В открытое окно машины просунул голову полицейский. Его широченные плечи закрывали свет. Кэйт увидела в его зеркальных очках свое с Джулио отражение.
— Эй, приятель, здесь не аллея влюбленных. — Голос полицейского был похож на шуршание гравия под колесами.
— Да я знаю, командир… — начал было Джулио.
— Сейчас вы у меня заплатите штраф за то, что остановились в неположенном месте.
— Это я виновата, сержант… Фринци, — сказала Кэйт, взглянув на его бляху, приколотую над карманом. — Я… м-м-м… только что сказала моему мужу, мистеру Бонду, что у нас будет ребенок, и он… немного отвлекся, — Она почувствовала, что, говоря эти слова, начинает краснеть до корней волос. Стараясь сохранить серьезность, она бросила взгляд на Джулио. У него был такой вид, как будто его оглушили дубиной.
— О, прекрасно! — сказал сержант Фринци.
Выкручивая свои мощные плечи обратно из окна, он протянул Кэйт руку. Поздравляю, юная леди!
Кэйт поморщилась, когда его массивная пряжка царапнула по дверце машины, и она с грустью подумала, что агентство по прокату машин сдерет с нее за эту царапину примерно столько же, во сколько бы обошелся штраф.
Фринци наконец удалось выбраться из окна, и он начал трясти руку Джулио.
— Будьте осторожнее на дорогах, — сказал он, расплываясь в широченной улыбке. — Желаю хорошо провести время!
Джулио повернулся к ней с расширенными от удивления глазами.
— Кэйт, ты не…
— Конечно, нет, дорогой.
Он так долго выпускал сдерживаемый в груди воздух, что, казалось, он не дышал все это время. Она так и не поняла, это был вздох облегчения или сожаления. Несколько секунд он молчал. Затем, вливаясь в поток машин, спросил:
— И что это вдруг ты решила сказать такое?
— Мне не хотелось, чтобы ты платил штраф. Это первое, что пришло мне в голову.
— Понятно, — пробормотал он. Она примостилась к нему, прижимаясь щекой к его плечу.
— Ты сменил лосьон? Пахнешь так вкусно, как копченая корейка.
— Так и знал, что тебе понравится, — сказал он, его голос опять звучал спокойно и беззаботно. — Он называется «Эссенс де Ленч».
— Восхитительно, — сказала она и принюхалась. — Именно это и лежит в твоей корзине на заднем сиденье?
Он кивнул.
— Мне надо предупредить тебя, когда я путешествую, на меня всегда нападает голод. Как только я сажусь в машину и проезжаю миль пять, так начинаю умирать от голода. — Она потянулась за корзинкой и поставила ее у себя в ногах. Думаю, что это как-то связано с моими норвежскими предками-кочевниками, которые бродили по глухой замерзшей и покрытой снегами тундре в поисках северных оленей.
— Здесь только яичный салат, бутерброды с корейкой и кофе.
— И он еще говорит «только», — Она с удовольствием вонзила зубы в бутерброд и передала еще один Джулио.
— А ты помнишь, — спросил он, — тот первый день, когда мы вместе обедали?
— Я помню каждый кусочек, каждую крошечку.
— А я запомнил, как ты уплетала вторую порцию дала.
— М-м-м-м. Это было восхитительно.
— У тебя на подбородке осталась капелька соуса, и я чуть с ума не сошел мне так хотелось наклониться к тебе и слизнуть ее.
— Не правда.
— Нет, правда. И потом, когда ты вернулась на работу, я не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, насколько сочными и вкусными выглядели твои губы.
— Милый, а тебе не кажется, что ты — сексуальный маньяк.
— И чем больше ты вещала о своей независимости, тем больше я желал тебя.
— Ты хочешь сказать, что даже не слушал меня?
— Нет, слушал. Слушал и говорил себе: «Джулио, эта женщина предназначена для тебя. У нее есть темперамент, она прекрасна и ест как настоящая итальянка».
— Я ни о чем не догадывалась. Мне казалось, что с тобой не так уж просто вести дела.
— И это все? Разве ты не ощущала волн магнетизма, которые я излучал в твою сторону? Соус был вот здесь. — Он нагнул голову и лизнул кончик ее подбородка.
— Милый, смотри на дорогу. — Она поцеловала его в уголок рта и уютно прижалась к его плечу.
Они долго ехали в молчании, и им было хорошо, затем машина свернула с Пайн Лайн и поехала по ухабистому проселку, извивавшемуся мимо некошеных лугов, на которых росли дикий тимьян, горчица и ромашки.
— Как же здесь можно будет проехать после дождя? — проворчал Джулио, ловко объезжая выбоину на дороге.
— Ужасно грязно. Делл и Ходж говорят, что мне нужно заказать машину гравия, чтобы как-то сделать ее проходимой.
— А кто такие Делл и Ходж?
— Мои друзья, у которых я покупаю дом. Они живут через лес.
Они втащили свои корзины внутрь дома.
— Как видишь, — сказала Кэйт, — это совсем маленький домик.
На первом этаже было всего две комнаты и лестница, ведущая наверх, где находились две спальни. Обшарпанная гостиная могла вместить лишь продавленный диван, стоящий напротив камина, два таких же продавленных кресла, две настольные лампы с пожелтевшими картонными абажурами и старый стол, около которого стоял единственный стул.
— Кухня здесь неплохая, — сказал Джулио.
Она была большой и просторной, достаточно светлой. Посередине стоял стол, за которым могло разместиться человек восемь, и деревянный буфет. Три окна смотрели на три разные стороны, Делл и Ходж провели еще водопровод, устроили душ, поставили старую плиту и холодильник.
Джулио осмотрел весь дом, заглядывая в каждый угол и каждый чулан и выстукивая балки.
— Это крепкий старый дом, но чтобы привести его в порядок, придется немало потрудиться, — сказал он.
— Мне ли не знать! Первым делом займусь полами. Под этой ужасной коричневой краской — великолепные сосновые доски.
— А что под ними?
— Подпол.
— Знаешь, если здесь устроить хорошую вентиляцию, то получится прекрасный винный подвал.
— Правда?
— И потом можно будет с северной стороны пристроить еще столовую внизу и еще одну спальню наверху, — увлеченно продолжал он.
— Но мне вполне нравится есть на кухне и совсем не нужны дополнительные спальни. Так что успокойся, Бонд, — она поймала его взгляд и увидела, как его лицо расплылось в веселой улыбке.
— Разумеется, вы правы, Марпл. Иногда меня заносит. Вы должны меня останавливать.
— Обязательно, Бонд, обязательно. — Она засмеялась и взяла его за руку. Пошли на улицу, я покажу тебе мой ручей. Если только ты не будешь пытаться перестроить и его, — поддразнила она.
Узенькая тропинка вела через благоухающий цветами луг прямо в лес. Джулио оглядел березы, темные ели, клены и дубы.
— Вот этот надо бы срубить, — сказал он, указывая на пораженный какой-то болезнью вяз, затем виновато взглянул на нее.
Она засмеялась.
— На этот раз ты прав.
Рука об руку они прошли мимо камыша и папоротника, болотных ноготков и дикой петрушки, растущих по берегам ручейка, журчащего по камешкам и бурлящего в небольших омутах.
— Ты слышишь? — спросила Кэйт. Он склонил голову набок, непонимающе глядя на нее.
— Это мой водопадик. Там всего чуть больше полуметра высоты, но все же это самый настоящий водопад. — Они пригнулись, проходя под плакучей ивой, и вышли к небольшому пруду, не больше двух с половиной метров в диаметре.
— Так это здесь прячется твоя форель? В этом крошечном омуте? — Голос его звучал недоверчиво.
— Но это же не акулы, — возразила она, смеясь и потянув его за собой на землю. Она легла на спину, глядя сквозь заросли дикой сирени на ветки деревьев там, наверху. — Правда здесь здорово? — спросила она, блаженно вздыхая.
Джулио перевернулся на живот и начал рассматривать траву и мох, с таким сосредоточенным вниманием перебирая каждую травинку, как будто искал бриллианты. Затем он откашлялся.
— И в каком возрасте ребята могут научиться ловить рыбу так, как ты?
— Ловить рыбу? Девочки могут научиться и в одиннадцать, по крайней мере, мне было столько, а у мальчиков в этом возрасте неважная координация, так что они — лет в тринадцать.
— Такие взрослые? Было так тихо, что она слышала его дыхание.
— Кэйт, ты помнишь тот вечер, когда мы пошли на банкет, посвященный премьере, когда я сказал тебе, что мне все равно, будешь ли ты жить со мной? Я лгал сам себе — для меня это действительно очень важно. Важнее всего на свете. Ты нужна мне, Кэйт. — Но глаза его смотрели на нее не умоляюще, а с гордостью. — Мне кажется, я люблю тебя больше жизни.
— Милый, может быть, меня немного и пугает такая перспектива, но я бы переехала к тебе хоть завтра, если бы мы смогли найти в воскресенье транспорт и рабочих.
— О, Кэйт, — воскликнул он, сгребая ее в охапку. — Ты увидишь, как все будет здорово. И тебе больше никогда в жизни не придется есть рагу из консервированного тунца — уж это я тебе обещаю. Нет, если ты действительно так уж любишь тунца, я приготовлю тебе вителло томато, о, Кэйт?
— М-м-м-м?
— А ты не боишься меня? Не боишься, что я стану подавлять тебя?
— Нет, больше не боюсь. Может быть, это звучит и странно, но в спорах с тобой я нашла в себе силы по-настоящему любить тебя — перестать бояться потерять свою индивидуальность, свою силу. Я сама решаю, как мне распорядиться собой, и чем добровольнее я отдаю себя тебе, тем сильнее становлюсь.
— Я обещаю тебе, что ты всегда будешь свободна, — сказал он, щекоча ее губы мимолетными поцелуями. — Даже если бы я не хотел этого, ты бы все равно не согласилась бы на другое. Ты сильнее, чем сама думаешь. Ты всегда была такой — просто раньше сама этого не знала.
— Так мне однажды говорил один художественный редактор, — пробормотала она, — который назвал меня упрямой и настырной и…
Его поцелуй прервал ее обличительную речь, губы его лишь коснулись ее рта, легко и бережно, как в первый раз, но она вздрогнула, чувствуя таящуюся под этой ласковой нежностью страсть. Тоскливые дни и безрадостные ночи стали отдаленным и грустным воспоминанием и сделали этот момент еще более прекрасным, радость более сильной, а ее желание быть с ним все более невыносимым. Она забыла обо всем на свете и прижалась к нему своим томящимся телом, чувствуя его каждой своей клеточкой. Она раскрыла губы, и их языки сплелись, пробуждая пламя в самой глубине их тел.