Когда мы выбрались обратно на улицы Термини-Имерезе, попав прямо в центр хаоса во время часа пик, меня накрыло потоком выхлопных газов от «Весп», воздуха с морской солью, эвкалиптом и олеандром. Я зажмурилась от полуденного солнца, временно ослепнув. Теперь я владела землей на Сицилии.
У меня не было копии бумаг, подтверждающих произошедшее, или чека о платеже. Всем заведовала Франка, включая две оставшиеся поездки, чтобы завершить процесс передачи земли. Моя часть была выполнена. Я не переживала, Франке я доверяла полностью. Многое происходит на Сицилии таким образом. Но вместо этого я пыталась противостоять ощущению, что я нахожусь на самой вершине своих самых смелых фантазий относительно того, что жизнь по-прежнему может мне предложить.
Когда мы вернулись от нотариуса, Нонна готовила капонату. Запах весело шкворчащего лука с тонким ароматом мяты был таким же привычным, как запах подсоленной воды для пасты. Это блюдо было и сладким, и острым, квинтэссенцией Сицилии. Одна-единственная ложка могла поведать всю чувственную историю острова: солнце, ветер, земля, мавры и европейцы – это фантазия, замаринованная реальностью. Ароматная и текстурная, капоната была цвета ночи и на вкус как рай.
– Как все прошло? – спросила она у меня, положив свою деревянную ложку.
– Хорошо, я думаю, хорошо. Франка со всем справилась. Она знает все подробности.
– Хорошо. – Нонна вернулась к готовке.
Я смотрела, как она соединяет ингредиенты. Баклажан, оливки, сельдерей, морковь, томатный соус. По отдельности все было ежедневным продуктом, не особо ценным и богатым. Но все вместе создавало изобилие вкуса.
– Нонна, вы уверены, что я не могу помочь с оплатой налогов? Я знаю, что для вас это дорого.
– Если ты не можешь позволить себе подарить кому-то подарок, в таком случае у тебя нет подарка, – ответила она. При этом она закрыла кастрюлю крышкой, чтобы подчеркнуть свою точку зрения и дать вкусу капонаты раскрыться.
Продолжая наблюдать, я подумала, что Нонна кажется такой же укоренившейся и заземленной, как и любое древнее оливковое дерево из растущих на этом острове. Я поняла, что стою в тени ее дерева, основной корень которого уходит в глубь Старого Света, понимая, что даже если я пойду вперед, мне нужно будет место, на которое я смогу оглядываться. Давая мне дом, она сберегала это место для меня, для своей внучки, притягивала нас ближе, держала готовую еду на столе. Ее подарок оказался способом позволить мне стоять в ее тени до тех пор, пока я не стану способна выйти наружу, на солнечный свет.
Позже сквозь кружевные занавески, отделявшие дом от внешнего мира, на кухню Нонны проникло тепло ослабевающего, но все еще настойчивого солнца. Даже находясь внутри, я чувствовала дуновение ветра, тихо разрезаемого воробьями, которые кружились в танце низко над улицей. Теперь у меня на Сицилии было место, которое я могла назвать своим, место, куда я могла вернуться следующим летом и позже.
Часть четвертая. Третье лето
Nun c’e megghiu sarsa di la fami.
Голод – самый лучший соус.
Дикий фенхель
Я проснулась в первое утро своего третьего лета в фамильном доме Саро разгоряченной и с акклиматизацией после перелета, но в приятном оцепенении давно забытого воспоминания – моей первой поездки на остров, когда я и Саро случайно наткнулись на сельскую тратторию на северном побережье. Это воспоминание могло возродиться только на Сицилии, где знаки, звуки и запахи служили потайными ходами к частям Саро, событиям и мелочам, до которых я не могла дотянуться в Лос-Анджелесе. Жизнь после потери в этих местах становилась искаженной: воспоминания казались ненастоящими, а затем воскрешали сами себя неожиданно, почти магически. Но в то утро, когда я лежала в мягком утреннем свете в полусонном состоянии, оживляя давно утраченное воспоминание о фенхеле, я поймала магию за хвост и крепко за него держалась.
– Давай остановимся здесь, – сказал он после того, как мы провели лучшую часть дня в исследованиях второстепенных дорог и поселков вокруг отеля «Байя дель Капитано».
Мы съехали на парковочный лот с двухполосной дороги, идущей параллельно автостраде.
– Похоже, что там закрыто. – Я была немного ворчлива, немного голодна и сильно не уверена относительно своего местонахождения.
– Там не закрыто, – ответил он.
– Откуда ты знаешь? – с вызовом спросила я.
– Потому что сейчас три часа дня. И посмотри, что позади здания. Владельцы живут здесь. – Он показал на постройку рядом, с вывешенными постиранными вещами и геранями в терракотовых горшках, обрамляющими входную дверь. По всей видимости, это являлось всеми наглядными признаками, которых мне должно было хватить, чтобы сообразить: управляющий был внутри, а траттория – открыта.
Через мгновение мы толкнули входную дверь и обнаружили внутри пустующий ресторан на десять или около того четырехместных столиков. Он был декорирован по-простому, на каждом столике стояла маленькая вазочка, расписанная вручную, а желтые стены имели оттенок солнца, изображаемого на фресках святынь, разбросанных по всей Тоскании. С кухни доносились гитарные рифы Пино Даниэле. Владелец, он же шеф-повар, вышел к нам. Он был низким и коренастым, а его лицо выглядело так же, как и многие другие лица, покрывающие все острова Средиземноморья.
– Salve, – сказал Саро, поздоровавшись с ним, прежде чем тот успел нас поприветствовать. – Siamo appena arrivati dall’ America, possiamo mangiare qualcosa? – Мы только что прибыли из Америки, могли бы мы чего-нибудь поесть?
Была весна, и владелец/шеф-повар пояснил, что позже днем ожидает поставку меч-рыбы от местного рыбака в расчете на то, чтобы приготовить из нее ужин.
– Мы еще не открылись, но поскольку вы приехали из Америки, я приготовлю вам пасту. Sedetevi. – Присаживайтесь. – Он отодвинул деревянные стулья, передал нам два бокала и потянулся к бару позади за литром минеральной воды «Ferrarelle».
– Di dove siete? – Вы откуда? – Он открыл бутылку открывалкой, которую извлек из своего заднего кармана.
– Лос-Анджелес.
– Что ж, тогда как насчет тарелочки дикого фенхеля? У меня на заднем дворе растет немного.
– Это все, что нам нужно, – сказал Саро.
Перед нами появились две тарелки. Я увидела зелень, немного увядшую, обжаренную в оливковом масле с добавлением небольшого количества лука, а затем потушенную в томатном соусе. Поверх тарелка была присыпана тертой ricotta salata.
– На тарелке перед тобой – природа Сицилии, – произнес Саро, поворачивая вилку и скручивая спагетти в прекрасные бочкообразные комочки, готовые упасть ему в рот. – Это блюдо – сама весна. Дикий фенхель приводит нас к пониманию того, что мы живы и не имеет значения, что происходит.
В то утро я хотела большего, чем просто знать, что я смогу ощутить себя живой, снова живой в полной мере. Полужизнь после потери все смещала со своих мест. Я хотела, чтобы мне напомнили об изобилии жизни. Я вся изнывала от стремления, возможности воодушевляли меня.
В тишине того утра я хотела протянуть руку к Саро и ощутить изгиб его спины. Его кожа была бесстыдно мягкой, полной богатой чувственности. Мне хотелось прижаться ближе, рядом с его вдохами и выдохами. Я хотела приподнять заднюю часть его рубашки и потянуться ближе, чтобы поцеловать мое любимое место приземления – кожу между лопатками. Его спина представляла собой целые созвездия родинок. И я хотела нырнуть в пояс Ориона.
Я представила себе затем, что он не спит.
– Еще слишком рано, – прозвучал бы его голос, хрипловатый и сладкий. Я щедро добавила штрихов в свою фантазию: торговца за окном, продающего только что пойманную меч-рыбу, стейки по килограмму весом, свет позднего утра, проникающий через ставни нашей голой мраморной комнаты. В моей фантазии пространство было прохладным, но меня не обманешь. Я представляла нас на Сицилии в июле.
– Нам нужно вставать, – сказала бы я, думая о завтраке и его ритуале: капучино, булочках и пачкающихся чернилами газетах. – Саро, ты знаешь, как я не люблю полки с выпечкой, когда они пусты.
– Тебе нужно попросить того парня оставлять тебе что-нибудь, нет? – Саро всегда верил в дружбу с парнем в местной кофейне.
Я полежала еще немного в постели, вызывая все свои самые глубокие желания. Я представляла, как его тело поворачивается ко мне. Как он пахнет солью и землей, с оттенком кардамона. Мысли о завтраке отступили к бледным стенам, покрытым лепниной.
– Как ты это делаешь? – хотелось мне спросить у него.
– Делаю что? – сказал бы он.
– Заставляешь меня думать об ужине еще до того, как я выпила свой первый кофе за день?
– Amore, ты бы думала об ужине со мной или без меня. Я просто делаю твой ужин лучше.
Я бы засмеялась, а он бы поцеловал меня. Занятия любовью на Сицилии всегда были полны экстаза. Мне требовались секунды. Но вместо этого я вернула себя назад в реальность.
Когда занялось утро, настало время вставать и начинать свое третье лето, состоящее из сицилийских июльских утр в качестве вдовы Саро. Но мои мысли по-прежнему были заняты моим сном. Я осознавала лучше, чем когда-либо, что у меня не было секса вот уже почти три года. Во время моего очередного ежегодного посещения гинеколога она пошутила, что мои женские части могут атрофироваться. Этот разговор встревожил меня так сильно, что я даже поискала определение слову «целибат», все еще сидя в машине на парковке. Целибат подходил монахиням, бабушкам и женщинам, находящимся в коме. Разумеется, я была знакома с женщинами своего возраста, которые какое-то время жили, соблюдая целибат. Но они либо приходили в себя после тяжелого разрыва отношений, либо пытались излечиться от каких-то сексуальных пристрастий. По правде говоря, я чувствовала себя словно сорокалетняя девственница с двадцатилетним опытом. Одна из моих замужних подруг предложила мастурбацию. Я же сказала ей, что это все равно что предложить тому, кто хочет обед из пяти блюд, достать банку тушенки из запасов, отложенных на случай землетрясения. Конечно, это сработало бы в крайнем случ