Влад Листьев. Пристрастный реквием — страница 40 из 45

, которого Время выбрало своим героем в начале 90-х, обретя профессиональное чутьё, утратил наитие человеческое; ему показалось, что он может Временем повелевать. И оно отомстило, поставив всех & вся на свои места.

Листьев верно вычислил флюиды экономического аспекта, но не пожелал идентифицировать себя с дочерью времени – Системой.

Та же самая история, что и с Ходорковским: получив от системы всё, человек самонадеянно пытается изменить пространство, в котором состоялся. Не получается. Даже Наполеон Бонапарт не смог. Что не уменьшает, впрочем, масштаб личности диктатора. И Влад тоже воздвиг памятник себе нерукотворный. В форме Колеса Фортуны. Которое его и раздавило.

Рецензии

ДЕТИ КОЛБАСЫ

После прекрасных, пристрастных «Битлов перестройки» (книги того же автора, о которой я уже писал) это грустное исследование (расследование) должно было появиться. Не могло не появиться.

Поэтичный, трогательный «нас возвышающий обман», да и не обман вовсе, и не самообман, а ностальгически влюблённый взгляд на «когда мы были молодыми», друзей и время, обещавшее новые, всё более головокружительные, счастливые перемены, вдруг упёрся… В землю. В смерть. Убили человека. Его считали самым ярким, везучим, талантливым, успешным…

Один взгляд, другой, третий… Присмотревшись, стало понятно, что нечто страшное случилось и со всеми другими участниками сказочного взлёта, обернувшегося пошлым криминалом с реальными трупами, убитыми судьбами, разрушенными душами. И страной.

«Низкие истины» второй «битловской» книги Евгения Додолева о жизни и смерти «Взгляда» не низкие, а просто истины. Печальные, вечные. Горькие.

Кто убил Влада?

Владислава Николаевича Листьева, героя нашего времени, простого русского парня из «полуподвальной» рабочей семьи, на перестроечной волне взлетевшего выше некуда…

Кто его убил? Кто? Фамилия?

Ответ не даётся.

И в прямом, и в переносном смысле.

Трудно дать ответ на этот вопрос, потому что в его смерти так или иначе были заинтересованы (виновны) многие. Его хотели убить и убивали все начиная с него самого.

Мне к концу книги стало и не так важно знать, кто конкретно это преступление совершил.

Все почти убийцы. Или самоубийцы. Жертвы.

Такого времени у нас ведь не было. Мы и представить себе не могли, что с людьми могут сделать деньги.

Большие деньги – с небольшими людьми.

Перевернулись представления о добре и зле, дружбе и службе, власти и страсти…

Схлопнулись.

Те из «битлов перестройки», о которых с такой нежностью в первой книге писал Додолев, – юных, талантливых, ярких, самоотверженных, обаятельных, что выросли, перестроились и удобно приспособились к миру, в котором место светлых мечтаний занято баблом, все погибли.

То есть стали другими людьми (людьми ли?) – переродились.

Эта книга – «документалка» про нас.

Повторяю, она должна быть написана, и хорошо, что Евгений Додолев начал её.

Спасибо ему.

Александр КОНДРАШОВ

ПАДЕНИЕМ СТАНОВИТСЯ ВЗЛЕТ

Книга Евгения Додолева «Влад Листьев. Пристрастный реквием» чрезвычайно выгодно отличается от множества издающихся сейчас сочинений, посвященных известным историческим личностям. В наше время развелось немало «исследователей», которые готовы писать о ком угодно, не имея при этом ни малейшего понятия о сути той деятельности, которой занимался объект их повествования. В отличие от них, Евгений Додолев лично знал Владислава Листьева, сотрудничал с программой «Взгляд», сам был инициатором множества успешных медийных проектов, общался с виднейшими деятелями горбачевской и ельцинской эпохи. Так что в его компетентности и умении интересно изложить известные ему факты читатель может не сомневаться. А еще – он очень смелый автор и не боится предавать гласности такие факты, которые другой попридержал бы для узкого круга друзей и близких.

Мои собственные отношения с телевидением можно назвать «романом без любви»: в последнее время я смотрел, главным образом, чемпионаты мира и Европы по футболу, «Суд времени», «Исторический процесс», да еще RussiaToday, а также новостные английские, испанские и латиноамериканские телеканалы.

В те времена, когда я считал себя политическим аналитиком, мне приходилось регулярно смотреть киселевские «Итоги», «Свободу слова» Савика Шустера, «Постскриптум» Алексея Пушкова, а также «25-й час» Ильи Колосова, в котором к тому же сам иногда выступал. Как говорится, иных уж нет, а те далече – они от меня, а я от них.

Когда-то в 1992—1997 гг. автор этих строк волею судьбы был главным редактором весьма известной в то время политической телевизионной программы и позднее принимал участие в различных телепроектах, таких, например, как съемка документального фильма «Три мгновения лета», посвященного тогдашнему герою авантюрных похождений Дмитрию Якубовскому. На моих глазах прошло «созревание» некоторых весьма известных сегодня телеперсонажей, иных «звезд» мне доводилось наблюдать с довольно близкого расстояния.

Вот почему и я считаю себя вправе высказать кое-какие соображения по поводу книги Евгения Додолева о Владе Листьеве.

Самого Влада Листьева я лично не знал, программу «Взгляд» смотрел от случая к случаю, «Поле чудес» не смотрел никогда, так что книгу Евгения Додолева поначалу я открыл без какого-то особого энтузиазма. Как говорится, Влад Листьев – герой не моего романа.

Однако, начав читать, я постепенно находил в ней все большее количество не только исключительно интересных и малоизвестных фактов, но и немало нетривиальных и предельно честных в интеллектуальном плане наблюдений, во многом созвучных моим собственным размышлениям последних лет.

Вот как описывает, например, Евгений Додолев виднейшего деятеля фракции «Единая Россия», председателя Комитета Государственной Думы по бюджету и налогам, в прошлом – известного адвоката и героя различных скандальных похождений (вроде фабрикации и обнародования фальшивого «траста Руцкого») Андрея Михайловича Макарова: «Он был тогда не телеведущим, как ныне, но зато адвокатом со связями о-о-о-очень интересными, влиятельный деятель московской гей-тусовки. Хотя за пару лет до описываемых разборок его серьезно попалил Марк Дейч, поведавший, что Андрей Михалыч=платный осведомитель КГБ; его завербовали как раз по „голубой“ линии, ведь в СССР гомосексуалистов преследовали уголовно, по статье 121 УК РСФСР. Саша Невзоров рассказывал мне, как над Макаровым стебались в Думе: он рефлекторно откликался на имя „Таня“ (это была сексотовская кличка Макарова), и порой кто-нибудь из легкомысленных депутатов громко окликивал коллегу – тот неизменно отзывался».

Да, в России вполне можно жить и с такой репутацией, и при этом не только преуспевать в политике, но и представлять себя неподкупным борцом за «свободу и справедливость» – кажется, именно эти высокие слова фигурировали в названии телепередачи, которую еще недавно вел депутат Макаров в свободное от думских бдений время.

Впрочем, субъект нашего внимания – совсем другой телеведущий, а именно покойный Владислав Листьев.

По собственному опыту смею утверждать, что ни одна профессия не деформирует человеческий облик столь быстро, столь кардинально и столь необратимо, как ремесло телеведущего. Мне доводилось встречать очень богатых бизнесменов, видных политиков, преуспевающих адвокатов, заслуженных общественных деятелей, которые, несмотря на известность и занимаемое положение, держались просто, порой даже были готовы в беседе наедине выслушать критические замечания в свой адрес, а на публике не были чужды самоиронии. Но то, что происходит с вполне вроде бы нормальным человеком буквально через несколько месяцев после регулярного появления на «голубом экране», не поддается разумному осмыслению. Откуда только берутся в таких объемах высокомерно-презрительное отношение к окружающим, зацикленность на «себе любимом», хамство, всезнайство и абсолютная категоричность!

Что способствует этому? На этот вопрос книга Евгения Додолева дает ответ.

Прежде всего, конечно, это так называемая «всенародная любовь». «Листьев, – пишет Евгений Додолев, – был, пожалуй, самым любимым телевизионщиком державы».

Признаюсь: это чувство любви к телеведущим мне совершенно незнакомо и абсолютно непонятно. Может быть, потому, что очень многих из них я видел в реальном, житейском образе, столь мало похожим на экранный имидж. Да и потом, телеведущий, каким бы способным он ни был – в любом случае не изумляющий своей игрой актер, не виртуозный музыкант, не поражающий запредельной техникой футболист, наконец. Все-таки «телеведение» – это не искусство, скорее, ремесло. Что здесь так уж любить, чем восхищаться? Однажды я встретил такой термин: «„звезда“ „Дома-2“». То есть, «звезда» тягомотного действа, по определению исключающего не то что «звездность», но даже хотя бы какие-то проблески таланта.

Однако среди широких народных масс это странное чувство любви к телеведущим, несомненно, присутствует, и притом в запредельных количествах. Чем вызвано оно – преснятиной и скукотой реальной жизни, отсутствием в ней ярких событий и сильных чувств, стремлением хотя бы на время забыться в какой-то иной виртуальной действительности – черт его знает, наверное, всем понемногу.

А, может быть еще и тем, о чем говорил Влад Листьев и о чем пишет Евгений Додолев: «„Яшик“ из любого урода может сделать фигуру если не популярную, то уж во всяком случае всей стране известную».

И не случайно среди любимых телеведущих попадаются персоны страхолюдные, с плохой дикцией, чудовищно необразованные, истеричные, чем-то напоминающие автопортрет Козьмы Пруткова:

Когда в толпе ты встретишь человека,

На коем фрак,

Чей лоб мрачней туманного Казбека,

Неровен шаг;

Кого власы подъяты в беспорядке;

Кто, вопия,

Всегда дрожит в нервическом припадке, —