Это было благословением, сопровождавшим ее проклятие.
Шерсть уже исчезла, и Джен обняла Грега за шею, чтобы игриво поцеловать его в щеку.
— Ты самый лучший на свете папа!
— У меня бывают моменты просветления, — сказал Грег. — А теперь переоденься и почисть зубы, чтобы изо рта исчез этот противный привкус.
Он обнял ее за плечи, выводя из кухни, и посмотрел на Лестера. Тот вздохнул и открыл кладовую, привычно ища швабру и тряпку.
ГАРРИ ШЕННОНХозяин теней
Каждый человек — хозяин теней, которые похожи на него и с равным правом в любой момент могут потребовать свое место в личности.
Серен Кьеркегор
— Может быть немножко больно.
Если доктор Ньюманн и знал, что эта фраза — типичный штамп, то умело не подавал виду.
Хирург походил на гнома — низенький, квадратный, с неровными желтыми зубами, напоминавшими клавиши разбитого пианино. Пациент на столе был испуган и растерян, он не помнил ничего, кроме своего имени. Ньюманн отвернулся от стола, держа перед собой руки в белых перчатках. Однако беспомощный человек на столе почувствовал приближение зонда с пугающе длинной иглой, и кто–то из персонала выругался.
— Подождите. — Куинн с отвращением отметил, что его голос дрожит. — Не надо пока. Что вы собираетесь со мной делать?
Ньюманн сжал губы в тонкую линию и склонил голову набок.
— Мистер Куинн, мы ведь уже много раз говорили об этом.
— Я не помню.
— Это мы знаем.
— Вам удобно?
Высокая голосистая медсестра, которую Куинн при обычных обстоятельствах счел бы привлекательной и стройной, в данный момент стояла в углу, наполовину скрытая тенью, и больше всего напоминала хищного богомола. У нее был мелодичный, хорошо поставленный голос. Она поинтересовалась, не нужны ли Куинну лекарства. Ему нравился теплый поток успокоительного, это было лучше, чем чувствовать себя бокалом мартини с трубочкой в голове. Куинн знал, что облажается, что еще одна доза повлечет за собой полную отключку. И что тогда будет?
Куинн понял, что слишком медлит с ответом.
— Нет, мне удобно. Я хочу оставаться в сознании.
— Помните, мы можем сделать это и так, и так, — твердо сказал доктор Ньюманн. — Нам нужно разобраться с вашим расстройством раз и навсегда. — Он поправил очки с толстыми стеклами, отложил иглу в сторону на блестящий серебристый поднос. — Если вы будете в сознании, наше исследование будет более результативным, но необходимости в этом нет. Наркоз не повлияет на эффективность процедуры.
— Вы уверены? — Убеди его, что ты здоров.
— Что, простите?
— Вы уверены в том, что это необходимо, и в том, что у меня галлюцинации?
Медсестра Элизабет выскользнула, как паук, из темного угла, и погладила пациента по руке над иглой капельницы.
— Не нервничайте, сэр.
Доктор Ньюманн продолжил:
— Благодаря галоперидолу вы стали намного спокойнее, верно? Мистер Куинн, вам прописаны мощные нейролептики. У вас серьезное расстройство психики. И вы должны позволить нам помочь вам, прежде чем станет слишком поздно.
— А что, если я не сумасшедший? — Ты здоров. Не позволяй им этого делать.
— Что?
— Что, если вам нужен не я? Вы же могли ошибиться. Вы читали историю моей болезни, не так ли? Боже, вы ведь не станете оперировать не того, кого надо? Я слышал о таком: однажды человеку ампутировали совершенно здоровую ногу.
— Позвольте привести пример. — Добрый доктор наклонился к нему, и Куинн смог увидеть свое отражение в стеклах больших овальных очков. — Вы говорите нам, что видели какой–то вид неизвестных науке паразитов. И уверяете, что эти паразиты провоцируют агрессивное поведение людей.
— Да. Нет. Я не помню.
— Что ж, мой дорогой мистер Куинн, могу вас уверить в одном: сказанное вами не было бредом, такое и правда бывает.
Поток адреналина превратил время в тягучий холодный сироп. Тот, кто считал себя Куинном, прищурил глаз и приподнял бровь. Перед его мысленным взором возникли видения. Во рту пересохло.
— Паразиты, которые провоцируют насилие?
— Астроцитома, редкая, но крайне опасная опухоль мозга, возникающая в лобных долях, мистер Куинн. Как я уже говорил, она может стать причиной эмоционального возбуждения, головокружений, привести к визуальным и слуховым галлюцинациям. Я считаю, что у вас именно такая опухоль. Тот же рак можно вполне рассматривать как описанного вами паразита. Теперь нам нужно всего лишь удалить вашу астроцитому с минимальным ущербом для мозга.
— Это не превратит меня в растение?
Ответа не последовало. Дышать стало труднее. Куинн сухо, сонно сглотнул.
— Поверить не могу, что дошло до такого. Кто–то совершенно незнакомый собирается проделать дыру в моем черепе и копаться в моем же мозгу каким–то дерьмом, похожим на электрическую зубную щетку и камертон. И говорит, что это будет больно. Боже, за что мне это?
— Тише, тише. — Медсестра влажной тряпочкой вытерла испарину с его лба.
Доктор Ньюманн профессионально скупыми движениями запускал многочисленные приборы. Он дважды попытался включить монитор, нажимая кнопку обтянутым перчаткой пальцем, затем ударил кулаком по коробке, и монитор заработал. Размытое изображение доказывало, что как минимум, один из приборов оснащен миниатюрной камерой. Ньюманн не поворачивался к пациенту, что–то проверяя на столе.
РРРРррррРРР. Куинн услышал мерзкий тенор хирургической электропилы и задергался, всхлипывая.
— Мне кажется… Меня стошнит.
— Тише, тише.
Сестра Элизабет снова вытерла его лоб. Так ее зовут. Элизабет. Куинн подумал: «Эта сука похожа на диснеевского робота».
Страх внезапно стал осязаемым, сильнее действия лекарств, и Куинну снова захотелось получить отсрочку. Нужно говорить. Тянуть время.
— Вы читали мое дело, док? Я имею в виду, историю болезни?
Хирург, все еще не оборачиваясь, ссутулился, и пила завизжала снова — РРРррррРРР, — на этот раз более агрессивно.
— Мы все читали.
— Что читали? — Куинн потерял нить беседы.
Хирург и сестра обменялись понимающими взглядами.
— Читали ваше дело.
— Подождите! — Куинна несло. К тому же он действительно вспомнил. — У меня начались головные боли, да? В центре головы, там, где вроде бы находится третий глаз. Ха. Поначалу анализы ничего не показывали. Меня опутывали проводами и кололи иголками, провели все анализы, которые только могли придумать. Это само по себе уже вредно. Я имею в виду, они же лезли мне в голову.
— Тише, тише. — Женские пальцы коснулись его виска.
— Хватит это повторять! — Куинн знал, что его голос стал выше на пару октав, но это был крик души, который невозможно было остановить, как и лихорадочный лепет. — Все началось внезапно. Я говорил с одним из специалистов, с крупным седым мужчиной по имени Эдисон. Он посмотрел в окно, и тут я заметил, как что–то выползает из его правого уха. Это было похоже на земляного червяка, черного и блестящего, только с усиками. Оно секунду потрепыхалось и заползло обратно.
— Вот так, — довольно заключил доктор Ньюманн, укладывая пилу на серебристый поднос. Рядом с пугающе длинной иглой. — Но это, конечно же, нелогично и абсурдно. Верно?
— Возможно, но…
— Вам нельзя волноваться, — мягко сказал хирург. — Постарайтесь сохранять спокойствие. Так ваш мозг легче перенесет вмешательство.
— Док, вам не нужно этого делать. Я могу поправиться и без операции.
И снова в голосе Куинна слышались отчаяние и дрожь. И снова ему стало стыдно. Потому что он ни в чем не был уверен, даже в том, что он не сумасшедший. «Но если я понимаю, что мог сойти с ума, значит, я не сошел с ума. Я где–то читал об этом».
— Тише, тише.
Куинн застонал.
— Сестра, пожалуйста, просто дайте мне воды.
— Нельзя, — мягко, как обычно, прошептала она. — Вы можете поперхнуться и захлебнуться собственной рвотой. Потерпите, это ненадолго.
— Подождите. Подождите. — Он должен был закончить рассказ. — Я действительно помню. Тогда я никому ничего не сказал, чтобы меня не посчитали сумасшедшим. Но в те же выходные я смотрел трансляцию баскетбольного матча и переключил канал на местные новости в перерыве, и…
Доктор Ньюманн взял шприц с иглой и нажал на поршень. Из иглы вырвалась струйка прозрачной жидкости. Стекла очков теперь отражали кого–то или что–то, стоящее за головой Куинна, в темноте у стены, рядом с операционной сестрой. Миг спустя это нечто исчезло. Что это было?
— В общем, в новостях сказали, что на четвертое июля этот доктор Эдисон совершенно слетел с катушек.
Сестра проявила интерес.
— Правда?
Куинн сделал паузу, чтобы отдышаться, стараясь не смотреть на жуткую иглу и мечтая остановить время.
— Он отравил всю свою семью. Подмешал что–то в пунш на вечеринке, что–то с кураре, «обездвиживающее», как сказали в новостях. То, что часто используют во время операций, кажется. А потом он кромсал их скальпелем, парализованных, но не потерявших чувствительности.
— Как мерзко. Но ведь его поймали? — спросил доктор Ньюманн так спокойно, словно уже знал ответ либо не придавал ему значения.
Длинная игла все подбиралась к дрожащему Куинну, к его беззащитной вене.
— Нет, он каким–то образом сбежал. — Нет, не надо!
— Трагично.
Чей это голос, мужчины или женщины? Куинн не был уверен, что ему не послышалось. Возможно, голос прозвучал в его голове.
— Изумительно.
А это кто сказал? Почему в операционной посторонние?
— Итак, итак. — Ньюманн надел повязку и нагнулся к Куинну со шприцом. — Давайте начнем.
— Подождите! — Куинн понял еще кое–что, и это его испугало. — Разве вы только что не трогали пальцами грязный монитор?
Доктор пожал плечами. Снова осмотрел иглу, проверил, не осталось ли пузырьков. И, довольный, нагнулся еще ниже, накрывая Куинна бархатной тенью. Отыскав вену, он наконец ответил:
— Монитор у нас иногда барахлит.
— Но это значит, что ваши перчатки больше не стерильны, так ведь?