Дуайт услышал голос Анджело и двинулся на свет. Пробежал по дорожке, поднялся на деревянное крыльцо. Дверь была открыта; Анджело исчез в доме, и Дуайт последовал за ним.
Его встретили тепло, свет и плачущий мужчина на сливового цвета диване. Средних лет; возможно, испанец или выходец со Среднего Востока — здесь, в Лос–Анджелесе, они загорали до одинакового оттенка. Воздух был пропитан парами алкоголя: виски или скотч. Или текила. Дуайт уже и в обонянии не был уверен.
Боб В. сидел на зеленом деревянном стуле напротив пьяного. Держал в ладонях чашку кофе. И, увидев Дуайта, сказал:
— Привет. Рад, что ты смог выбраться.
— Привет.
Слово задрожало во рту Дуайта, тело которого словно окаменело. Настоящий Дуайт стоял где–то в глубине своего тела и наблюдал, как Анджело обнимает обалденную красотку, решившую поплакать у него на плече. На ней были линялые джинсы и бирюзовый свитер. А еще у нее были огромные черные глаза и просто нереальные сиськи, явно искусственные.
«Актриса», — подумал Дуайт, жалея, что не чувствует ее запаха. Женщины отлично пахли, совсем как индейка на День благодарения в те дни, когда индейки его еще интересовали.
— Я просто не могу остановиться, — простонал парень на диване. — Я все время хочу выпить. Клянусь, сейчас даже хуже, чем тогда, когда я только присоединился к программе!
Боб протянул ему кофе, которого парень просто не заметил. Дуайт хотел кофе. Ему было чертовски неприятно от того, как морщатся яйца в промокшей коже штанов.
— Это твое упрямство, — сказал Боб. — Оно учиняет бунт. И сделает что угодно, чтобы ты не смог бросить. Оно хочет, чтобы ты пил, Эларио.
Эларио. Значит, все же испанец. Анджело обнимал красотку, которая потянулась к Эларио и сказала:
— Папа, черт тебя подери! Ты только что потерял очередную работу…
Эларио перешел на испанский, явно пытаясь объяснить, что одна только мысль о том, чтобы бросить пить, заставляет его оглохнуть от ужаса. Анджело поглаживал кудряшки красотки и массировал ее плечи через свитер. Она была очень стройной, очень подтянутой. Жилистой.
— Вспомни, о чем мы говорили, — продолжал Боб. — Ты взорвал за собой мосты. Все взлетело на воздух. Твое прошлое в руинах. Повсюду разбросаны части тел. Ты хочешь починить этот мост, но не можешь. Нельзя его починить, Эларио. Нужно строить новый мост.
Части тел.
Анджело гладил кончиками пальцев левую грудь девушки, которая снова прильнула к нему, беззвучно плача. Анджело посмотрел на Дуайта долгим взглядом, затем развернулся и вывел красотку из комнаты.
Оставив Дуайта с Бобом и Эларио.
Эларио стенал, как свидетель Иеговы. Боб молча наблюдал за ним, все так же сжимая чашку с кофе. Дуайт пытался понять, потерял ли Боб дар речи или просто не знает, что сказать в такой ситуации.
Они замерли живой картиной: Дуайт стоял в мокрых штанах и смотрел на Боба. Который смотрел на Эларио. Оглянувшись, он заметил куртку Анджело, брошенную на деревянный стул. Неудивительно, что он ее снял. Анджело любил комфорт. Дуайт пожалел, что сам до этого не додумался. И решил последовать его примеру.
Но именно в этот момент Боб сказал:
— На плите стоит кастрюля с супом. Ты не мог бы его разогреть?
Сказал лично ему, Дуайту. Боб не оглядывался, не спрашивал, куда пошел Анджело. Или дочь Эларио.
И Дуайт вдруг подумал, что все это подстроено. И дело вовсе не в помощи и не в двенадцатом шаге. Боб В. позвонил Анджело потому, что подготовил ему вкусную штучку.
Подожди–ка. Он же должен был помочь ему перестать пить.
Пить, ага. Но не есть людей…
— Дуайт? — напомнил о себе Боб.
— Сейчас. Да. Суп.
Он вышел на кухню. На плите стояла пустая чистая кастрюля, а рядом, на розовой столешнице, банка консервированного супа с лапшой и открывалка. Куриный суп с лапшой Дуайт очень даже любил.
Возможно, это знак.
Знак чего?
Плита оказалась газовой. Он включил горелку и поднял кастрюлю. Открыл кран, чтобы немного стекла вода. Шум водяной струи наполнил уши. Белый шум.
И тут он посмотрел налево, на холодильник.
Бутылки. Большая часть наполовину или на треть пусты. Текила. Скотч. Джин. Все мерцало и отражало свет, словно выхваченное широкоугольной линзой.
А рядом с банкой супа лежал рулон бумажных полотенец.
Он подумал о том, что Боб позволил Анджело выйти из комнаты с кем–то съедобным.
Подумал о взорванных мостах и частях тела.
О том, что Боб хорош собой и при этом полный засранец.
Отец многому научил Дуайта. Как ругаться. Как бить. Как пить.
Человек человеку волк, сынок.
Нет, папа. В этом ты не прав.
Он снял бутылки, слил часть их содержимого.
— Как там суп? — поинтересовался из другой комнаты Боб.
— В полном порядке! — крикнул в ответ Дуайт.
И начал заталкивать в бутылки бумажные полотенца. И нашел, из чего сделать затычки, — куски пластиковых тарелок и прочая дрянь отлично подошли. Все получилось. Он давно уже этим не занимался, но некоторые вещи просто не забываются. Езда на велосипеде. Коктейли Молотова.
Он как раз готовился поджечь их, когда на кухне нарисовался Боб, перекинув куртку Анджело через плечо на манер плаща Элвиса.
— Тут все в порядке? — спросил Боб и уставился на выстроенные в ряд бутылки. — Что ты делаешь?
— Да, Боб В., все в порядке, — ответил Дуайт.
И с разворота, как бейсбольной битой, врезал ему кастрюлей по лицу.
Мужчина отлетел к стене, захлебываясь кровью, завопил и закашлялся, пытаясь шагнуть к Дуайту.
Дуайт схватил бутылку текилы, поджег бумажные полотенца, заткнутые в горлышко, и швырнул коктейлем в Боба. Загорелась и задымилась черная футболка. Боб завопил, так что Дуайту пришлось снова врезать ему кастрюлей по лицу. И еще раз, просто на удачу, а затем Дуайт уронил бутылку на пол. А остальные прижал к груди, один за другим поджег бумажные фитили и быстро выбежал из кухни.
Эларио вскочил, что–то вопя по–испански, и двинулся в сторону кухни. Дуайт перехватил его и сбил с ног. Наступил на голову и начал бросать бутылки в стены. Они взрывались. Огонь был повсюду.
Дуайт рванулся из комнаты в ту сторону, куда Анджело увел девчонку, и закричал:
— Анджело! Остановись!
Анджело выбежал из комнаты в конце коридора. Голый и возбужденный, он уставился на клубы дыма за спиной Дуайта и выпалил:
— Что происходит?
Девчонка вынырнула у него из–под руки и закричала:
— Папа!
Она протиснулась мимо Анджело, схватила его за запястье, бросила и побежала к Дуайту, отталкивая его с дороги. Он ничего не пытался сделать, чтобы не пустить ее в охваченную огнем комнату.
— Какого черта ты натворил? — заревел Анджело.
Сзади раздался рев пламени, а затем жуткие вопли боли. Женские.
Анджело схватил Дуайта за руку, и они побежали к двери на задний двор. Там Анджело сбил его с ног и бросился сверху, закрывая своим телом.
И дом взорвался. В буквальном смысле взлетел на воздух. Деревянные панели, провода, мебель, черепица, ванна — все взлетело в огненном всплеске, вертясь и грохоча. И обломки рухнули на землю, как небольшие бомбы.
— Пошли! — крикнул Анджело, вздернул Дуайта на ноги и потащил к «бимеру», который чудом уцелел у обочины.
Они забрались в салон и двинулись с места раньше, чем обеспокоенные соседи начали высовывать носы из своих домов.
— Какого черта, что произошло?
Дуайт повесил голову.
— Я спас тебе жизнь.
Анджело его, похоже, не услышал.
— В этом доме не иначе как наркоту бодяжили. — Он махнул рукой назад. — Дай мне одеяло ради бога.
На заднем сиденье они обычно держали одеяло, которым при случае накрывали жертву. Ну, если ту затащили в машину с улицы, например.
Дуайт накинул на Анджело покрывало, и тот повторил:
— Что случилось?
Дуайт вздохнул. Тяжело.
— Не знаю. Боб отправился разогревать суп, а потом выскочил из кухни и начал швыряться в меня горящими бутылками. А они взрывались. Он с ума сошел! — Дуайт закрыл лицо руками, думая о том, что у Лу С. не было и половины его актерского таланта. Лу было жаль. — Я думал, что он меня там убьет. Пришлось с ним драться, я сбил его с ног, но к тому времени все уже было в огне.
— И ты пришел спасти меня. Черт, Дуайт! — кипел Анджело. — Я уверен, что стоит нам заказать расследование, и выяснится, что Боб точил на нас нехилый зуб. Может, мы съели его знакомого. Или он думал, что мы должны ему отчисления за какую–то песню, которую он написал, а она вышла похожей на нашу.
Или он просто хотел стать твоим новым лучшим другом.
— На фиг, — сказал Анджело, махнув рукой. И засмеялся так, как может смеяться только человек, чудом избежавший смерти. — К черту метафоры. Нам было дано откровение, чувак! Если жизнь по–любому будет опасной, надо брать от нее максимум удовольствия.
И он улыбнулся своему брату по крови, своему другу и приятелю–каннибалу.
— Дуайт, давай найдем себе молоденькую вкусную телочку. А если нас поймают, то убивать будут вполне гуманно, я узнавал.
Дуайт ничего не ответил. Он вернулся в то же оцепенение полной тишины.
Но думал он при этом: «Придется–таки таскать свою задницу на сборы «Созависимых анонимов“. Надо что–то делать с моей зависимостью».
ДЖОН ФАРРИСУтро «Кровавой Мэри»
— Итак, ты четыре дня была в Сент–Барте, — сказал Джордж Уайтейкер своей жене Лизе. — А Лил появился там чисто случайно.
— Да, — ответила Лиза.
— Чисто случайно.
— Да.
Лимузин, неподвижно застывший в пробке в час пик, тряхнуло от грома. Лиза вздрогнула. Она боялась гроз. И боялась оставаться с Джорджем в замкнутом пространстве, когда он начинал говорить с ней таким тоном. Пошел дождь.
Джордж издевательски протянул, намеренно усилив техасский акцент:
— И что это за имечко такое долбанутое — Ли–ил? Тебе не странно?
— Нет.
Лиза уткнулась в свой блэкберри, отодвинувшись от Джорджа настолько, насколько позволял салон лимузина. Сам Джордж облюбовал угол у бара. Без двадцати девять утра, его любимое время для «Кровавой Мэри».