умает удалиться на покой, так скажем.
— Зелёные эски решат этот вопрос сами — это их внутреннее дело.
— Конечно, — согласилась Глава Синклита. — Но к слову Королевы Эн-Риэнанты они прислушаются. И это слово должно быть сказано.
— Почему ты так считаешь?
— Я встречалась с Хэсти — она настойчиво просила об этой встрече. В Мире Третьей прорастает Истинная Магия, и Хэсти считает, что эти ростки надо поддержать — должны появиться новыелюди, готовые понять и принять эту магию.
— Опять новые люди? — Звёздная Владычица нахмурилась. — Ей что, не дают покоя сомнительные лавры Тллеа?
— Нет, Энна. Маги-Дарители её ветви тщательно просмотрели ситуацию. Равновесие не нарушается — просыпающаяся магия этого Мира плоть от плоти его собственная. Ищущие Ответы делают только первые правильные шаги, разгребая ворох мусора, и понимают, на что способна мысль. Некоторые из них даже попытались заявить о себе — с трагическим, правда, результатом. Тем не менее, они уже кое-что умеют — на ощупь, — значит, им надо помочь. И Хэсти хочет заняться детьми — детьми любых племён Третьей, не отдавая предпочтения какому-то одному народу. Выборочный дар и новые способности — именно так когда-то начинались мы сами. Серебряные Маги, например, считают, что к появлению первых эсков причастны Древние — так что история повторяется.
Кроме того, там, на Третьей, иногда — всё чаще — воплощаются очень своеобразные Сущности. Был тут интересный случай пару лет назад — мои Мудрые до сих пор ломают над ним головы. Некое местное Инь-существо сумело докричаться до Слепых Сил, и эти Дети Хаоса ответили[15]. А само по себе проявление магического начала Мироздания на Третьей планете вполне естественно — там назревает кризис технического пути развития, усиленный обострением Противостояния. Этот Мир медленно, но верно соскальзывает к войне — и очень может быть, в ход пойдёт Меч Демонов. Во всяком случае, вероятностные предсказания этого отнюдь не исключают. И может быть, новые люди смогут помочь удержать этот Мир на краю пропасти. Это лишний шанс, Королева.
Казалось, шарик был живым. Он прыгал по поверхности стола, останавливался, менял направление движения, замирал, поворачивался — и всё это с неуловимой грацией, присущей только живому созданию. А если шариком всё-таки управляли, то, надо признать, делалось это очень умело. Правда, непонятно, как это можно управлять обыкновенным шариком для пинг-понга…
За столом на кухне, служившей одновременно и гостиной небольшого одноэтажного дома (таких в этом провинциальном захолустье большинство, цивилизация с её элитными строениями улучшенной планировки сюда ещё не добралась), сидели три человека.
Во внешности хозяина дома не было ничего особо примечательного. Ему можно было с равной долей вероятности дать и тридцать пять, и пятьдесят пять лет. Его непослушные светлые волосы лежали так, как им хотелось, напрочь игнорируя вмешательство расчёски, а лицо было лицом человека, ведущего здоровый образ жизни и не злоупотребляющего теми соблазнительно-приятными излишествами, которые могут быть предложены современным обществом тотального потребления платёжеспособному индивидууму. И одет он был так, как одевается человек, равнодушный к веяниям моды и к существующим условностям — в рубашку с короткими рукавами и в выцветшие джинсы. Судя по всему, визит гостей был для него важным событием, но многолетняя привычка хозяина дома ставить во главу угла удобство и утилитарность всё равно взяла верх, и он не стал облачаться во что-то солидное, более соответствующее протоколу официально-деловых встреч.
Самым интересным в облике этого человека было именно его лицо — открытое, с чистыми и ясными глазами, как будто хозяин дома никогда и не встречался с мелкими и крупными гадостями огромного и сложного мира начала двадцать первого века от Рождества Христова. И улыбка — так могут улыбаться только дети, верящие в волшебные сказки и не набившие ещё на своём коротком жизненном пути болезненных шишек и ссадин. Соседи называли его Чудаком; и это имя-прозвище как нельзя лучше подходило владельцу домика на окраине, за которой кончался асфальт и начинался лес.
Двое других людей разительно отличались от хозяина дома — они выглядели столь же неуместными в скромным интерьере кухни, как неуместными выглядят роскошная машина на раскисшей грунтовой дороге в деревне или бриллиантовое колье на девчонке-подростке в застиранной футболке.
Внешний вид одного из гостей свидетельствовал о его принадлежности к той касте, которая причисляет себя к хозяевам жизни. И этим свидетельством был вовсе не дорогой костюм, сидевший на Большом Боссе с непринуждённым изяществом, словно вторая кожа, а неуловимые штрихи его облика, буквально кричавшие: «Господин — это я!». Нет, наглость отнюдь не сквозила в чертах Большого Босса — приёмы на высшем уровне и великосветские рауты придали его натуре необходимый внешний лоск, — однако одного взгляда на его холёное жёсткое лицо с холодными глазами стального цвета было достаточно, чтобы вспомнить строчку из досье знаменитого предпринимателя Генри Моргана: «Умён, жесток, беспринципен». Все движения Большого Босса, сидевшего прямо напротив Чудака, были мягкими и неторопливыми, и этим он напоминал хищника, выжидающего удобного момента для броска.
Второй гость — а он действительно казался вторым на фоне Большого Босса, однако вторым, который со временем надеется стать первым, — сидел чуть сбоку от шефа, как и положено референту. Встречу эту организовал именно он, и он же надеялся извлечь из этой встречи максимум для себя выгоды. Помощник Большого Босса старался, очень старался, но без излишней угодливости — Второй Человек знал себе цену и был готов стребовать эту цену с кого угодно и любыми способами. Одет он был также строго по-деловому — костюм, ослепительно белая рубашка, галстук, — но с соблюдением всех мелочей, подчёркивающих неукоснительное следование неписаной табели о рангах. Например, материал пиджака или запонки Второго Человека ни в коем случае не должны были быть дороже, чем у Большого Босса, и в то же время цена этих атрибутов статуса не должна была быть ниже некоего установленного для Вторых Людей уровня.
В общем, компания эта была очень странная: ну что может быть общего у воротил большого бизнеса с анахоретом с внешностью свободного художника из заштатного городка, скорее даже посёлка?
А шарик всё продолжал свой танец, выделывая замысловатые пируэты на столе и над ним.
— Ну и что вы этим хотите сказать? — Большой Босс нарушил наконец затянувшееся молчание, с известным интересом продолжая наблюдать за маленькой белой сферой. — Пока я не вижу ничего, что выходило бы за рамки ловкого фокуса. Не уверен, что это стоит хотя бы того бензина, который мы сожгли по пути сюда, не говоря уже о потери времени.
Чудак улыбнулся, а шарик мягко опустился на пластик крышки стола и замер, чуть покачиваясь.
— Дело в том, — произнёс он с улыбкой, — что я умею творить чудеса, то есть делать то, что считается лежащим вне пределов человеческих возможностей. Шарик — это так, гимнастика мысли, а мои способности гораздо шире.
Если Большой Босс и был удивлён, то никак этого не выказал. Второй Человек явно намеревался что-то вставить, но передумал — молчать зачастую гораздо полезнее.
— Конечно, я рискую быть принятым за шарлатана или, хуже того, за сумасшедшего, — невозмутимо продолжал хозяин дома, — но мне хотелось бы, коль скоро вы ко мне всё-таки приехали, быть выслушанным до конца. Вы об этом не пожалеете…
С этими словами Чудак поднялся, подошёл к электрическому щитку в дальнем углу кухни, открыл дверцу и щёлкнул выключателем — урчавший холодильник поперхнулся и затих. После этого Чудак закрыл щиток и перевёл взгляд на разлапистую трёхламповую люстру, висевшую над столом. И под его взглядом все лампы — одна за другой — послушно загорелись, а потом так же послушно погасли.
— А чтобы уменьшить ваши сомнения, я сделаю так. — Он дотянулся до одного из плафонов, вывернул лампу и положил стеклянный пузырь на стол. — Смотрите.
Нить накала засветилась, стала ярче, и вот уже лежавшая на столе лампочка горела, как ни в чём не бывало — как и положено подключённому к сети электротехническому изделию.
— Жалко пластик — расплавится, — сказал Чудак и выключил горевшую непонятно как лампу. — Я не буду демонстрировать вам телекинез и кое-что ещё, могу только сказать, что я готов предъявить свои способности любой экспертизе — лишь бы ко мне отнеслись серьёзно и непредвзято. У меня уже есть негативный, скажем так, опыт общения с общепризнанными научными авторитетами… А пока — не пора ли нам перекусить? Изысков не обещаю, но…
На столе медленно возникли, сгустились из ничего, обрели форму и плоть три тарелки, на каждой из которых аппетитно дымилось по куриной ножке с поджаристой корочкой в обрамлении риса и свежих овощей. Процесс материализации занял около минуты, в конце которой Чудак поморщился и вытер со лба капельки пота.
— Это всё-таки не так просто, — сказал он извиняющимся тоном, — но, как видите, вполне возможно. Ешьте, это вкусно, и неотличимо от настоящего. Впрочем, это и есть настоящее, только полученное иным способом, без помощи плиты или микроволновки.
Гости приняли приглашение к трапезе с известной осторожностью, но уже через пару минут попробовавший непонятно откуда появившееся блюдо Большой Босс посмотрел на Чудака гораздо более внимательно. Этот человек умел делать выводы и принимать решения — иначе он вряд ли стал бы Большим Боссом.
— Предположим, что вы действительно можете творить чудеса, — веско произнёс он, — хотя, естественно, требуется тщательнейшая проверка. Но остаётся ещё целый ряд вопросов: границы ваших возможностей, сферы их применения и так далее. И два самых главных вопроса: как вы это делаете и зачем вам мы? Опускаю вопрос о нашей выгоде — это само собой разумеется.