– Надолго приехал? – спрашивает отец, сделав глоток пива.
– Не знаю. Я еще не решил, что делать с контрактом в Южной Америке.
– Понятно.
Если мама болтает без умолку, то отец – молчун. Все нагоняи в детстве мы получали от мамы. Каждую лекцию она читала с особой тщательностью, а потом, в подтверждение своих слов, бросала грозный взгляд на отца, чтобы он поддержал ее.
Боялись ли мы маму? Безусловно. Но она быстро отходила. А вот если отец был чем-то недоволен, он смотрел на нас так, что отпадала любая надобность подкреплять этот взгляд словами.
Сейчас же я чувствую, что ему много чего хочется мне сказать. Например, какой я эгоист, что бросил их и уехал. Что не звонил и не отвечал на звонки. Что заставлял переживать каждый раз, когда не выходил на связь. И мне действительно стыдно. Только язык не поворачивается сказать об этом.
Сегодня утром, когда родители спорили между собой, я заметил, как они оба постарели за время моего отсутствия. А точнее, с момента смерти Трэва. У мамы появилось больше седых волос, а в уголках глаз – морщин. А отец стал молчать еще больше.
Пока мы работали, обмолвились друг с другом лишь парой слов.
– Я рад, что ты вернулся, – вдруг говорит отец.
– Я тоже, – хрипло отвечаю я. – Прости, что я вот так пропал, а потом объявился.
Он улыбается и хлопает меня по плечу.
– Все хорошо. Всем нам нужно было время.
Я кладу свою руку на его ладонь и сжимаю. Она вся в мозолях и ссадинах. Рука человека, который работает от рассвета и до заката.
– Больше не пропадай, – еще раз сжав мое плечо, отец встает и идет в сторону дома.
Этот жест говорит гораздо больше, чем миллион слов.
Глава 38
Я нервно переминаюсь с ноги на ногу перед домом родителей. Мои ладони вспотели от волнения, и я поправляю волосы каждые пять минут. Большой белый дом в тихом районе Лос-Анджелеса. Гараж на две машины, бассейн и озелененный задний двор. Теперь это кажется мне ерундой. После того, как Рэйчел ушла вчера вечером, я не могла найти себе места и пыталась придумать ответ хоть на один ее упрек, но, как оказалось, сестра была права в каждом слове.
Я не звоню родителям, не приезжаю и становлюсь для них призраком. После ее ухода я долго сидела у нее в комнате и пыталась понять, когда я успела стать человеком, для которого предательство семьи – вполне нормально? Я же действительно с самого начала думала, что это Рэйчел предает меня. Несмотря на все ее изменения, зациклилась на ее прошлом. А в конце концов именно сестра оказалась тем человеком, который показал мне, в кого я на самом деле превратилась.
Неуверенно подняв руку, нажимаю на звонок. Дверь открывается через пару мгновений, и я встречаю удивленный взгляд своей мамы.
– Алекс? – шепотом спрашивает она.
Удивление в ее голосе пронзает мне сердце.
– Привет, – я слабо улыбаюсь. – Можно войти?
– Конечно! – она распахивает дверь шире и пропускает меня.
Сжимаю рукав толстовки пальцами. Господи, это дом моих родителей, а я чувствую себя так, словно меня сейчас растерзают.
Мама с тревогой смотрит на меня.
– У тебя все хорошо?
– Да, просто отлично, – быстро отвечаю я.
Повисает неловкая пауза. Моя собственная мать не знает, как себя вести со мной. И это только моя вина.
– Пойдем, – мама кивает в сторону кухни.
Я следую за ней. Мы минуем столовую с огромным деревянным столом, просторную гостиную с окнами в пол и прекрасным видом на бассейн и входим в кухню. На плите готовится чили, и мама, попробовав его деревянной лопаткой, удовлетворенно кивает.
– Будешь сок, воду, лимонад?
Я молча киваю.
Знаете, что самое странное? В доме стоит тишина. Словно в нем никто не живет. Мы проходили столовую, и она правда очень большая, но я успела заметить, что, кроме декора, там ничего нет. Родители едят на кухне, как мы делали это в трейлере. И чувство вины давит на меня с новой силой.
Поставив передо мной стакан с цитрусовым лимонадом, мама садится напротив и с неловкостью смотрит на меня. Мы с ней очень похожи: волосы, цвет глаз – правда, у мамы они более голубые; пухлые губы. Рэйч же – копия папы.
Сделав глоток лимонада, я сжимаю стакан пальцами. И вдруг решаю сорвать этот пластырь как можно скорее. Чем дольше тянуть, тем больнее будет.
– Ты меня ненавидишь? – выпаливаю я.
Глаза мамы еще больше округляются от удивления, а брови взлетают.
– Прости? Ненавижу? Алекс, в чем дело? – хмурясь, спрашивает она.
– Рэйчел тебе ничего не рассказывала?
– Нет. Она вчера вернулась поздно ночью, а с утра отправилась на смену в кафе.
Господи, сестра не врала.
– Вчера мы с ней поругались.
– Ну, вы делаете это довольно часто, с самого детства. Только почему я должна тебя ненавидеть?
Я сильно закусываю губу, почти до боли.
– Я не приезжаю домой, не звоню вам. Мы живем в часе езды друг от друга, но я даже не помню, когда мы последний раз виделись. Вы мои родители, моя семья, а я забыла про вас, все большая увязая в своей собственной лживой жизни. Мне так стыдно за это. Я всего лишь хотела, чтобы у нас все было. Я думала, что, подписав контракт, избавлю нас от трейлера и ужасного района. Думала, что помогаю нам, а по итогу все испортила. Прости меня, мам, – шепчу я.
Мама хлопает густыми ресницами, смотря на меня так, будто я сейчас сказала какую-то чушь. Она наливает себе в стакан лимонад и, сделав глоток, наконец начинает говорить:
– Я не знаю, что стряслось между тобой и Рэйчел, но из всего, что ты перечислила, я не могу понять, с чего ты взяла, что я тебя ненавижу? Алекс, ты моя дочь, – она протягивает через стол руку и сжимает мои пальцы, и к моим глазам подступают слезы. – Да, ты добилась того, к чему стремилась. И я горжусь тобой. Мы с твоим отцом долгие годы пытались выбраться из Комптона, но с четырьмя детьми это не так просто сделать.
– Вы все делали для нас! – возражаю я.
Пусть денег у нас было и мало, но родители отдавали последнее, лишь бы купить мне новые палочки взамен старых.
Мама улыбается и касается моей щеки другой рукой.
– Алекс, что бы ни произошло, я никогда не смогу тебя ненавидеть.
– Мама, – всхлипнув, я обхожу стол и крепко обнимаю ее.
Слава, крики фанатов, полные стадионы и награды – ничто из этого не сравнится с объятиями мамы. Она гладит меня по волосам, а я все сильнее прижимаюсь к ней, стараясь восполнить каждое мгновение, которое провела вдали от нее. Я снова чувствую себя той маленькой девочкой, которая могла прибежать к маме, стоило ей разбить коленку. Которая прижималась к ее груди и всхлипывала, пока обрабатывали рану. Той маленькой девочкой, которая нуждалась в родителях и не отодвигала любовь, которую они дарили, на второй план.
Той маленькой девочкой, которой я была когда-то давно и про которую забыла.
Я провожу у родителей весь день, чем привожу всех в полнейшее замешательство. Обычно в последние дни перед отъездом я сижу в студии и репетирую, и вся семья знает об этом. Но сегодня мы жарим стейки и овощи на гриле, прыгаем в бассейн и просто веселимся. Братья приезжают и объявляют, что останутся с ночевкой, несмотря на то, что живут отдельно. Йен и Майк то и дело топят меня, как делали это в детстве, я же подшучиваю над тем, что они все еще не нашли себе постоянных подружек. Папа руководит грилем и не подпускает к нему маму, потому что когда-то давно она обожглась. И, казалось бы, все прекрасно, но Рэйчел все еще нет дома.
Мама заверяет меня, что ее смена закончится в семь и она придет. После разрыва с Коди она переехала к ним, и уже полгода они живут вместе. Они знали, что Рэйчел на время остановится у меня, но понятия не имели, что придумала сестра.
Когда же Рэйч объявляется на заднем дворе, то я первым делом замечаю ее измученный взгляд. На талии у нее повязан фартук, а волосы скручены в небрежный пучок. И тут моя совесть окончательно заедает меня.
– А что за праздник? Надо же, даже два неудачника приехали…
Остальные слова застревают у Рэйчел в горле при виде меня. Она смеряет меня своим особенным злобным взглядом и, фыркнув, уходит в дом. Я выскакиваю из бассейна и, схватив полотенце, бегу за ней.
– Дай ей сначала поесть. Сама знаешь, когда она голодная, то превращается в ту еще злюку, – кричит мне вслед Майк.
Можно подумать, когда я голодная, не делаю того же.
Я бегу через столовую, пытаясь опередить Рэйчел. Если она захлопнет дверь перед моим носом, то не выйдет до утра. А завтра мне уже надо быть в самолете, и перед этим я хочу поговорить с ней.
– Рэйчел, стой! – кричу я.
Но она уверенной походкой идет в свою комнату.
– Если есть еще одна порция обвинений, то я, пожалуй, откажусь: мне вполне хватило предыдущей.
– Я хочу извиниться!
Хватаю ее за руку в тот самый момент, когда она открывает дверь комнаты.
– Это частная территория, незнакомцам вход запрещен, – едко отвечает она.
И я заслужила каждое слово.
– Хорошо. Я останусь тут, но выслушай меня, пожалуйста!
– Нам не о чем разговаривать!
– Рэйчел, прошу. Я очень виновата перед тобой. Вся эта ситуация навалилась на меня, и я…
– И ты, как всегда, обвинила меня! – она гневно тычет в меня пальцем. – Я не ангел, но и меркантильную дрянь из меня делать не надо. Я бы никогда тебя не предала, Алекс. И знаешь, самое обидное – что ты сразу подумала на меня!
– Я повела себя как стерва.
Она фыркает.
– Я бы назвала тебя иначе.
Сестра складывает руки на груди и пристально смотрит на меня.
– Прости меня, пожалуйста, – со всей искренностью говорю я. – Знаю, я была отстойной сестрой и дочерью, но я постараюсь исправиться. Мне тоже не хватало вас все это время, и, если честно, когда мне позвонила Мария и сказала, что ко мне пришла ты, я обрадовалась. Пусть ты и заявила, что тебе нужны деньги и ты остаешься у меня, но я была рада, что мы сможем хоть немного времени побыть вместе.