В этот момент на него упала еще одна капля, а в поезд вошел другой сотрудник вокзала, чтобы поинтересоваться, что тут случилось. Только в этот момент дежурный посмотрел на свою ладонь и увидел, что она вся в темной, венозной крови. От потока воздуха из тамбура груда матрасов накренилась еще сильнее и сложенные в рулоны матрасы начали раскрываться, а из них стали выглядывать части человеческих тел.
– Хоть кто-то выжил? – поинтересовался начальник вокзала, когда ему доложили о происходящем.
– Все умерли. Семь человек из конвоя и проводник Дашкиев были расстреляны в упор из служебного оружия. Не нашли только рядового Сакалаускаса. Судя по всему, это он и устроил бойню, – доложил дежурный по перрону.
Глава 2Как все начиналось
Артурас Сакалаускас родился и вырос в Литве, в самой обычной советской семье. Отец – токарь, мать – заместитель начальника отдела в НИИ. Артурас рос тихим, спокойным и веселым парнем с преувеличенным чувством справедливости. Его нордическое спокойствие вместе с живым улыбчивым лицом часто производили обманчивое впечатление. Со стороны он казался эдаким рохлей и тюфяком, который не способен ответить обидчику, но Артурас отвечал, притом всегда соразмерно нападению. Впрочем, в тихой и спокойной Литовской ССР такие ситуации возникали нечасто. Одноклассники прекрасно знали характер Сакалаускаса, а незнакомцы, решившие докопаться до паренька, быстро отступали, увидев, что обманулись в своих ожиданиях насчет Сакалаускаса.
Закончив школу, парень решил не бегать от военкомата, и отправился в армию, несмотря на все те страшные слухи, что ходили по их городку, а также несмотря на первую Афганскую кампанию. Слухи ходили разные. В армии наблюдалась нехватка всего, а дедовщина процветала. Одного на фронт отправили, другой без ног вернулся, третий вроде бы и на фронте не был, а из армии вернулся покалеченным. Бали и те, кто вешались во время службы в армии. С каждым годом таких случаев в Литовской ССР становилось все больше.
Глава 3Контекст
Для советских людей Литовская ССР была «почти Европа», здесь всегда можно было купить больше разных товаров, работало больше кафе, а в 1980-е намного меньше ощущался дефицит. И все же это был СССР, и Литва вынужденно подчинялась общим правилам игры. В том числе литовцы обязаны были служить в Советской Армии два, а в ряде случаев и три года. Причем в то время никто не задумывался над тем, чтобы солдат шел служить куда-то рядом с домом.
Куда послали, туда и нужно было отправляться, а прибалтов в армии не любили. Они казались «издевательски спокойными», но легко могли начать спорить и выяснять свои права, а главное все их личные вещи были предметом зависти других солдат. Паренек со смешным акцентом, с хорошими, на зависть, вещами и поистине нордическим спокойствием, которое все принимали за слабость характера, у всех вокруг вызывал раздражение вперемешку со страхом. Все это вместе очень часто приводило к дедовщине и насильственным преступлениям по отношению к таким солдатам. В 1980-х ко всему прибавились тотальный дефицит на грани голода, нищета и общее ощущение распада и застоя во всем. Год от года дедовщины в армии становилось все больше, а формы ее проявления все больше напоминали пыточные лагеря.
Глава 4В армии
Сакалаускаса отправили служить вроде бы и не очень далеко, в часть под Ленинградом. Нужно было бы радоваться, но письма рядового домой раз от раза становились все уклончивее и мрачнее.
Артураса распределили в часть, где помимо него было еще только три литовца. Первое, что увидели солдаты, приехав в часть, была огромная кирпичная стена, на которой был изображен флаг СССР. Краска кое-где со стены уже облупилась, но флаг на вполовину раскрошившихся и поросших травой кирпичах все еще можно было разглядеть.
Началось все с того, что рядовой получил от повара сильно пересоленную похлебку, а повар Гатауллин в ответ, ухмыляясь сообщил, что исправится и в следующий раз вместо соли положит туда песок. Так и случилось, а ночью рядовой Сакалаускас проснулся от того, что его ноги горели. Он начал беспомощно махать ногами, чтобы потушить пожар, и в этот момент в казарме раздался хохот десятка, собравшихся вокруг него солдат. Это был «велосипед», любимый аттракцион солдат.
Впрочем, более всего Артурасу досаждал старший сержант Слесарев, которому он должен был беспрекословно подчиняться. Завидев рядового, Косарев расплывался в улыбке и вразвалочку подходил к литовцу, лишь глазами показывая на руки. Артурас никогда не подчинялся с первого раза. Слесареву приходилось «разок ударить», чтобы Артурас послушно сложил руки перед лбом, и сержант мог с удовольствием «пробить лося» под всеобщий хохот сослуживцев Сакалаускаса.
Артурас и другие литовцы стали любимыми объектами для издевок и унижений со стороны других солдат. Дошло до того, что одного изнасиловали и покалечили, а другого покалечили и в итоге перевели. Остался только Артурас, и тот понимал, что жить ему здесь оставалось недолго. Теперь к побоям, пыткам и издевкам «товарищей» прибавились голод и пытки со стороны начальства.
Совершенно спокойный, добрый человек. Никогда никаких эмоциональных всплесков не было. Я даже когда узнал о расстреле, подумал, что это наш старший сержант Слесарев…
Старший сержант Слесарев обращался ко мне только нецензурно. Он «бил лося» несколько раз в день. Он приказывал положить ладони на лоб, а затем бил. Если ему не нравилось, как сложены мои руки, он повторял. Это часто делалось перед составом. Мое лицо болело, а голова опухло. В комнате Ленина, Слесарев сидел с Носковым. Я вошел, Слесарев грубо велел мне выйти. Когда я вышел, он приказал мне вернуться и отжаться тридцать раз. Ему показалось, что я встал слишком медленно, и он приказал мне снова лечь и ползти по комнате Ленина. Если я не повиновался, он снова «бил лося» и снова приходилось ползать.
Этот же сержант допускал насилие в адрес других. В частности, перед глазами у него был пример парня, которого избили, а потом заперли в кладовке, на неделю…
Сакалаускас все же пошел на крайнюю и последнюю меру. Он написал прошение о переводе в другую часть. Вроде бы ничего страшного, но после каждого такого прошения в части устраивались проверки, поэтому начальство всегда тщательно отслеживало, чтобы до такого дело не доходило. А тут второй случай подряд. Нет в армии страшнее преступления, чем писать что-то, перепрыгнув начальника.
«Когда Слесарев узнал об этом, он мне сказал: “только попробуй, будешь два года умирать”»
Прошение Сакалаускаса все же дошло до адресата, из-за чего начальник конвойной части был в бешенстве. Артурасу нужно было сделать последний рейд. Отвезти свою последнюю партию заключенных и вернуться в часть, чтобы собрать вещи и перевестись.
– Я тебе обещаю, что ты не доедешь до части, – сказал ему кто-то из конвоя (по одним данным это был помощник начальника караула Семенов, по другим – кто-то из рядовых).
«В действиях погибших был явный состав преступления. Я думаю, если бы ситуация повернулась не таким трагическим образом, то они бы подлежали уголовной ответственности».
Глава 5Спецвагон
Дедовщина, равно как и любой другой буллинг, никогда не происходит без одобрения начальства. Это всегда инициатива сверху, иногда речь идет о молчаливом согласии, а иногда – о конкретных призывах к действию. Несколько дней подряд Сакалаускас без сна и отдыха был в карауле. За время рейда его успели несколько раз избить и пообещали изнасиловать, но спасали заключенные, которые жалели молодого солдата, а пару раз Артурас прятался от обидчиков в одном из «купе» с заключенными. Начальник караула знал о том, что происходит, но ничего не делал. Его это даже забавляло.
«В первый день поездки Слесарев поранил мне ухо ключом от вагона. Он не давал мне покоя ни днем, ни ночью, жестоко избивал меня. Как только я засыпал, поджигал мне ноги, делал «велосипед». Однажды, когда я не вычистил туалет, избил меня, опустил голову в унитаз. В армии идет «цепная реакция». Старожилы жестоко обращаются с новичками, они накапливают гнев, после этого они сами превращаются в животных и изливают гнев на молодых».
«Пока мы ехали, отношения между заключенными были какие-то странные. Даже я, не зная человека, никогда не буду ему свистеть, как собаке. Никаких там дружеских отношений. Я смотрел на них и не понимал, как вообще так можно жить. Издеваться над людьми, как можно? Зачем? Хуже, чем осужденные. Чему там можно научиться, как издеваться над людьми? Человеку дают небольшую власть. Могут побить, могут собак натравить. Они стали к солдатам относиться, как к заключенным».
В конце концов, заключенные все же были доставлены в колонию. Напоследок кое-кто из осужденных пожелал рядовому удачи. Сакалаускас, который последние двое суток был на ногах, только хмуро кивнул в ответ на пожелание удачи. Он уже понимал, что ему не дадут доехать до части живым.
Утром 23 февраля рядовые Джамалов и Манхуров попытались изнасиловать Сакалаускаса, но, по словам самого Артураса, у Джамалова случилось преждевременное семяизвержение, из-за чего они решили отложить изнасилование. К тому же в вагон зашел проводник, пошутил что-то по поводу литовца и предложил вернуться в купе, доиграть партию в карты. Проводник был не против происходящего, но настроение, так сказать, было испорчено. Напоследок двое парней макнули Артураса головой в унитаз и потребовали чистить нужник зубной щеткой до тех пор, пока они не вернуться и не закончат начатое.