повлиять на нас. А мы пассивно соглашаемся с таким тревожным положением дел и даже приветствуем его – таков удел цифрового общества» [Ульрих, 2018: 33]. При этом фотограф отмечает: умению видеть можно научиться, и многие специалисты – фотографы, писатели, кинорежиссеры, художники – развивают способность проникать сквозь поверхностные впечатления; они могут замечать глубинные состояния людей и предметов [Ульрих, 2018; 34].
Задание 3. Прочтите текст ниже. Как автор использует наблюдения для того, чтобы не только нарисовать образ места, но и передать его дух? Что вы считаете удачным, а что нет?
Автор текста – Алла Боголепова. Журнал «Аэрофлот», июль 2017.
У вас есть масса причин вернуться в Лиссабон, даже если вы там ни разу не были.
В восемь утра крошечное кафе в старинном лиссабонском районе Морария переполнено: три столика заняты местными старушками, у стойки – пара работяг, припозднившийся офисный клерк и пожилая «девушка» в виниловом комбинезоне и ярко-розовом парике. Увидев меня в этой маленькой шумной толпе, хозяин заведения кричит: «Bom dia, сеньора! Как обычно?» Я завтракаю здесь в третий раз. И у меня уже есть «как обычно»: gal а о – кофе с молоком, стакан теплой воды и torrada – тост из свежего хлеба, политый растопленным сливочным маслом. В этом весь Лиссабон: достаточно пары дней, чтобы почувствовать себя своим в этом древнем городе на другом конце Европы. Узкая, вымощенная камнями улица исторического центра уходит круто вверх, к замку Святого Георгия: город построен на холмах, которых официально семь, а на самом деле двенадцать – отсылка средневековых историков к великому Риму, память тех времен, когда Португалия владела половиной мира и всерьез полагала свою столицу наследницей Вечного города. Навстречу, позванивая, выкатывается трамвай, местная гордость, воспетый в многочисленных фаду amare – lo da carris – «желток». На подножке висят дети. Они хохочут, перекрикивая скрежет старинного механизма, и здороваются с полицейским, который, впрочем, беззлобно грозит им пальцем.
Разогнавшись с горки, «желток» вдруг резко тормозит: прямо на путях стоит обычная садовая тачка, доверху наполненная листьями свежего латука – alface. В Лиссабоне это больше чем салат – один из символов города. Собственно, коренные лиссабонцы так себя и называют: alfacinha, «салатники». В лихие времена латук, обильно растущий на замковом холме, кормил и горожан, и скот. Водитель трамвая спокойно ждет, пока владелец зеленной лавки уберет с путей свой товар. Здесь кричать и требовать бесполезно: впереди целый день, что решат какие-то десять минут? Настоящие «алфасинья» не торопятся и мало о чем всерьез беспокоятся, своей философской неспешностью задавая ритм городу и делая Лиссабон непохожим на прочие европейские столицы. Жизнь в старинных кварталах течет подобно великой реке Тежу: медленно, по привычному руслу, вскипая ненадолго праздниками и быстро успокаиваясь. Здесь не очень прилично быть богатым, а если уж судьба подкинула деньжат, тратят их тихо. «Счастье – понятие безусловное», – говорит сквоттер Луиш. Он живет в заброшенном старинном доме, который уже выкупила крупная строительная компания, но тот факт, что ему придется переезжать, Луиша не слишком печалит. «Счастье или есть – или нет. От денег мало зависит. Солнце – бесплатно, ветер с океана – бесплатно, в саду сядь, на город посмотри – тоже бесплатно! А на вино и сардинку не так уж много нужно».