— Да.
— А пока, если ты, конечно, не снимешь амулет… — она вопросительно на меня взглянула.
— Не сниму, — твердо решил я.
Киера кивнула.
— В таком случае тебе следует встать и пойти со мной.
— Куда это? — подозрительно покосился я.
— На два пролета вниз по лестнице.
— Зачем?
— Доверься мне, — ответила она.
Ну если так ставить вопрос, какой у меня выбор? Я потянулся за рубашкой, но она велела оставить ее в покое, так что я надел портупею со шпагой и Леди Телдрой и набросил на плечи плащ, чувствуя себя несколько глупо — в плаще и без рубахи. Потом проследовал за ней.
Мы спустились на первый этаж, вышли через увитую виноградной лозой арку, обошли здание с тыльной стороны, вошли в другую дверь и спустились по другой лестнице еще на один пролет; тут я почувствовал острый запах чего-то тухлого — нос просто вопил о пощаде, — и смутно знакомого.
— Чем это воняет-то?
— Серой.
— О. Звучит как-то зловеще.
— Доверься мне.
Наконец мы оказались в чем-то очень похожем на обширную подземную пещеру — впрочем, стены по большей части были гладкими, а там и сям возвышались изваяния небывалых тварей, многие изрыгали из пастей дымящуюся воду. В середине пещеры был большой бассейн, рядом с которым стояли ширмы.
Киера подтолкнула меня к одной из ширм; на ней висел небольшой зеленый треугольник. Сняв значок, она перевернула его острием вверх и воткнула справа.
— Давай вперед, — велела она.
Я прошел мимо ширмы, которую она задвинула за мной, и оказался перед крошечным бассейном; сильно воняло серой, вода бурлила и дымилась.
— Полезай туда, — кивнула Киера.
— И что будет?
— Завтра будет меньше болеть.
— Что, правда?
— Правда. Или, возможно, у тебя слезет шкура. Или и то, и другое.
Полезай.
Я начал было спорить, но понял, что это бессмысленно; пожал плечами, сбросил плащ.
— Ты бы хоть отвернулась.
— Не-а, — фыркнула Киера.
Со всем мыслимым достоинством я избавился от сапог и штанов. Боль помогла справиться со смущением.
— А что с бинтом?
— Оставь на месте. Вылезешь, поменяю.
Лойош и Ротса, жалуясь на вонь, слиняли и устроились где-то высоко на карнизе; я всецело их понимал.
Сперва мне показалось, что у меня действительно сейчас слезет шкура.
Но оказавшись перед выбором — окунуться или стоять перед Киерой голым, — я все же предпочел боль глупому положению.
Очень жарко, жуткая вонь. Я чертовски надеялся, что оно того будет стоить.
Отмокать в горячей пузырящейся воде — странное дело; первое прикосновение обжигает, потом понимаешь, что выдержать можно, а минут через десять или около того снова становится слишком горячо. Понятия не имею, почему так; знаю лишь, что очень хотел выбраться, но Киера пригрозила запихнуть меня обратно, а я сейчас не сумел бы ей помешать.
Лойош решил, что сцена вышла очень смешная.
Я кипятился там еще минут пять, потом Киера откуда-то извлекла полотенце и сказала:
— Вот так хорошо.
Я встал и завернулся в полотенце.
— И сколько волшебников понадобилось, чтобы так нагреть всю эту воду?
— Нисколько, — ответила она. — Природные источники.
Я заглянул ей в глаза, пытаясь понять, шутит она или как, но разгадать не сумел и оставил вопрос в стороне.
— Как ты себя чувствуешь? — пожелала она выяснить.
— Ошпаренной тушкой.
— Верю.
— Но на самом деле не так уж дурно.
— Вот и хорошо, — кивнула Киера. — А то говорили, мол, выходцам с Востока не под силу вынести такую жару, у них сердце разорвется. Правильно я не поверила.
У меня глаза на лоб полезли, а она мило улыбалась. Я покачал головой и решил побыстрее обо всем этом забыть.
— Иди отдохни, — сказала она, пока я одевался. — Я попробую добыть для тебя чуток полезных сведений, а потом подумаем, что делать дальше.
Странно, но я, кажется, был готов отдохнуть. Болеть ушибы еще болели, но я расслабился и немного осоловел. Пожалуй, даже не «немного» — не помню ни как поднимался по лестнице, ни даже ложился в постель; разве что Лойош что-то там проворчал, и мне это тогда не показалось смешным.
Когда я проснулся — неизвестно сколько часов спустя — снаружи было темно. Сверившись с Имперской Державой, я узнал, что до рассвета еще несколько часов, а сверившись с собственным телом, я узнал, что оно еще болит. Логика и опыт убедили меня, что болит куда меньше, чем должно бы, но утешением это служило слабым. Впрочем, что-то в этих горячих ваннах все же есть.
Я встал и осторожно — очень осторожно — сделал то, что вспомнил из упражнений «для разогрева», которым учил меня дед, когда обучал фехтованию. Он сказал, что от этих упражнений задеревеневшие мышцы расслабляются безо всякой магии. Полного комплекса я проделать не смог — ребро громко протестовало против многих позиций еще до того, как я в них перемещался, — но и то, что сделал, похоже, помогло. Дивгался я медленно, больше часа аккуратно вытягиваясь под фоновые замечания Лойоша насчет моей будущей карьеры в качестве танцора. Я в ответ сделал несколько замечаний о его будущей карьере в качестве настенного украшения, но он ничуть не испугался.
Я собирался во Дворец, но Лойош заметил типа, который мог оказаться джарегом. Я подождал за дверью, пока он с Ротсой изучали местность и в итоге нашли кружной путь в обход опасного места, где я не попал бы под наблюдение. Нет, я не знаю, был ли то джарег; и если да — не знаю, собирался ли он только наблюдать, или задумал нечто большее. Но я не был расположен испытывать судьбу.
Сквозь Дворец я прошел так, словно занимался этим всю жизнь; крыло Иорича, улица, Дом Иорича. На двери не было никаких загадочных записок, а Лойош сообщил, что Перисил внутри — или же там кто-то, способный дышать в точности так же. Однажды Лойош мне целую лекцию прочел, как опознавать людей по тембру дыхания; вежливости ради я выслушал.
Я хлопнул в ладоши, а чуть погодя хлопнул снова. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы он смог на меня взглянуть, потом адвокат проворчал нечто вроде приветствия и открыл дверь пошире. Мы расселись по стульям.
— Занятой у вас выдался денек, — сказал Перисил.
Либо его наблюдательные способности не простирались так далеко, чтобы отметить, как медленно я двигаюсь, или как осторожно сажусь, или фиолетовые отметины у меня на физиономии; либо же он просто не хотел об этом говорить.
— Вы о чем? — спросил я.
— Час назад мне сообщили, что рассмотрение дела Алиеры временно приостановлено, поскольку Империя проводит «дальнейшее следствие».
— Хм. А это хорошо?
— Не знаю, — проговорил он; его необычные глаза чуть сузились и он наклонил голову. — Что вы сделали?
— Поговорил с Военачальницей. У нее, похоже, был совместный план с императрицей, как не допустить казни Алиеры — и я объяснил, почему такой план не сработает.
Он сел поудобнее.
— Ага! Что ж, это по крайней мере дает нам понять, что ее величество не желает казнить Алиеру.
— Это мы и так знали.
— Ну, пожалуй, да.
— А будет ли настоящее следствие, или они просто говорят так, чтобы затормозить дело?
— И то, и другое. Настоящее следствие проводится, но оно не касается Алиеры и использование доимперского волшебства. Их интересуют события в Тирме.
Я откинулся назад, отчего ребра отозвались вспышкой протеста, и попытался понять, что же это может в точности значить. Не сумел.
— Слишком тут много всего замешано, — проговорил я.
— Да. И в нашем случае — все, если мы сумеем провести связь, и ничего, если не сумеем. Но в настоящее время мы ничего не сможем сделать, пока не будем знать, намерена ли Империя по-настоящему рассмотреть дело Алиеры.
— Я бы так не сказал.
Он поднял брови.
— Продолжайте.
— Я просто имел в виду, что мы, возможно, ничего не сможем сделать в смысле законов, но с моей стороны…
— То, о чем вы мне не скажете.
— Да. С моей стороны есть кое-что, что вполне можно поднять.
Перисил уставился на столешницу, потом поднял взгляд.
— Мне не нравится, когда от меня скрывают то, что может повлиять на дело.
— Всецело вас понимаю.
— Ладно, — проворчал он, — делайте то, что должны сделать.
Я кивнул и не стал упоминать, что и так намерен этим заняться вне зависимости от его мнения.
— Что-нибудь еще?
— Пока нет. Держите меня в курсе всех вопросов, о которых вы можете мне сообщить.
— И вы.
Он проворчал нечто утвердительное, я встал и вышел.
Адвокат так и не сделал ни одного замечания касаемо моей манеры передвижения.
Я пытался шагать так, как будто у меня ничего не болит; так я чувствовал себя менее уязвимым. Хотя, полагаю, толку никакого — любой мало-мальски стоящий убийца перед тем, как сделать свой ход, все равно предположил бы, что я нахожусь в лучшей форме.
Мне нужно было знать, что задумала Коти и ее милая банда потенциальных мятежников. И спросить ее я не мог, потому что именно мое к ним отношение стало причиной нашего разрыва.
Я остановился перед дверью, ведущей в сторону Дворца. Не увидел никого, кто наблюдал бы за мной. Это не значит, что никого не было, но я обычно замечаю такое, когда как следует смотрю. Фокус в том, чтобы не забывать смотреть.
«Куда сейчас, босс?»
«Я должен снова увидеть Коти. Прямо сейчас.»
Пауза.
«Прости, босс.»
«Угу. Есть мысль, как бы добраться туда и не притащить за собой хвост? Терпеть не могу повторяться, опять же, не думаю, что джареги дважды наступят на одни и те же грабли.»
«Ты же знаешь, босс, мысли не по моей части.»
«Я должен увидеться с Коти, и очень, очень не хочу никому давать наводку на ее местопребывание. Выслушаю любую мысль.»
«Погуляй вокруг, пока не будешь уверен, что за тобой следят, найди висящего на хвосте и прикончи его.»
«Я обдумаю твой вариант.»
Однако у меня не всплыло никаких гениальных мыслей, помимо предложенной Лойошем, так что я использовал старую добрую схему «обрубания» хвоста в толпе, перемежая ее пустыми улицами с многими поворотами, где легко заметить возможное преследование. Когда на хвосте один, такое работает превосходно; когда преследователей двое или больше, да еще сработанных и способных мысленно общаться, дело сильно усложняется.