Рэй таскался с нами по Парижу, как ребенок, удивлялся всему, что видел. Он восхищался четкой сетью метро, чуть ли не каждый час останавливался у ларьков, торговавших блинчиками с «Нутеллой», заставлял нас с мамой позировать перед каждым монументом и фоткал древней одноразовой камерой. «Этого человека как-то слишком много», – подумала я, удивляясь, откуда он взял такую реликвию.
– Как дела? Кажется, вы оба счастливы, – спросила я у мамы чуть позже, когда Рэй галантно отвалил, чтобы заказать для нас новую порцию глинтвейна – напитка, который он обнаружил среди дня и теперь называл «чертовски гениальным».
– Он чудесный, правда? – расцвела она.
– Не знаю, я пока не поняла, – уклончиво ответила я.
– Но ты еще увидишь. Он такой добрый и великодушный. Я рада, что ты теперь узнаешь его лучше.
– Я тоже, – вяло отозвалась я, хотя мне больше всего хотелось, чтобы в это Рождество мама принадлежала мне одной.
К вечеру, после осмотра парижских достопримечательностей, маму и Рэя накрыла волна джетлага из-за смены часовых поясов. Я вырулила с ними к дому, спланировав наш путь так, чтобы он шел мимо лавки Сержа. Возле нее я предложила купить на ужин сыра.
– Классная идея, – объявил Рэй, словно мы были первыми туристами, догадавшимися это сделать.
– Это моя местная сырная лавка, – сказала я, пожалуй, с бо́льшим восторгом, чем при показе Лувра.
Забавно было смотреть, как мама и Рэй стояли перед витриной лавки, разглядывая выставленные сыры. Совсем как я несколько месяцев назад. Я втолкнула их в дверь, уводя с холода.
– Мама, Рэй, это Серж. Владелец моей любимой fromagerie в Париже.
– Enchanté! – обрадовался Серж, пожав им руки через прилавок.
Я показала маме то, что планировала купить для нашего рождественского ужина. Мы собирались праздновать Рождество двадцать четвертого числа, как многие французские семьи. Я уже заказала на десерт традиционное рождественское полено и, скрепя сердце, заплатила за порцию фуагра. Еще я планировала поджарить индейку, но на всякий случай набила морозильную камеру блюдами от «Пикара».
Мужчины прошли в переднюю часть лавки, и Серж показывал Рэю разные сыры с трюфелем, которые он заказал к праздникам. Я была в ужасе, услышав, как Рэй спрашивал, безопасно ли есть сыр с плесенью, но Серж, привыкший к иностранцам, стал подробно объяснять тонкости французского fromage. Удивительное дело, но они сразу поладили, словно старые знакомые, словно хлеб и сыр.
Кажется, мама тоже была очарована лавкой Сержа и все время что-то добавляла к нашему и без того большому заказу.
– Ма, по-моему, этого хватит на пару дней. Не забывай, нас только трое.
– Доченька, мы приехали в Париж на Рождество. Почему не побаловать себя? – заметила она, что было совсем не в ее привычках. Ее охватил восторг от покупки сыра, и я невольно усмехнулась и обняла ее за плечи.
Но тут Рэй открыл рот, и внезапно все переменилось и замерло.
– Серж, дружище, почему бы тебе не заглянуть на наш рождественский ужин? – предложил он с надеждой. – Ты поучишь нас, как разобраться со всеми этими сырами.
Я застыла.
– Ой, что за чудесная идея, – вклинилась мама.
– Я уверена, что у Сержа уже есть другие планы, – торопливо сказала я.
– Вообще-то я поеду к моим друзьям на Луару только рождественским утром, а в канун Рождества буду работать до позднего вечера, – сообщил он и загадочно поглядел на меня, словно пытался узнать мою реакцию на это приглашение. Я ответила ему сдержанной улыбкой. – Мне было бы интересно взглянуть на рождественский ужин в австралийском стиле, – добавил он, – если вы не против, Элла.
Его слова повисли на несколько секунд в воздухе, но потом я была вынуждена сказать, что он будет более чем желанным гостем в нашей компании.
– Parfait! – произнес он с улыбкой.
– Чертовски парфе, – поддержал его Рэй, и мужчины весело пожали друг другу руки.
Я не была уверена, что мне будет комфортно, если Серж присоединится к нашему семейному празднику, но старалась плыть по течению. Я дала ему мой адрес и убедила не приносить больше сыра.
– Как ты познакомилась с Сержем? – спросила мама, когда мы вышли на улицу.
– Здесь, в сырной лавке.
– И ты не знала его прежде? За пределами лавки?
– Нет конечно. Я никого не знала в Париже, когда прилетела сюда.
– Сколько сыра ты тут ешь, Элла? – озабоченно поинтересовалась она, но я не хотела говорить сейчас об этом.
– Вообще-то, это забавная история, – рассмеялась я. – Я расскажу ее тебе завтра, когда мы хорошенько выспимся.
Как это было и с Билли, я не спешила рассказывать маме о нашем сырном пари, опасаясь, что она сочтет это ерундой или что я трачу во Франции время на обжорство. Возможно, после ужина с Сержем мне будет легче все объяснить. Мама и Рэй разговаривали с ним так, словно его лавка – лучшее, что они видели в Париже за весь день. Слава богу, усталость взяла верх, и они, быстро перекусив, рано легли спать, предоставив мне и дальше планировать рождественский обед. Теперь, раз придет Серж, я чувствовала еще большую необходимость приготовить замечательный стол. Индейка должна стать триумфом!
Весь канун Рождества я носилась между супермаркетом и квартирой, готовила блюда и лихорадочно обращалась к рецептам в Интернете. Мама постоянно предлагала свою помощь, но каждый раз, когда она приходила на кухню, за ней тащился Рэй, и я выгоняла их обоих. Чтобы сосредоточиться в тишине, я отправила их на прогулку к реке.
Серж явился точно в условленное время.
Без своего рабочего фартука он выглядел элегантнее, в прекрасно выглаженной белой рубашке и милом, мягком, зелено-красном галстуке-бабочке. А я видела у него такую стрижку? Он принес букет рождественских лилий, две бутылки шампанского и – как я и предполагала – большой круг сыра.
– Серж! – воскликнула я, когда он вручил все это мне. – Вы должны помочь нам есть купленный сыр, а не приносить новый! – Я впустила его в квартиру и принялась ставить цветы в вазу, слегка смущаясь от его подарков. К счастью, мама разрядила обстановку и откупорила шампанское. Рэй присоединился к нам, сделал маленький глоточек из бокала и тут же с треском открыл банку пива.
Я тоже сделала несколько быстрых глотков, чтобы справиться с неловкостью, которая могла возникнуть, когда за рождественским столом соберутся мама, мой будущий отчим и мой торговец сыром, и пошла проверять индейку. Удивительное дело, но ужин превращался в меньшую из моих забот.
– Так скажи нам, что ты думаешь о нашей Элле? – услышала я вопрос Рэя.
«Merde, – подумала я. – Рэя совершенно нельзя оставлять одного».
После большого глотка шампанского я ласково пропела Рэю, чтобы он пришел на кухню и помог мне.
Слава богу, ужин прошел почти успешно. Правда, индейку я чуть пересушила, но замаскировала это обильной подливкой и ухитрилась взбить неплохой аккомпанемент к ней в виде картофельного пюре с нездоровой порцией французского сливочного масла.
Я собрала сырную тарелку на кухне, постаравшись, чтобы Серж не видел, как я щелкнула десяток снимков изысканного ассорти. В основном там был сыр, который я съела бы за один присест, и все выглядело чертовски классно.
– Так, Элла, ты обещала рассказать мне, почему ты ешь так много сыра, – завела разговор мама, когда я вернулась с тарелкой.
– Э-э-э… – замялась я, совсем забыв, что она ничего не знала про сырное пари. И вот теперь мне надо пускаться в детали перед самим Сержем.
– Ну, я пытаюсь есть разный французский сыр каждый день, – быстро сказала я, избегая подробностей.
Серж кивал, поддерживая меня.
– Зачем? – удивленно спросила мама.
– Как зачем? Ведь это же сыр. – Я зарделась и посмотрела на Сержа.
– Ну, я рада, что тебе интересно во Франции, но…
Блин, всегда это но…
– Но разве стоило ради этого бросать твою стабильную жизнь в Мельбурне?
– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я, удивляясь такому внезапному обороту беседы.
– Ну, Элла, ты уехала на год, чтобы сменить декорации. Полгода уже прошло. Пора тебе думать о том, что будет дальше. Ведь не собираешься же ты навсегда остаться во Франции?
– Нет, пожалуй, но я пока еще здесь и мне это нравится, – искренне призналась я, пытаясь рассеять напряжение и вернуть за стол веселье.
Но мама не унималась. Она твердила, что по-прежнему не понимает, почему я все бросила в Мельбурне и улетела в Париж. Чтобы мыть посуду в кафе? Еще ее огорчало, что я прожигаю мои сбережения. Мое увлечение сыром ее не впечатлило.
– Ну, надеюсь, ты не обидишься сейчас на мои слова: когда ты вернешься в Австралию без работы, денег или бойфренда, я скажу тебе, что предупреждала тебя об этом.
– Ничего другого я и не жду, – буркнула я. Конечно, она желала мне добра, но к моей жизни в Париже относилась с пренебрежением с самого моего переезда, а я уже устала оправдываться.
Рэй неожиданно прервал мамино ворчание и сказал мне, что он восхищен моими достижениями во Франции.
– Какое отличное приключение, – добавил он, пожимая мамин локоть.
– Спасибо, Рэй, – поблагодарила я. – Я рада, что кто-то из вас это понимает.
– Элла, вся жизнь – тяжелая страда. И пока ты молодая, не надо бояться приключений, – продолжал Рэй. – До этого раза я никогда не уезжал из Австралии. И глядите – сколько всего я пропустил.
Не успела я ему посочувствовать, как вмешалась мама:
– Она уже не такая и молодая, – заявила она, кивая на меня.
– Эй! Мамочка! Я сижу тут рядом и все слышу, – воскликнула я в шутку.
– В ее возрасте у меня уже была двухлетняя дочка, – не унималась она.
– Да, но теперь, кажись, у молодых все по-другому. Они теперь не торопятся с этим, – возразил Рэй.
– Возможно. Но Элла не должна была вот так убегать от своей жизни в Австралии. И бросать нас всех, – ответила мама. Усталость и слишком много рождественского шампанского настигли ее.