— Я сейчас подумала, какие совершенные отношения между Мелиссой и Симоном. — Она отказывалась признать, что он сумел так глубоко проникнуть в ее мысли.
— Это только последние восемь лет, но я уверен, что так будет продолжаться и дальше. У них все очень прочно сейчас, но для их друзей не секрет, что в первые годы брака у них было много камней преткновения. Они не раз почти расходились.
— Глядя на них сейчас, я не могу этому поверить.
— Это правда. Мелисса успела сделать себе имя, как фотограф в мире моды, когда они решили пожениться, но Симон еще боролся за свое место. Для мужчины всегда тяжело смириться с тем, что его жена добилась больших успехов, чем он, даже когда они работают в разных областях, но в десять крат труднее, когда они соревнуются в одной и той же области. Но когда он открыл, что его талант лежит в сфере изящных искусств и промышленной рекламе, конфликт был преодолен. Двум конкурентам нельзя заключать брак — это отравляет отношения.
— Да, я полагаю, что так. Неожиданно он усмехнулся.
— Вспомните «Укрощение строптивой». В конце концов Катарина подчиняется Петруччио.
— Вы так в самом деле думаете? Катарина просто очертила свои собственные границы, только и всего. Я всегда представляла, что эти двое, бесчинствуя, проходят по жизни вместе, окруженные стайкой хохочущих, шумных ребятишек.
— Возможно, вы правы, Кэйт, возможно. — Его глаза снова потемнели и стали серьезными, но в уголках рта затаилась легкая улыбка.
Глава 7
Было уже далеко за полдень, когда все проблемы с освещением были разрешены, и Симон был достаточно удовлетворен, чтобы сделать серию снимков и тут же передать их своему лаборанту для проявления. Он как раз выходил из темной комнаты, когда в студию ввалились близнецы.
— Привет, дядя Джулио! — Они кинулись к бумажному тенту и бросились на пол, чтобы подлезть под него.
— Дядя Джулио? — спросила Кэйт.
— Я их крестный, — сказал он, ухмыльнувшись.
— Что за манеры! — осуждающе произнесла Мелисса низким голосом, и близнецы безропотно выскользнули из-под тента, чтобы быть представленными Кэйт. Они были так красивы, что дух захватывало, пользующиеся, как заметила Кэйт, благосклонностью своей матери, с иссиня-черными волосами, огромными глазами, с круглыми мордашками. На Рике была бейсбольная куртка цветов клуба «Янки», на Полли — жокейская курточка из малинового с белым клетчатого шелка.
— Если эти кадры в порядке, Симон, — сказал Джулио, — я бы хотел те, что на черном фоне, получить уже сегодня к вечеру. Что скажешь?
— Ты хозяин, — ответил Симон.
— Тогда почему бы вам не остаться на ужин? — предложила Мелисса. — Эта ваша ерунда займет у лаборанта не более часа.
— Мы не хотим причинять вам беспокойства, — сказала Кэйт.
— Никакого беспокойства, поверьте. Я сейчас пойду к миссис Винг и распоряжусь, — заявила Мелиссса. — Вы любите острые блюда, Кэйт?
— Если раньше и не любила, то теперь любит, — со смехом сказал Джулио. — Я угостил ее обедом у Мохана.
— Миссис Винг готовит все, кроме завтрака, — пискнул Рик, — потому что утром любит поспать.
— И она всюду убирает, — добавила Полли, — кроме наших постелей, которые мы должны застилать сами.
— Понимаю, — сказала Кэйт.
— Мама говорит, что миссис Винг — это сокровище, — продолжала Полли. Мама говорит, что женщина с детьми, мужем и карьерой…
— Достаточно, Полли, — вмешался Симон.
— Хотите посмотреть наши снимки, мисс Эллиот? — спросил Рик. — Пойдемте наверх. У нас много новых, дядя Джулио. — Подталкивая и принуждая, близнецы увлекли Кэйт и Джулио на лестницу.
— А это наша студия, — гордо заявила Полли Кэйт, — папа даже соорудил нам темную комнату в стенном шкафу.
В центре комнаты стоял двойной рабочий стол, низкие полки были заполнены в беспорядке камерами, объективами, сумками и светильниками. Две смежные стены были целиком увешаны отпечатками — одна стена Рики, другая — Полли.
— Мы уже снимаем лучше, не так ли? — обратился к Джулио Рик.
— Хм… — ответил тот, — дай взгляну. Рик отдавал предпочтение телам в движении: здесь были катающиеся на роликовых коньках в Центральном парке, вращающиеся на льду Рокфеллер-центр фигуристы, спортсмены, сгорбившиеся над рулем гоночного велосипеда, баскетболисты в момент прыжка, танцоры, исполняющие стремительные фигуры твиста. Джулио присвистнул.
— Эй, это мне нравится, Рик, — искренне сказал он.
Стенка Полли целиком была увешена снимками пожилых мужчин и женщин в момент отдыха и покоя. Она схватывала их греющимися лучами солнца, сидящими на ступеньках террасы, играющими в парке в шахматы, гуляющими, держа каждой рукой ручонку внука. Как трогательно, подумала Кэйт. В самом центре стены в окружении других фотографий был большой цветной снимок седоголовой спящей женщины.
Возле нее свернулся калачиком мальчик, положив голову ей на колени. Перед тем как заснуть, они шелушили горох. В мальчике Кэйт сразу узнала Рика. Обе спящие фигуры были запечатлены в послеобеденное время в пятнисто-зеленой тени. Снимок так и дышал безмятежностью. Кэйт ощутила теплый воздух, тяжелый и ленивый. Она слышала квакание древесных жаб в лесу. В окружении других снимков образ этой старой женщины воспринимался как икона, как святыня. Кэйт странным образом была глубоко тронута и взглянула на стоящего за ней Джулио. Он, должно быть, ощутил ее состояние, и его рука коснулась ее руки и крепко сжала.
— Это бабушка Эдварде, — наконец сказала Полли, — мама сфотографировала ее летом незадолго до ее смерти.
— А это я, — заявил Рик. — С тех пор, как бабушка Эдварде умерла, Полли не снимает никого, кроме пожилых людей. Думаю, она пытается преодолеть это, не так ли?
— Я не собираюсь преодолевать что-либо. Ты — простофиля! Пожилые люди куда интереснее, чем бездельники, катающиеся по парку.
— Угомонитесь, ребята, — прервал их Джулио. — Полли, ты снимаешь все лучше и лучше.
Вы оба работаете прекрасно.
Рик первым усмирил свой характер.
— Когда мы закончим школу, — сказал он, обращаясь к Кэйт, — то поменяем вывеску над входом. — Он взглянул на сестру, словно подав ей сигнал, и они хором закончили: «Эдварде и Эдварде, Эдварде и Эдварде».
— Я собираюсь делать студийные портреты и, может быть, снимать моды, а Рик, естественно, спорт, — сказала Полли.
— Ужин будет готов через двадцать минут, — крикнула снизу Мелисса, — идите мыть руки.
Ребята выскочили из комнаты и скатились вниз по лестнице, как только в дверях появилась их мать.
— А вы не спуститесь к нам, чтобы выпить чего-нибудь? Миссис Винг спрашивает тебя, Джулио.
— Тогда мы тоже спустимся, — сказал он, медленно отпуская руку Кэйт. И они проследовали на кухню.
Миссис Винг оказалась крохотной китаянкой с личиком, похожим на улыбающийся грецкий орех. Из пучка волос на ее затылке выбивались пряди седых волос, на лбу блестели капельки пота. Она встряхнула руку Кэйт и ехидно ухмыльнулась Джулио.
— Ваша леди? — спросила она его прямо.
— Моя коллега, миссис Винг, — поправил он.
— Вы сегодня почетный гость, — сказала она, похлопывая Кэйт по руке, — вы должны сесть здесь, против Симона, мисс коллега. — Она снова ухмыльнулась Джулио, затем рассмеялась и повернулась к плите, чтобы наполнить последнее блюдо, прежде чем присоединиться к ним за большим круглым столом.
Одно блюдо содержало нарезанные в форме полумесяца, запеченные яблоки, другое — сочные ломтики говядины, сдобренные луком и жгучим перцем, третье до краев было наполнено всяческой зеленью и размельченной курицей. У каждого прибора стояла чаша с рисом и еще одна с куриным бульоном и бобовым творогом.
— Не стесняйтесь, Кэйт, — предложил Симон, — пробуйте.
Кэйт присоединилась ко всей семье и, держа чашу с рисом в одной руке, отбирала кусочки из каждого блюда по очереди и ела их с рисом, как уж у нее получалось. Ее поразило, насколько дружественным был этот ужин, они ели, словно вели беседу, хотя на самом деле никто ничего не говорил.
— Как чувствуют себя ваши ассистенты с их простудой? — спросил Джулио. Когда они выйдут на работу, как вы думаете?
— Надеемся, что в понедельник, — ответила Мелисса.
— Миссис Винг приготовила им куриный бульон, — сказал Рик, — мы с Полли отнесли его.
— Миссис Винг говорит, что куриный суп — это китайский пенициллин, объявила Полли.
Миссис Винг улыбнулась.
— Можно нам быть свободными? — спросил Рик. Как все дети, они ели с невероятной скоростью, отметила про себя Кэйт.
— А вы съели свой рис? — требовательно спросила Мелисса.
— Да, — ответили они хором. Мелисса повернулась к Кэйт.
— Когда я была маленькой, моя мама всегда говорила, что если я не буду съедать свой рис, то выйду замуж за урода, который будет меня бить. И, как видите, я не оставила ни зернышка. — Она с любовью улыбнулась Симону, который, в свою очередь, ласково потрепал ее по руке.
— О'кей, — сказала Мелисса. — Теперь за уроки. И никакого телевизора, пока все не сделаете.
— О, мам, — захныкали они в унисон.
— Проваливайте, — сказал Симон.
— Было очень приятно познакомиться с вами, мисс Эллиот, — по очереди произнес каждый близнец.
— Спасибо, что показали ваши снимки, — с улыбкой ответила Кэйт.
— Спокойной ночи, дядя Джулио, — сказали они по-итальянски.
— Пока, ребята, — ответил он тоже по-итальянски, и все трое рассмеялись, видимо, это была их старая шутка.
Когда все закончили есть, миссис Винг настояла, чтобы Кэйт расправилась с последней долькой запеченного яблока, а потом подала всем горячие влажные полотенца и чай. Джулио подшучивал над ней, говоря, что она лучший китайский повар в мире.
— Вы — жемчужина Востока, — заявил он.
Миссис Винг расплылась в улыбке и расцеловала его в обе щеки.
Что за дружная семья, подумала Кэйт. Какая неистощимая доброжелательность. Как легко они нашли ей место за их столом и заставили чувствовать себя, как дома.