– Любовь? Отношения? Это тоже можно купить?
Он оскалился:
– Любовь для дураков. Ее слишком легко утратить. Мне нравится, когда от всего можно застраховаться.
На ее лице отразилось мучение, Джин почувствовал, что совсем скоро пожалеет о своих циничных словах.
– То есть ты никогда не станешь искренне любить кого-то?
– Позволь-ка мне задать тебе вопрос. Роуз, твоя мать красивая женщина? Уверен, что это так. Когда твой отчим увидел ее, то решил, что она станет очередным прекрасным вложением, а твоя мать рассудила, что он сможет лучше позаботиться о ней, чем твой не столь богатый отец. Любви там не было. Наверняка ты презираешь своего отчима, но, в конце концов, они оба получили желаемое.
Роуз почувствовала, что больше не может слушать его. Она взяла сумку.
– Я не презираю его. Мне лишь ненавистно то, что он использовал свой вес и богатство для того, чтобы разрушить брак моих родителей. Да, я прекрасно понимаю, что в данном случае виноваты оба. Тем не менее я никогда не смогу восхищаться человеком, который не использует свои деньги или влияние во благо.
Она прижала сумку к груди и теперь держала ее как щит.
– Все это не важно. Ты не знаешь мою семью, едва ли знаешь меня…
Поднявшись вслед за ней, Джин угрюмо скрестил руки на груди.
– Нет, мне кажется, я начинаю по-настоящему узнавать тебя. Из-за того, что в прошлом тебе причинили боль, ты сознательно отказываешься верить в какие-либо благие намерения со стороны других людей всю оставшуюся жизнь.
Ее губы, накрашенные красной помадой, предательски задрожали. Казалось, еще минута, и она расплачется. Джину страшно хотелось обнять ее, успокоить, но он запретил себе это делать.
Ее слова сделали ему больно. Ее предположение о том, что его погоня за деньгами разведет его с людьми, которые любили его… Это ранило так сильно, потому что это было правдой.
Это также заставило его вновь и вновь думать о том, как неправильно он поступал со своими родителями.
– Пожалуй, мне не стоит оставаться на обед, – пробормотала Роуз.
– Почему? Ты никогда не казалась мне трусихой.
Подняв голову, женщина бросила на него выразительный взгляд:
– Я боюсь. И мне кажется, что это не к месту.
– В самом деле?
– Да, и прежде чем я уйду…
Роуз достала из сумки прямоугольный футляр и бесшумно опустила его на белоснежную скатерть, на которой плавали блики от пламени свечи.
– Знаю, что ты делал это с добрым умыслом, но я не могу принять этот подарок.
Затем, окинув его влажными глазами, она развернулась и ушла…
Когда у Роуз наконец-то получилось вырваться из магазина, чтобы навестить Филиппа, она все равно опаздывала. Время посещения заканчивалось через каких-то полчаса. Когда она подошла к кровати, то увидела, что он внимательно просматривал каталог антиквариата. Это означало, что он чувствовал себя гораздо лучше, но у нее не выходило порадоваться. Ее сердце все еще болело после их с Джином расставания в ресторане.
Она раскрыла ему несколько неприятных истин, и он, должно быть, был высечен из камня, если не почувствовал себя плохо. Она не хотела быть жестокой. Но Роуз также не могла позволить ему сбить себя с толку, заставить его поверить, что была готова пополнить его список любовниц. Ее чувства к Джину были слишком глубокими.
Вот почему она вернула браслет. Возможно, у него привычка покупать дорогие подарки женщинам в обмен на близость, но Роуз знала, что она никогда не будет принимать от него ничего, что она не могла получить просто так, потому что это было важно для него.
– Роуз! Как я рад, что ты зашла! – Филипп не мог скрыть своего восторга, когда увидел ее.
Она наклонилась, чтобы поцеловать его.
– Рада видеть тебя. Жаль, что мне не удалось вырваться пораньше. Я буквально утратила счет времени. Мне удалось заинтересовать рекордное количество дилеров, думаю, нам довольно быстро удастся продать остатки антиквариата. Я хорошо потрудилась во второй половине дня, надеюсь, мои усилия не останутся тщетными.
Когда она поставила серый строгий стул рядом с кроватью и устало опустилась на него, ее улыбка не была такой искренней, как ей бы хотелось. Но, быстро собравшись с силами, Роуз достала из сумки большую гроздь красного винограда.
– Знаю, что ты бы охотней полакомился бельгийским шоколадом, но врачи говорят, что он для тебя не так полезен.
– К черту врачей! Считаю, что я имею полное право побаловаться сладким!
– Ну… может быть, в следующий раз я принесу тебе немного. Как ты? Как твои анализы?
Их время, казалось, пролетело в мгновение ока, и когда большинство других посетителей уже ушли, Роуз наконец набралась мужества, чтобы поговорить о том, что было у нее на уме… Джин.
– Филипп. – Она нервно разглаживала рукой складки на белоснежном больничном покрывале. – Мне хотелось кое о чем поговорить с тобой. Это личное.
– Конечно, дорогая. Это касается магазина? Тебе тяжело одновременно заниматься продажей антиквариата и другими вопросами, которые следует решить до фактической передачи магазина Боннэру?
Одного упоминания его фамилии было достаточно, чтобы Роуз испытала тоску. Увидятся ли они когда-нибудь снова после той перепалки в ресторане? Снова и снова Роуз задавалась этим вопросом. Что, если теперь он пошлет в магазин своего секретаря или какого-нибудь помощника, просто для того, чтобы больше не встречаться с ней лицом к лицу?
Было болезненно думать, что Юджин может так быстро забыть ту ошеломляющую страсть, которой они предавались в кабинете Филиппа, делать вид, что ничего не произошло, несмотря на то что они так рисковали.
Но признание, которое он сделал в ресторане, его слова о том, что он не собирался кого-то любить… Джин сказал, что любовь для дураков. Роуз была глубоко опечалена. Если раньше она и питала слабую надежду на то, что когда-нибудь он сможет полюбить ее по-настоящему, то теперь эта надежда была уничтожена.
– Нет, я справляюсь с продажами и всем другим. Я хотела поговорить не об этом, а о личном.
Филипп откинулся на старательно взбитые подушки и терпеливо ждал, когда она продолжит. Его взгляд был полон доброты. Роуз убедила себя, что все будет в порядке, что он поймет и не осудит ее…
– Я кое в кого влюбилась, – призналась она давнему другу своего отца.
– Роуз, ты влюбилась?
Она поджала губы и кивнула.
Филипп улыбнулся. Уже давно она не видела его таким счастливым.
– Это просто прекрасная новость! Кто же этот счастливчик?
– Тебе не нужно знать его имя… Мне бы не хотелось рассказывать о нем раньше времени. Надеюсь, ты не станешь держать на меня обиду. Единственное, что я могу сказать, – мы с этим человеком совершенно не подходим друг другу.
– Тем не менее это не меняет твоих чувств, как я понимаю? – мягко поинтересовался мужчина. Ее слова, кажется, ничуть не смутили его.
Его реакция действительно удивила Роуз.
– Да, это так. Но мы полные противоположности друг друга, и я думаю, что мое отношение к этому человеку должно измениться.
Филипп задумался.
– Роуз, нельзя объяснить, почему люди влюбляются. У кого-то это происходит медленно, по мере того как они все ближе и ближе узнают друг друга. Другие же… Два человека могут просто встретиться глазами и мгновенно понять, что хотят провести друг с другом всю оставшуюся жизнь. Кого-то это сбивает с толку, другие же просто продолжают заниматься привычными делами, убеждая себя в том, что все находится под контролем и что ничто не может заставить их отклониться от выбранного пути. Сдается мне, Роуз, что ты принадлежишь ко второй категории.
– Это правда. Я никогда не хотела влюбляться. После измены Джо я решила больше не испытывать к кому-либо никаких глубоких чувств. Ты помнишь? Но то, что случилось, ставит под угрозу все то, к чему я так стремилась. Я имею в виду, поступать правильно. Следовать тем принципам, которые вложил в меня отец. Любить этого человека было бы неправильно. Я чувствую себя такой виноватой, и мне стыдно, кажется, что я подвела всех вокруг.
Филипп нахмурился:
– Всех? Роуз, кого ты могла подвести?
Сцепив пальцы, она вздохнула:
– Я подвела тебя, Филипп. Ты сделал для меня так много и заслуживаешь большего.
– Дорогая…
Она почувствовала, как он накрыл ее руки своими теплыми ладонями, и подчинилась.
– Ты ведешь себя так, словно совершила какое-то тяжкое преступление. С каких это пор влюбленность приравнивается к уголовно наказуемым деяниям? Твои чувства принадлежат только тебе. Да, люди, которые любят тебя, желают только добра, но никто не может знать, что может быть лучше для тебя. Лучше рискнуть всем ради любви, чем отвернуться от нее лишь потому, что ты боишься кого-то расстроить и жить жизнью, заполненной сожалениями и несбывшимися мечтами.
Роуз чувствовала себя шокированной.
– Ты говоришь так, словно знаешь, что это такое. Ты когда-то любил кого-то и отвернулся от чувств только из-за того, что думали другие?
Филипп медленно кивнул, и его бледно-голубые глаза наполнились грустью, из-за воспоминаний, которые всколыхнул этот разговор.
– Роуз, я не просто отвернулся от женщины из-за людского мнения… Я отказался от нее, потому что предпочел сосредоточиться на своей карьере, а не идти с ней в неизвестность. Она была художницей… Кстати, довольно неплохой. Она была на десять лет моложе меня и хотела путешествовать по миру, чтобы искать вдохновение для своей живописи. У нее совершенно не было времени и желания для привычной многим жизни – карьера, брак, жизнь, по ее словам, «в загородной отупляющей скуке». У нее была свободолюбивая натура.
Он кашлянул и отвернулся на мгновение, но Роуз заметила, как влажно заблестели его глаза.
– Ее звали Элизабет, и я любил ее больше жизни.
– Ты не против, если я спрошу… Из-за этого ты так никогда и не женился?
Кивнув снова, он выпустил ее руки.
– Для меня существовала лишь единственная женщина. Я никогда не смог измениться. Вот почему, Роуз, ты должна следовать своему сердцу. Тебе не нужно винить себя в чем-то и стыдиться. Не становись похожей на меня и не веди жизнь, полную сожаления, лишь мечтая о том, каким счастьем она могла бы быть наполнена. Я уверен, что если бы твой отец все еще был с нами, он посоветовал бы тебе поступить так же.