6.09. Ни о чем не мечтаю. Ничего мне не хочется. Ничего не жду (разве что «Красивых и дерзких»). Ни о чем не думаю. Может, это и есть нирвана?
9.09. Сегодня состоялось жестокое пробуждение. Звонок из института. Через четыре дня у меня защита!
– Я все лето пыталась дозвониться, – оправдывалась секретарша пани Чеся.
– Я сменила адрес.
– Теперь я уже знаю, от твоей мамы. Ой, девочка, что я пережила! Срок назначен, а тебя нет. И вдруг вчера чудо. Представь себе, я смотрю «Кассандру» и слышу голос Серхио: «Надо позвонить ее родителям». Он словно бы ко мне обратился. Я тут же побежала за телефонной книжкой.
– А нельзя еще немножко отодвинуть срок? Это же получается тринадцатое!
– Малинка, дорогая. Руководитель диплома тоже человек, ему тоже нужно отдохнуть. К тому же он уже приобрел путевку с четырнадцатого.
– Он не боится попасть в катастрофу?
– Так ты ничего не знаешь?
– А что я должна знать?
– Что доктор Пызяк разбился на Тенерифе.
– Когда?
– На прошлой неделе.
– Как это разбился? Что, насмерть?
– Что называется вдребезги. Он прыгнул с этого, как его, панджи или джампи…
– Банги.
– Правильно. Канат оборвался, и бедняжка Пызяк полетел головой вниз. Сто килограммов веса прямо на матрац.
– Как это могло быть? Такой матрац должен выдержать!
– Но не выдержал. К что им теперь Пызяк сделает? Разве что напугает. А такой был способный человек. – Пани Чеся принялась сожалеть о Пызяке. – Правда, со студентами он был свирепый. А в июле так вообще перешел все границы. Трех студенток завалил. А нескольких не допустил до защиты, работы, мол, неудовлетворительные. А с нашей отличницей Касей так обошелся! Защита у нее была десятого июля.
– Как у меня, – выдавила я.
– Вот вместо тебя она и защищалась. Приходит наша Кася на защиту вся нарядная. Букетов натащила под самый потолок. Входит в аудиторию. Там уже сидит комиссия, на столе дипломная работа. Триста страниц сплошной конкретики.
– Да я знаю, какие работы писала Каська.
– Профессор их демонстрировал на конгрессах.
– Так что же было с Касей? – напомнила я пани Чесе.
– Подходит она к столу, улыбается. А Пызяк ей объявляет, что ее работой разве что стекла протирать, потому что для использования в уборной бумага слишком жесткая.
– Так и сказал? – не поверила я. Пызяк был, возможно, и изверг, но не хам.
– С этого он начал. Дальше наговорил еще хуже. Что уровень ниже некуда, сплошная вода, фальсификация данных и вообще жуть. Даже к переплету работы прицепился, сказал, что он цвета говна. Пятнадцать минут он не закрывал рта. И наверно, продолжал бы кричать, если бы не Кася.
– Она ему что-нибудь ответила? – удивилась я.
– Нет, рухнула как мертвая. Мы отнесли ее к нам в секретариат. Положили на стол, где стояли букеты. Говорю тебе, деточка, выглядела она в точности как в гробу. Бледное лицо, белые лилии, черный жакетик. Даже страшно было притронуться к ней.
– А Пызяк? Он, надо думать, сожалел? – спросила я.
– Слушай дальше. После этого представления профессор подходит к Пызяку и говорит: «Что вы натворили, коллега! Зачем же было так кричать?» А Пызяк ему на это: «Сегодня я любого бы завалил. Так я решил. Ну, а то, что выпало на нее… Не повезло девочке».
– И что же профессор?
– Сказал, что сделает соответствующие выводы. Но профессор он и есть профессор – телом здесь, а душой на Балеарах или еще каких-нибудь там Гавайях. Отложил дело до осени, и Пызяку все сошло с рук.
Пызяку, может, и не вполне, но я точно увернулась. Больше никогда не гадаю у бабушки. Ведь все исполняется!
10.09. Все, кроме того блондина или шатена. Уже не помню. Впрочем, сейчас все мои мысли о защите. Она будет уже в среду. А что потом? Я должна была стать взрослой. Белая яхта. Дорогое шампанское и Рафал. Но, как обычно, жизнь не дорастает до наших ожиданий. Возвращаюсь к книге, потому что через полчаса «Красивые и дерзкие».
12.09. Защита завтра, а мне еще нужно:
– проработать один том;
– проглядеть свою работу и вспомнить положенные в основу гипотезы;
– погладить юбку;
– но прежде купить ее;
– заодно купить три букета цветов (только не лилии, потому что, если лилии, директор задает заковыристые вопросы);
– купить три пузырька валюседа;
– найти красные трусики, чтобы повезло (хотя нет, этот цвет для выпускных экзаменов в школе).
Какие трусики нужно надевать на защиту? Нет, я не вынесу этого напряжения, этой неуверенности!
13.09. Все готово – юбка, трусики (оказывается, голубенькие), цветы (розы). Сейчас вызову такси, потому что самой мне не дотащить букеты.
Изменит ли меня это испытание? Оставит ли какой-нибудь след? Все, уже пора.
Шимпанзе, пожалуйста, держите за меня кулаки.
Ну вот я и вернулась. Защита – пятерка с минусом (минус, вероятно, за выражение лица). Сама работа – пятерка с минусом. В диплом – пять.
Сейчас я посмотрелась в зеркало: синие веки, белки глаз красные, в левом уголке рта большая заеда. Мятая юбка. Другие приметы отсутствуют.
Сегодня пропускаю все сериалы. Я должна отоспаться.
14.09. Обычный день, как все остальные. Ничего не происходит. Бруки по-прежнему беременна. Я снова на тахте. А почему что-то должно измениться?
15.09. Сегодня меня навестил Лешек. Пришел неожиданно, я как раз смотрела «Красивых и дерзких».
– Родила?
– Уже начинается. К среде должна разродиться.
– Жаль, меня не будет, мне нужно уезжать.
– И ты тоже? Все куда-то уезжают, одна я приросла к креслу.
– Эва жутко расстроится, когда увидит тебя, – утешил меня Лешек. – Сразу видно, что ты никуда не выходишь.
– Да нет, выходила.
– В магазин рядышком? Это не в счет.
– Почему? Я два раза была на рынке и в институте.
– Тебе определили число, когда защита?
– Да, тринадцатого.
Лешек в первую минуту не сообразил. Но вдруг он перестал насвистывать, и на его лице появилось сосредоточенное выражение.
– А сегодня у нас какое? – спросил он с каким-то сомнением в голосе.
– Пятнадцатое.
– Так тринадцатое уже прошло.
Я кивнула:
– Да, позавчера было.
– Так что же получается? – Он какое-то время молчал, но наконец до него дошло. – Выходит, ты уже все?
Я подтвердила чуть заметным кивком.
– Защитилась?
– На пятерку, – небрежно обронила я, переключая пультом каналы.
– Такое событие, а ты молчишь!
– Какое?
– Огромная же перемена произошла.
– Еще бы. Из студентки я превратилась в безработную выпускницу.
– С объявлениями ничего не вышло?
– Внесли меня в банк данных.
– Это ровным счетом ничего не значит. Мы должны взяться за дело иначе.
– Шастать из фирмы в фирму, как это делала Иола? Она искала работу даже в поликлиниках и школах, где сам знаешь, как платят.
– Неужто Иола такая наивная? – изумился Лешек. – Неужели она не знала, что в некоторых учреждениях дожидаются знакомых и наследников местоблюстителя? Умрет бабушка, а на ее место прискачет внученька.
– Радостное известие для того, кто ищет работу и у кого в родне нет ни одного местоблюстителя.
– Малинка, держи хвост пистолетом. Чего-нибудь придумаем. – Лешек потрепал меня по плечу, как старую клячу. – Но прежде дело, не терпящее отлагательств. Телефон.
– Что телефон?
– Где он у тебя?
– В шкафу рядом с кофе «Инка». Как обычно. А куда собираешься звонить?
– Губке. Наверно, он уже вернулся из отпуска, как ты думаешь?
– Ты лечишься у Губки? – Ну и ну.
– Я – нет, а вот ты – да.
Работа над общей картиной78-я серия
– Малинка! – На истомленном лице Губки просияла улыбка.
– Я хотела прийти к вам в июле, но вы уехали в отпуск.
– Мне надо было привести в порядок кое-какие дела. Отдохнуть от людей. Подумать о жизни.
Я промолчала в ответ. С минуту Губка наблюдал за мухами, разгуливающими по амбулаторным картам пациентов. После чего глубоко вздохнул и вернулся к прерванной теме:
– Грядут большие перемены, Малинка. Не знаю даже, смогу ли я противостоять вызову, готов ли я.
– Настолько все серьезно?
– Увы, – медленно склонил он голову. – Сильное давление.
– Большая конкуренция?
– Что? – явно не понял он.
– Вы же говорили о вызове, о давлении. Я и решила, что речь идет о наших собачьих бегах.
– Неужели я похож на того, кому нравится участвовать в бегах?
Да уж, действительно не похож.
– Может, это всего лишь летняя хандра?
– Хотелось бы мне, чтобы так оно и было. – И он послал робкую улыбку куда-то в космические дали.
Мы сидели молча минуты две. Наконец Губка очнулся.
– Надо думать, у тебя были причины прийти сюда?
– Как обычно, меня к вам привели проблемы.
– Что на этот раз?
– Полнейшее наплевательство. Ничто меня не колышет. Ничего мне не хочется. Ничего мне не надо. Ничто меня не радует и не печалит. Нирвана.
– Мы, психиатры, называем это апатией. И с каких пор у тебя такое состояние?
– В общем, с начала каникул. Просто в июле я не обратила на это внимания. На меня навалилось множество дел. Поиски работы, переезд, спасение отчаявшейся подруги.
– Не было времени размышлять над смыслом жизни?
– Я и сейчас не размышляю. И вообще ни о чем не думаю. Может, немножко об одном сериале. Очень я в него втянулась.
– А когда защита?
– Два дня тому назад. Нет, нет, я защитилась, – опередила я вопрос Губки. – На пятерку.
– И даже такое событие не вывело тебя из состояния летаргии?
Я на секунду задумалась.
– Вывело, на двое суток. Я как раз успела купить юбку и цветы для комиссии. Но сразу же после защиты вся энергия ушла, как воздух из проколотого воздушного шарика.