Мальчика придавило контейнером. Ему никто не помог, и он умер от переохлаждения. Вот почему контейнер легко сдвинулся с места – он был пустым.
Остается открытым вопрос, как так случилось, что он дернулся именно в тот момент, когда на платформе стоял Митя? И тормозные колодки тогда же забыли подложить? Как много совпадений… Сволочь! Сволочи! Гады! Все! Все до единого!
И все же среди всех сволочей выступала одна фигура. Гады-то все, но ты, скотина, за это ответишь. Вот те крест!
Все было спланировано с самого начала. Грабитель пойман на месте преступления – гарантия для получения страховки. Преступник погиб – не скажет лишнего. Поэтому забываются тормозные колодки и внезапно трогается соседний вагон… Мертвый Митя Шебалин устраивал всех. Инессу Ильиничну, капитана Жеброва, всех остальных, кто был повязан в этом деле. Он не устраивал только следователя Самарина. И возможно, путевого обходчика Гринько.
«Сволочь!» – сжимал кулаки Дмитрий.
Все мировое зло сейчас собралось и сконцентрировалось в одном человеке.
Этим человеком был инспектор по делам несовершеннолетних из отделения милиции Ладожского вокзала, бывший педагог Анатолий Жебров.
И что теперь? Что предлагаете, старший следователь?
Дмитрий рывком распахнул дверь кабинета и плюхнулся на стул.
– Дмитрий Евгеньевич, – в дверях появился Никита Панков, – по делу о хищении у фирмы «Инесса»… Там пришли с экспертизы срезанные замки..
Оказалось, подпиливали дважды.
Самарин нервно забарабанил по столу.
– Понимаете, – запальчиво продолжал Никита, – видите, что выходит! Кто-то подпилил их раньше, а мальчишке потом оставалось только пару раз провести напильником… Значит, кто-то подбирался туда днем. Я уверен, что сработали свои.
– Не барабашка же.
– Так надо проверки устроить, – продолжал Никита, – выявить наконец эту сволочь. Иначе это никогда не кончится.
– Ну выявишь, и дальше что?
– Как это «что»?
– Так это. Что будет дальше?
– Ну, уголовное дело на него завести… – пробормотал Никита.
– Или на тебя заведут… Или снимут с работы… Или ты просто попадешь в аварию. Какой вариант тебя устраивает больше?
– Скажете тоже, Дмитрий Евгеньевич!
– Реалии наших дней.
Впервые он увидел их вместе. Николай Гринько и Альбина Коржавина стояли у дверей морга, не заходя внутрь. Оба были мрачными, даже скорбными.
– Заходите, – сухо сказал Самарин.
Вышел Санька Попов. Как всегда ироничный я деловой, он кивнул Дмитрию и снова исчез.
Только сейчас Самарин вспомнил о его существовании. Неужели забыл? Значит, забыл и о Штопке.
Да, он изменился. Раньше мысль о ней постоянно висела на грани сознания.
Многие годы, просыпаясь по утрам, Дмитрий первым делом вспоминал о том, что на свете существует Елена Штопина. И вот теперь забыл.
Может, дело в ревности? В том, что она снова выбрала другого? Да нет.
Просто началась война, а Штопка осталась там, в мирной жизни.
Санька снова появился и жестом пригласил всех войти. Тело, предназначенное для опознания, лежало на каталке, накрытое простыней.
Да есть ли там что-то!
– Полученный удар, – бесцветно говорил патологоанатом, – не мог привести к летальному исходу. Смерть наступила в результате переохлаждения. Замерз.
Перед ними было тело. Маленькое, худосочное, синеватое. Казалось немыслимым, что в нем когда-то могла теплиться жизнь.
Альбина внезапно разрыдалась в голос. Гринько только смотрел и молчал.
– Вы узнаете его?
Путевой обходчик кивнул.
– А вы? – это был вопрос к Альбине. Та стиснула зубы, чтобы сдержать рыдания, и пробормотала:
– Он. Митька.
Она не выдержала и снова зарыдала, уткнувшись в плечо Гринько. Николай смотрел перед собой, на скулах прыгали желваки.
– Убирай, Саня. А вам придется пройти со мной в прокуратуру, оформим протокол опознания.
Гринько и Коржавина вышли.
– Маньяк-то твой убег, я слышал?
– Слава Богу, Санек, не мой, а Мишки Березина. Так что ко мне это не имеет отношения.
Дмитрий посмотрел на Саньку. Хотелось задать ему один бестактный вопрос.
Но таких вопросов Самарин не задавал. Даже когда очень хотелось. Вместо этого он спросил:
– Ты, кстати, сегодня не будешь в наших палестинах? Или на Ладожском?
– Нет, я сутки дежурю. И в ночь.
– Ну тогда до другого раза.
Самарин вышел на улицу. О чем он хотел поговорить с Санькой? Он и сам толком не знал. И никакого «другого раза» не будет.
Но и дружбе с Санькой больше не быть.
– Значит, так, – Самарин обвел взглядом Николая Гринько и Альбину Коржавину, – вы совершенно уверены в том, что опознали в предъявленном вам теле труп знакомого вам подростка?
Сухие слова формального опроса заставили Альбину снова заплакать.
– Митя… Дмитрий Николаевич Шебалин, – глухо ответил Гринько. – Год рождения тысяча девятьсот восемьдесят четвертый. Числа не знаю, знаю только, что декабрьский. Стрелец. Откуда родом… Говорил, из Сибири. Врал, наверно?
– Он из Клина, Московской области, – кивнул Самарин. – При каких обстоятельствах вы познакомились?
– Ну, при каких… Нашел я его у себя в сарае. Он на товарняке ехал, да, видать, простыл – там же холодина. Состав тогда чего-то долго у нас на запасных путях держали. Вот он и спустился поискать места потеплее. А у меня… – Николай на миг запнулся, – сын был… Такого же примерно возраста. Погиб в Душанбе прямо на улице – шальная пуля… Мать еще несколько дней в больнице пролежала, а он сразу… – Гринько замолчал. – Ну я увидел этого мальчишку, в дом принес, лечил. Так он у меня и остался.
– Значит, он жил у вас в доме. С какого времени?
– С марта.
– А что произошло потом?
– А потом… – Гринько оглянулся на Альбину. Та вытерла глаза и в упор посмотрела на следователя.
– Он из-за меня ушел, – сказала она. – Считал, что я должна возненавидеть его. Ну мачеха, что вы хотите?
Самарин вспомнил то, что знал об отчиме Мити, и кивнул.
– Он ни слова не говорил, вы поймите правильно, – сказал Гринько. – Но и так все было ясно. Я пытался говорить с ним, но он мне не верил.
– Но ведь так тоже не жизнь. – Альбина вздохнула. – Я ни перед кем скрываться не стану. Даже перед родным отцом. Не такой у меня характер. А тут приходилось встречаться чуть ли не тайно.
– Так и скажи – тайно.
– Ну бред ведь просто! Как будто я ему зла какого-то хотела… А он прямо как волчонок. Ну я и не выдержала. Я такая по характеру, мне прятаться, увиливать – не по нутру. Противно. Я и мужа ни минуты не обманывала. Полюбила другого – так и сказала прямо, как есть. Пришла и выложила. Ну и тут тоже собрала вещи и ушла.
– Значит, Митя ушел из-за вас.
Альбина молча кивнула.
– Ночью сбежал, – сказал Гринько. – Я утром проснулся – нет его. Помчался сразу в Питер, да где его найдешь. Я по всем вокзалам мотался. Негритосика этого из буфета в отделение отвел тогда, помните? Вы про него спрашивали.
– Значит, Митю вы искали повсюду, но не нашли. В детской комнате были?
– Да был же! И этот подонок только плечами пожимал: не знаю, не видел. Я как человека просил его: если появится, скажи ему, что я его ищу.
– У него были другие планы…
Гринько хотел что-то сказать, но Самарин прервал его, обратившись к Коржавиной:
– И что произошло потом? Почему Вы, Альбина Леонидовна, решили спалить дом?
– Да просто зло взяло на всю эту жизнь. – Альбина кусала губы. – Как Митя ушел, он, – она кивнула в сторону Гринько, – вообще перестал со мной разговаривать, вот я и подумала…
– Пусть лучше его не будет вообще, – усмехнулся Самарин.
– Да нет, я не думала, что убью, вообще ничего не думала… Просто злость была какая-то…
Самарин задумался. Возможно, Альбина была бы не такой плохой матерью. Но Митя в это не верил. И не хотел проверять. В результате попал в руки Жеброва.
Что ж, для Мити по крайней мере теперь все кончилось.
– Вот, подпишите ваши показания. Гринько и Коржавина ушли. Дмитрий перечитал протокол: «Проживал у меня с марта по сентябрь 1997 года…»
На прощание, когда Альбина была уже в коридоре, Гринько спросил его:
– А этому, из детской комнаты, что будет? Самарину было нечего ответить.
Потому что дела на своих сотрудников милиция заводит неохотно, даже когда всем и каждому ясно, что он преступник. А если это племянник начальника отделения, да преступление еще надо доказать… Что ему будет?
– Не знаю, – ответил он вслух, а про себя: «Ничего».
– Значит, сухим из воды, – сказал Гринько и вышел.
Проезд до Ладожского вокзала занял, как всегда, чуть меньше получаса.
Дмитрий поднялся к Тане.
– Иван Егорович у себя?
– Нет его. – Та расплылась в улыбке. Должно быть, решила, что он ищет повод, чтобы повидаться с ней. – Уехал на совещание.
– Тогда ладно.
– Ваш подарок… – Таня сделала таинственное лицо, показала глазами на рубиновую каплю и сказала тихо-тихо:
– Пользуется успехом. Мне уже сделали массу комплиментов. Я не говорю о молодых, вроде Анатолия Григорьевича и нашего медэксперта, но даже Чекасов и Селезнев! А уж Славик Полищук, знаете его! Он подошел и говорит…
– Ну что ж, я рад, – сказал Самарин и поспешил уйти. Список восхищавшихся его подарком остался неоконченным.
Агния подошла к окну. Сквозь переплеты окна она видела осенний сад. Днем прошел дождь, и редкие листья, пожелтевшие и пожухшие, блестели, отражая неяркий свет холодного ноябрьского солнца. «Красота какая…» – подумала Агния.
Ей всегда казалось, что поздней осенью природа может лишь навевать тоску.
Но нет, сейчас она искренне любовалась погружающимся в спячку садом.
Раньше ей никогда не приходило в голову поехать на дачу в ноябре или, наоборот, в марте. Разве что зимой покататься на лыжах… Да и было это в последний раз лет десять назад.
Она накинула на плечи пальто и вышла на крыльцо. Пахло прелой травой и грибами. Агния втянула носом свежий воздух.