Она сощурилась, глядя на него и глубоко вздохнула.
– Знаешь что, Жюльен. Думаю, это была ошибка. Огромная ошибка, – произнесла она.
– Луми, – сказал он. – Мне жаль, но не могу заставить себя сожалеть о произошедшем. В действительности мне совсем не жаль. Я ощущаю связь между нами, а после прошлой ночи мне кажется, что эта связь лишь усилилась. Разве ты этого не чувствуешь?
Луми закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она не могла ответить «да». Ведь если так, ее дальнейшие действия станут бессмысленными даже для нее.
– Нет, – сказала она, прикусив губу. – Не чувствую.
Она взглянула на окно кухни, чтобы не видеть боль в его взгляде.
– Это была ошибка, та, которую уже не исправить. Я приду завтра на вечеринку Дэвида Геффена. Не оставлю Глорию, Рубена и Ричарда. Но после завтрашнего вечера, Жюльен, я ухожу, – сказала она.
Он потрясенно взглянул на нее.
– Уходишь… отсюда? – спросила он. Она слышала легкую дрожь в его голосе. От этого ей стало ужасно больно, но уже было слишком поздно. Она больше не могла ему доверять.
Она кивнула.
– Даже если ты не хочешь здесь работать, сможем ли мы встречаться? – спросил он.
– Это сведет на нет весь смысл ухода, – сказала она, снимая одежду с металлического стула и сердито натягивая ее.
– Луми, но мы же только… начали узнавать друг друга, – заметил он. – Почему бы тебе просто пару дней не отдохнуть, если это необходимо. Мне кажется, ты все неправильно поняла.
– Нет, я вполне уверена, что все правильно поняла, – сказала она, надевая ботинки. – Спасибо за завтрак, – добавила Луми и быстро направилась к двери, захлопнув ее за собой, не оборачиваясь.
ЖюльенГлава двадцать четвертая
Жюльен вздохнул и опустился на металлический стул. А потом так же внезапно вскочил, словно там оказался кактус. Он в последнюю очередь хотел сидеть на этом стуле. Это лишь напоминало, как все пошло наперекосяк.
Он взял тарелки и быстро поставил их в основную раковину кухни, а потом направился в свой кабинет. Он неосознанно сжал кулаки. Ну почему Эсме нужно было объявиться в самый неудачный момент?
Добравшись до кабинета, он обнаружил плоскую упаковку в оберточной бумаге. На ней красным фломастером шарпи на фотобумаге, приклеенной сверху, было написано: «КАЖЕТСЯ, СЕЙЧАС САМОЕ ВРЕМЯ ОТДАТЬ ТЕБЕ ВОТ ЭТО». Она отодрал бумажку и увидел фотоколлаж в рамочке… из его фотографий.
Тут были вырезки из журналов и газет «Нью-Йорк Пост» и «Еда и Вино». Напечатанный скриншот снятого им видео «Buzzfeed Tasty», в котором он делает вишневые клафути[29]. Этому видео год. Как давно она создавала коллаж?
Ну все. Он смял записку в шарик и кинул в мусорное ведро. Ему нужно поговорить с Эсме. Хватит подарков. Другие казались не совсем неприемлемыми, но это уже просто жутко.
Он откинулся назад на стуле, делая бумажные самолетики их отклеивающихся записочек и пуская их через стол. Жульен наблюдал за одним из них, летящим по воздуху. Самолетик набрал обороты, а потом резко нырнул вниз и задел пластиковую клавиатуру, прежде чем остановиться на краю компьютера. Жюльен вздохнул.
Что можно сделать, чтобы заставить Луми передумать? Скорее всего, ничего. Однако можно попробовать. К чему бы это ни привело, лучше постараться, чем вообще ничего не делать, а просто сидеть и смотреть, как она уходит.
Что, если он приготовит что-то для нее? Не целое блюдо, а что-то креативное и вкусное или, например, десерт, чтобы выразить то, что хотел бы сказать словами. Он вскочил со стула и рванул на кухню.
ЖюльенГлава двадцать пятая
Жюльен прижался спиной к холодной плите. Он все еще старался не подходить к кухонному островку. Мужчина порылся в памяти, пытаясь придумать, что бы такое сделать, чтобы порадовать и смягчить упрямую Луми. Нечто, похожее на сочный вкус ее кожи…
– Перестань, – вслух сказал он себе.
Ему в голову пришел лавандовый крем-брюле, но нет. Он хотел для нее чего-то большего, то, что покажет Луми: он все время был внимателен. Жюльен снова взглянул на кладовую и на холодильник и нашел плитку пасты гуава, свежую рикотту и лимонные пирожные Мейер, которые можно использовать для коржа.
Сильными пальцами мужчина раскрошил печенье. В маленькой чугунной кастрюле он растопил масло и вылил его на крошки. Он стоял, уверенно помешивая розоватые кубики гуавы, варящиеся в небольшим количестве воде. Его веснушчатая кожа порозовела.
Потом Жюльен смешал сыр из мягких сливок с сахаром для чизкейка. Он уже собирался настругать немного лимонной кожуры, когда на кухню ворвалась Эсме.
– Жюльен, у тебе важной звонок на первой линии, – сказала она.
Он взглянул на телефон на кухонной стене.
– Черт, телефон не работает, – ответил он и сощурился глаза, глядя на Эсме. – Нам с тобой нужно поговорить. А пока что сделаешь одолжение, пожалуйста? Помешай эту смесь, пока я буду принимать звонок в кабинете?
Он заметил, как взгляд Эсме перелетел с кастрюли на телефон слева от плиты и обратно на него. Она поморщилась, но потом также быстро взяла себя в руки.
– Конечно, – сказала она, протягивая руку к ложке.
– Алло, это Дэкс.
– Привет, сынок.
– Люсьен.
Люсьен прочистил горло.
– Так мало уважения к своему папе?
Жюльен закатил глаза.
– Я не называл тебя папа с тех пор, как умерла мама. Если бы ты обращал на это больше внимания, то уже бы заметил.
– О, но я уделяю намного больше внимания, чем тебе кажется, сын.
– Зачем ты позвонил?
– Некоторые сберегательные облигации, открытые нами для тебя, уже доступны.
– Твоя только что закончившая колледж подружка знает, что такое облигации? Я поражен.
– Открытые нами с Кристиной, ну, знаешь, твоей мамой.
– А-а-а.
– Могу отдать тебе бумаги. Когда приедешь в Париж?
– Никогда, – соврал он. – Когда приедешь в Нью-Йорк?
– Возможно скорее, чтобы увидеться с Рошель, – конечно, Люсьен приедет в Нью-Йорк, чтобы повидаться только с одной из двоих детей.
– Можешь через электронную почту отправить информацию, и я все сделаю.
– Просто займись этим. Хоть раз.
– Пока, Люсьен, – Жюльен повесил трубку.
Разобравшись со звонком, Жюльен вернулся на кухню и увидел, как Эсме ожесточенно мешает содержимое кастрюли. Она что-то бормотала себе под нос, и, хотя Жюльен не мог разобрать сами слова, похоже было, что она злилась.
– Хм, Эсме, я вернулся, – сказал он. Она вздрогнула, словно возвращаясь в реальность, и чуть ли не бросила в него ложкой, прежде чем покинуть кухню.
Ему нечего было делать, кроме как ждать, когда выпечка будет готова, и мужчина стал обдумывать произошедшее за последние 24 часа. Он уже две ночи не спал больше трех часов подряд. Хотелось бы исправить это, но пока что времени не было. Не будет, пока его отношения с Луми повисли в воздухе.
Жюльен ощутил, как внутри все обрывается, вспомнив тот момент, когда Луми объявила о своем уходе. Впервые на своей памяти он позволил кому-то выиграть спор. И что такого случилось, что она перестала ему доверять? Он снова вспомнил историю об уходе ее отца и нахмурился. Дело в этом? Неужели еще один мужчина в прошлом сделал ей больно? При этой мысли Жюльен сжал зубы.
Жюльен не тот человек, что легко поддается страху. Но он ощутил холодную бурю в сердце при мысли, что Луми говорила всерьез, что не вернется и не хочет видеть его.
А потом он улыбнулся, вспоминая, как она была похожа на надувшуюся маленькую девочку, говоря ему, что Жюльен ей не нравится. Несмотря ни на что, он рассмеялся. Потом хорошее настроение слегка потускнело, когда он вспомнил ее реакцию. Он что, правда повел себя как придурок, которого повеселила ее милая противоречивость?
Луми не могла просто признать, что тоже влюбляется в него? Если бы она только видела себя прошлой ночью. Жюльен никогда не забудет ее взгляд, когда он попросил показать ему, о чем она говорит.
Кухонный таймер зазвенел, и Жюльен удивился как быстро пролетел час.
– Надеюсь, вы, ребята, поможете, – сказал он, вытаскивая из духовки поднос и оставляя его остывать. Он осторожно прикрепил веточку мяты к каждому из пирожных. Потом вытащил пустой листочек бумаги из какого-то ящика на кухонном островке.
«ДЛЯ ЛУМИ. ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ, ПРИКОСНЕТЕСЬ И УМРЕТЕ», – написал он большими буквами и радостно прикрепил его скотчем снизу охладительной решетки.
ЛумиГлава двадцать шестая
Субботним утром Луми вышла из метро и увидела, что небо стало оливково-зеленого цвета. Она поежилась. Таких небес она не видела со времен Майами. Приближается ураган? В апреле, в Нью-Йорке – вряд ли. Вопреки логике она надеялась, что так оно и есть. Тогда у нее появится идеальная отмазка не приходить на работу, пока не решится рассказать коллегам правду.
Да, как только Луми все обдумает и успокоится, она позвонит Ричарду, Глории и Рубену из уютной квартиры и сообщит, что дело не только в урагане – она ушла навсегда. Она все им объяснит, они решат пойти вместе выпить, устроить бурную ночь, и все будет хорошо. Они поймут, в этом Луми была уверена.
Она прибыла на 108 42-ю Западную и поднялась на лифте на пятый этаж. Она пришла рано и именно таков и был ее план: приготовить порученные ей блюда и уйти до того, как прибудут остальные. Лу-ми направилась к шкафу за своим белым костюмом и поморщилась, взяв его в руки. Он вонял рыбой. Луми состроила гримасу. Наверное, кто-то оставил дверь шкафчика открытой, пока тушил филе трески.
Не было времени стирать его, а костюм Глории слишком велик ей. Луми натянула его и сняла так же быстро, когда почувствовала тошноту. Она не сможет проходить в нем три часа. Луми закинула костюм в корзину и подошла к доске меню, чтобы узнать, что они сегодня будут подавать на ежегодном весеннем празднике Геффер Рекордс.
Карие глаза девушки пробежались по блюдам. Филе-миньон в маринаде,