Игорь Шабдурасулов подтверждает:
«Конечно, этот канал создавался как политический инструмент – только дурак мог этого не понимать. Понятно, что этот инструмент мог быть на время отложен, но за него уже тогда стоило платить. Ну и, конечно, было просто необходимо остановить тот беспредел, в том числе рекламный, которые творился в „Останкино“».
Интервью №05. Последнее
Свое последнее интервью «Известиям» Влад Листьев дал незадолго до убийства. Оно называлось «Через пару месяцев это будет другое телевидение». Генеральный директор «Общественного Российского телевидения», в которое была преобразована государственная телекомпания «Останкино» ответил на актуальные вопросы.
– Как же изменится структура компании, характер управления ею?
– Воздержусь вдаваться в подробности – рано. Предстоит изменить сетку вещания, перезаключить массу договоров, набрать новых людей. Но уже сейчас началась работа над изменением стиля канала, над новыми программами (этим занимался Константин Эрнст – Е.Д.). Обновится имидж и ряда известных программ. Концепция канала рождается, как говорится, с колес. Времени мало. Мы хотим, чтобы зрители «первой кнопки» уже через два месяца отчетливо ощутили, что смотрят другое телевидение.
– Отдаете ли вы себе отчет, что акционерная структура ОРТ – почва для конфликтов, прежде всего по поводу политической ориентации тех или иных программ? Ясно же, что интересы государства как держателя контрольного пакета не всегда будут совпадать с интересами и политическими пристрастиями коммерческих структур, владеющих акциями?
– Разумеется, я предвижу конфликты при составлении новой сетки вещания. Тем более что некоторые крупные акционеры спонсируют и отдельные программы, и их ведущих. И здесь задача нашей команды – отбросить пристрастия, руководствоваться только качеством, только журналистским и художественным уровнем программ. Возможно ли давление высоких структур? Несомненно. Но мне все же кажется, что и люди в правительственных кругах, в окружении президента понимают: не было смысла создавать общественное телевидение и в то же время сохранять фактор «силового давления». Зачем менять шило на мыло?
– Очень просто: снять с государства хотя бы частично финансовую обузу в виде бюджетных ассигнований на «Останкино». И сохранить степень влияния. Не согласны?
– Возможно, отчасти это и так. Будущее покажет…
– Вы остаетесь президентом телекомпании «ВИD»?
– Нет, я покидаю этот пост. А в эфире останутся те «видовские» программы, какие сочтет целесообразным закупить общественное телевидение. Это же относится и ко всем другим компаниям, включая «Останкино».
– Вам трудно будет удержаться от лоббирования тех программ «ВИDа», которые вы пестовали.
– Я смирю свои пристрастия, поверьте. Повторяю, критерий будет предельно жестким: высокий профессионализм…
Что касается сетки, Листьев планировал следующее:
«Должно измениться и лицо канала – то, что называется cover. На этом настаивает Владислав Листьев: у ОРТ появится единый стиль, какой есть, например, у НТВ. Говорят, что концепцию фирменного стиля ОРТ разработал Андрей Вознесенский, а известный режиссер Юрий Грымов берется за ее визуальное воплощение. По предварительному проекту сетки вещания, утренние часы займет программа „С добрым утром“ – в течение всей недели. В дневные часы планируется показ программ о народном творчестве, документальных сериалов, повтор лучших программ предыдущего вечера, программ для „социально незащищенных слоев населения“, спортивных программ, новостей и кинофильмов. Спортивное вещание и кинопоказ будут также приоритетными для ОРТ. В prime-time планируется показ программы Владислава Листьева „Час пик“ (с понедельника по четверг), в пятницу – программа „Кросс-файр“ (перекрестное интервью), в субботу примерно в это время – художественный фильм. В воскресенье будет выходить „Бомонд“, КВН или кинокомедия. Ежевечерне по будним дням ОРТ планирует показ телесериалов. У программы „Время“ (в 21:00) появится строгий 40-минутный формат (как у новостных программ CNN). По окончании будет выходить качественный кинофильм или вечерний сериал. По окончании фильма – программа „Версии“, которая не будет иметь строгого эфирного времени – единственное исключение из сетки. По понедельникам, возможно, останется программа „Мы“ Владимира Познера, „Пресс-клуб“, а также публицистические программы или программы о театре. По субботам ОРТ собирается показывать „Матадор“ Константина Эрнста (в одну из суббот), „До и после“ или „Адамово яблоко“. После полуночи будут выходить „ночные“, развлекательные и экспериментальные программы».
Саша Политковский сетовал:
«Влад сильно изменился за последний год. И мне неоднократно говорили, что, когда шли разговоры о назначении Листьева в гендиректоры и о том, как будет существовать ОРТ, Влад принимал самостоятельные решения насчет судеб наших программ. Не нужно было „Политбюро“ – он обещал его убрать: „с Политком договоримся“. Не нужно „Красного квадрата“ – разберемся и с ним, не вопрос. А нас он не ставил в известность. Мы узнавали об этом иногда из газет. А ведь существование ОРТ обусловлено разными программами и разными людьми. Влад начал играть на чужом поле. Однажды я ему при всех об этом сказал. Если бы он посоветовался с нами, тогда мы могли бы вместе принять решение. Другое дело, почему именно требовалось убрать те же „Политбюро“ и „Красный квадрат“. Хозяину канала нужна была управляемая ситуация. Управлять нужно было еще жестче, чем компартия при Союзе. Во времена „Взгляда“ на ОРТ было легче работать. Тогда не существовало цензуры денег. Можно было открыть рот и доказать свою правоту. И, согласимся, это часто удавалось. У Влада, с моей точки зрения, произошла некая раздвоенность».
После его убийства было, как обычно в таких случаях, опубликовано ряд интервью, записанных при жизни, но не обнародованных вовремя. Самое интересное, по мне, в журнале «Обозреватель» записанное Петром Спектором (говорю так искренне, а вовсе не потому, что этот проект мы вместе с Петей запустили осенью 1993 года на деньги могучего в ту пору «Микродина»). Воспроизвожу наиболее значимый (по-моему, конечно же, мнению) фрагмент:
«Рабочий день начинается в девять утра – переговоры, финансы, проекты, встречи с массой людей. И в конце такого дня – съемки. Полтора-два часа. Мне казалось иногда – я умру после этого. Но происходят любопытные вещи: после съемки я выхожу – и готов вкалывать еще двадцать четыре часа в сутки. Видишь, с одной стороны – отдача, с другой – колоссальная подпитка. Процесс взаимный. И невозможно всего себя не отдавать…
– Ты не чувствуешь себя в большей степени актером, чем журналистом?
– Актером? Никогда! Актер – абсолютно другая профессия. Я, например, совершенно не умею фотографироваться. Все реакции, которые возникают у меня во время интервью, – непосредственные. Я разговариваю с гостями программы так же, как разговариваю сейчас с тобой…
– Ты никогда не играешь «в Листьева»?
– Нет смысла. Никто бы не поверил. «Ящик» на крупных планах раздевает любого. Выражения глаз ведь не скроешь, как ни старайся… Я никаким властителем дум себя не чувствовал. Ни тогда, ни после. И для меня, если холодно анализировать, не совсем понятен механизм, сделавший нас любимыми. Мы вроде бы говорили о вещах, которые все давным-давно знали. Но люди, видимо, шалели от того, как все им подавалось-раскрывалось. Грубо говоря, происходила некая обратная сенсация – иных слов не подберу… Ностальгии по тому времени у меня нет. Другое дело, что не проходит ностальгия по единству, братству, по команде. И не скрою, что от людей, работающих со мной сейчас, я жду такого же взаимопонимания. Я очень люблю быть в команде. Когда играю в футбол, мне наибольшее эстетическое наслаждение доставляет классный пас партнеру. При том что люблю забивать голы, умею это делать. Я всегда болел за «Спартак», но когда соперники играли лучше «Спартака», я получал не меньшее удовольствие от умной игры, от хитрых пасов…
– Тебя когда-то называли олимпийской надеждой…
– Так «Советский спорт» написал – мама до сих пор хранит эту заметку. Я занимался в школе братьев Знаменских, бегал на средние дистанции. Но потом получил очень серьезную травму и фактически поставил на спорте крест. Тактика бега на длинную дистанцию мне знакома. В том числе и во взаимоотношениях с людьми. Тебя ведь это интересует?
– Я слышал, что в «Останкино» ты был комсомольским деятелем?
– На Иновещании, то есть на радиовещании на зарубежные страны, я был неосвобожденным секретарем комитета комсомола. Я пришел туда в восемьдесят втором году младшим редактором – боевой, веселый, контактный, пьющий, что немаловажно для комсомольской работы. В комсомоле мы жили весело. Через комитет комсомола я познакомился с Сашкой Любимовым, Димкой Захаровым, которому рекомендацию в партию дал… Вступил в восемьдесят пятом, а потом все, кто работал во «Взгляде», вышли из нее году в восемьдесят восьмом… При первых свободных выборах в Верховный Совет от нашего «Взгляда» мог пройти и осветитель – в силу того, что это «Взгляд»! И тогда в политику пошли Саша Политковский, Саша Любимов и Володя Мукусев. Меня тоже выдвинули кандидатом, я сходил на одно собрание и после этого сказал себе: никогда! Сейчас-то понимаю, что из-за своего разгильдяйства я несколько выбивался из команды.
– Мне говорили, что в «Останкино» ты себя называешь человеком, «измученным нарзаном». В каком-то интервью ты откровенничал, что прежде много выпивал. Но у меня сложилось впечатление, что ты немного бравировал этим беспутным прошлым…
– Да я просто констатировал факт. Меня тогда несло по жизни. Я мог загулять, мог бросить работу на неделю-две. И никто не знал, где я нахожусь. А я с компанией тусовался по стране или по Москве. Словом, творил то, чего сейчас я себе ни за что не позволил бы.