Старуха тут же повеселела и объяснила, что живет в соседнем доме на девятом этаже. Лифт не работает, а дверь в квартиру заедает, она вот теперь и не поднимется с сумками, и ключами дверь не откроет, силы уже не те…
– … Помогите уж старушке, а я вам стаканчики дам, у меня дома есть упаковка. – закончила свой печальный рассказ старуха.
Девочкам ничего не оставалось делать, они подхватили сумки и поплелись со старухой к ближайшей девятиэтажке. Когда дверь квартиры открылась, в нос им ударил ужасный запах, навстречу выбежала огромная лохматая собака, а затем перепачканный кровью мужчина с безумным взглядом. Девочки попятились назад, но путь им преградила бабка. Приговаривая что-то успокаивающее и безобидное, она затолкала девочек в квартиру и заперла дверь. Спесивцев оттащил их в комнату. Девочки безумно кричали, чем сбивали мужчину с толку. Особенно громко верещала Женя. Спесивцев даже взял шприц, чтобы вколоть ей одно из своих успокоительных, а Настя в этот момент схватила бутылку и попыталась ударить мужчину по голове, но промахнулась, а в следующий момент Спесивцев в припадке ярости убил девочку. Узнав об этом, мать неодобрительно покачала головой и пошла за ножовкой.
Бабка вошла в комнату сына и бросила с грохотом на пол ножи и пилы.
– Пусть твои девки и убирают за собой, – сказала она.
Спесивцев заставил девочек расчленить тело подруги, а потом накормил их супом, который им сварила мать мужчины, супом из их подруги.
Двух оставшихся в живых девочек целый месяц держали на привязи в этой комнате. Иногда в квартиру приходила сестра Спесивцева, а иногда мать мужчины уходила к старшей дочери. Пару раз звонили в дверь соседи и просили сделать потише музыку, но Спесивцев только материл их из-за закрытой двери. Через несколько недель в порыве ярости Спесивцев убил и Женю, которую считал «своей девушкой». Он просто хотел проучить ее, а то ж вести себя с мужчиной не умела, не слушалась. Оле предстояло расчленить тело подруги, но в порыве ярости Спесивцев нанес ей несколько ударов шилом, и она уже тихо истекала кровью.
В те дни у одного из жильцов дома перестали работать батареи, и ЖЭК отправил двух сотрудников проверить трубы во всех квартирах.
– Я больной человек, живу с матерью, она не велит мне никого пускать, – скрипучим голосом из-за закрытой двери сказал Спесивцев. Сантехники сообщили об этом начальству.
– 357-я? Та, на которую все соседи жалуются? – поинтересовалась девушка-секретарь. Сантехники кивнули. – Тогда звоните участковому, пусть он их заставит дверь открыть, – заключила девушка.
Участковый услышал от Спесивцева то же самое. Парень разозлился на сумасшедшего чудика, но еще сильнее его насторожил запах разложения, поселившийся на этаже. Мужчина позвонил в отделение и попросил прислать наряд и проверить квартиру. Мало ли. Бывает, что у такого чудика умерла мать, а он и не говорит никому. То ли из-за пенсии, то ли из-за своей болезни.
Когда сотрудники вломились в квартиру, они увидели страшное зрелище. В ванной валялись останки тела Жени, а в комнате тихо истекала кровью Оля Гальцева. Совершенно обезумевшая из-за отсутствия прогулок и ухода огромная черная собака носилась по квартире. Спесивцев, тем временем, вылез через окно на крышу и сбежал.
Олю успели отвезти в больницу, но спасти девочку было уже нельзя. Милиции было важно получить от нее показания, и врачи согласились пойти на это. Сохранились записи этих допросов. Сотрудник милиции там так сильно нервничает, ему так чудовищно неловко из-за того, что он должен мучить умирающую девочку, что временами из-за этого ужаса, его голос звучит грубо и бесчеловечно, но именно эти последние слова девочки помогли поймать не только Спесивцева, но и его мать.
Из показаний Оли:
«9 сентября 1996 года меня положили в больницу на обследование по поводу гастрита. В больнице я познакомилась с двумя девушками – Настей, фамилию не помню, и Женей Барашкиной. Иногда, когда была хорошая погода, мы вместе выходили гулять. 24 сентября днем мы втроем вышли из больницы и гуляли во дворе, на улице недалеко от больницы. Когда мы втроем проходили мимо магазина, расположенного у автостоянки, где много киосков, к нам подошла бабушка. На вид она была очень старая, седая, маленькая и худенькая, узнать ее я смогу. Она обратилась к нам за помощью, сказала, что закрыла дверь в свою квартиру и не может открыть, попросила, чтобы мы ей помогли. Мы согласились. Она привела нас к девятиэтажке, мы поднялись на девятый этаж, и эта бабушка постучала в дверь. Дверь открыл мужчина с собакой – черным большим водолазом. Я испугалась, Настя с Женей тоже. Мы стали говорить бабушке, зачем она так поступила, но она сразу молча прошла в квартиру. Этот мужчина стал нас загонять в квартиру. Мы зашли, так как боялись и его, и собаки. В квартире, кроме этой бабушки и мужчины, находилась женщина лет тридцати на вид, черненькая, волос «хвостом». Мужчина этот на вид 27–28 лет, низкого роста, черный волос «ежиком», лицо худощавое, на кисти правой руки татуировка – голая женщина. Он сразу провел нас всех троих в комнату, где стояли комод и кровать, сказал всем сесть, говорил, что он два дня не спал и поэтому злой. Назвался он Андреем. Мы все стали проситься, чтобы он нас отпустил, но он сказал, что сейчас кто-то должен прийти, посмотреть на нас, и если это не мы, то он нас отпустит. Он велел нам сидеть в комнате тихо, выходил, заходил снова. Настя мне предложила ударить его бутылкой по голове и убежать. Бутылка стояла у кровати. Я сказала, что не смогу. Тогда она решила сама его ударить. Андрей зашел, и так как Женя продолжала просить отпустить нас, сказал, что сейчас поставит ей укол успокоительного, принес шприц с желтой жидкостью, взял Женю за руку, велел ей накачать вену.
Настя ударила его сзади бутылкой, но по голове не попала, а попала по плечу. Он достал из кармана нож с кнопкой и ударил ножом в живот Настю. Она сразу присела, стала говорить: «Не надо». Андрей ударил ее еще три-четыре раза ножом в грудь, живот, схватил валявшиеся колготки и стал ее душить. Зашла бабка, спросила: «Что ты делаешь?» Андрей сказал, чтобы уходила, а то и ей достанется. Андрей задушил Настю, лежащую на полу, и когда она перестала шевелиться, позвал бабку, сказал, чтобы она посидела с нами, а он сходит, умоется.
Он ушел, мы с Женей стали просить бабку, чтобы она выпустила нас, она сказала, что найдет ключи и отпустит, и ушла, в комнату больше не заходила, хотя находилась в квартире. Молодая женщина тоже была в квартире, но в комнату не заходила. Мы просидели в комнате до ночи, Андрей говорил, что надо, чтобы труп окоченел. За это время он всячески издевался над нами, принес топор, говорил, что головы отрубит, прислонил топор к шее мне, сказал, что тупой, начал тут же точить, бил нас. Что происходило дальше, я на настоящий момент во всех подробностях сказать не могу, еще не окончательно пришла в себя, так как все эти дни меня Андрей постоянно бил, пристегивал самодельными наручниками к ванне, пинал, говорил, что все равно убьет. Женю также бил. Когда Андрей убил Настю, ночью он велел нам разрезать труп на части, чтобы легче было прятать.
Он дал нам ножовку по металлу, ею мы и разрезали труп, отрезали мясо от костей ножом. Сам он этого не делал, только командовал. Мясом и костями кормил собаку. Отрезанные части мы с Женей носили в ванную, там складывали в саму ванну, бачок. И бабка, и женщина все это видели, присутствовали в квартире. Это точно. Все остальные дни он бил нас с Женей. Сломал руку Жене, разбил ей голову, несколько раз зашивал ей голову сам простой иголкой с ниткой.
Женя ему нравилась, и он постоянно приставал к ней, говорил: «Докажи мне, что ты не б…» Осматривал ее как гинеколог и через сколько дней – не могу сказать, изнасиловал и насиловал постоянно.
Меня он не трогал, только бил. Он заставлял Женю, чтобы она резала себя, но она говорила, что не может, и просила, чтобы он поставил ей какой-нибудь укол, чтобы она не мучилась. Но Андрей ей отвечал, что, наоборот, она будет мучиться, а он – смотреть. Кормил он нас супом из трупа Насти, ел ли сам – я не видела.
Суп варила бабка, она знала и видела, какое и откуда мясо ей дает Андрей. Кроме того, я видела, что бабка, уходя, брала часть трупа в сумку и куда-то уносила, куда – не знаю, об этом они не разговаривали. Вообще из их разговоров я поняла, что Андрей бабке заплатил какие-то деньги за то, что она нас ему привела. К бабке он всегда обращался только «Э», никак не называл, женщину называл Надеждой Николаевной или просто Николаевной. Ни бабка, ни женщина в этой квартире не жили, не ночевали, приходили иногда, бабке Андрей всегда говорил, когда ей надо прийти, женщина приходила сама, но сколько раз – сказать не могу.
В прошлую пятницу утром Андрей стал насиловать Женю, она просила «не надо», на что он ей ответил, что терять нечего, все равно она умрет. В этот же день куда-то девалась газета с программой телевидения, Андрей стал нас бить, говорил, что мы украли, стал заставлять Женю искать. Она ходить уже не могла, и он ее стал бить, бил головой о пол, пинал. Меня пристегнул в ванной. Затем он зашел, спросил, умею ли я делать искусственное дыхание.
Женя лежала на полу и не дышала, но сердце слабо билось. Около часа я ей делала искусственное дыхание, но она умерла. Андрей сказал, что она ему нравилась и надо, чтобы душа у нее отошла, открыл форточку и три дня не трогал труп Жени. В этот же день, когда он убил Женю, он изнасиловал меня.
Через три дня он накормил меня жареной картошкой и сказал, чтобы я разрезала на части труп. От трупа Насти уже ничего не осталось. Я ножовкой и ножом разрезала труп, сложила все в пустой бачок в ванной. И бабка, и женщина приходили, видели труп Жени.
Андрей сказал бабке, что все части трупа нужно похоронить в одном месте.
Вчера в дверь квартиры стали сильно стучать. Андрей сначала спросил «кто», потом сказал, что сейчас поищет ключ, но оделся, обулся и куда-то убежал.
Я лежала в комнате на полу и боялась подать голос, так как думала, что пришла милиция, а Андрей постоянно говорил, что если придет милиция, он меня сразу убьет».