Посреди мутной пелены в глазах замаячила фигурка в розовом пальто, которая яростно размахивала руками и наскакивала на Гильса.
Мара? Влада напряглась, вспомнив про подругу деда, кикимору Мару Лелевну, с которой они распрощались еще в Москве. Разумеется, из Москвы Мара эвакуировалась от светляков, как и вся остальная нечисть, но зачем она здесь? Сейчас кикимора явно пребывала в странном состоянии: вместо кокетливых кудрей – прическа, похожая на воронье гнездо, а миловидное личико неаккуратно измазано косметикой.
Мара ругалась и кричала, судя по воинственно вскинутой голове и отчаянной жестикуляции. Гильс отступал назад, показывая на Владу и качая головой.
– Убийство девочки… И так сирота! – прорвался через звон в ушах вопль кикиморы. Наверняка она кричала очень громко, но наполовину оглохшей Владе с трудом удавалось разбирать слова. – Дед погиб… потеряла всех! Разве… поверить, что она… нарочно? Помутнение на балу… такое напряжение!… Хорошо, что я вовремя!
– Мара, успокойтесь! – голос Гильса был сдержанным. – Кто вообще придумал чушь про убийство?! Я спрашиваю: что это за ерунда?
– Я, можно сказать, заменила ей мать! – орала кикимора, размахивая рукавами розового пальто. – После смерти Вандера взяла на себя опеку над бедным ребенком…
Ребенком?! Влада, с трудом поднявшись, попыталась протестовать. После бала Мара ни разу не появилась, не сделала попыток разыскать свою несостоявшуюся родственницу.
– Мара, не нужно заменять мне мать, просто езжай домой!
Но угомонить разъяренную кикимору было невозможно. Тараща накрашенные глазки, она наступала на Гильса, как безумный танк.
– Повелитель нечисти, а никакого снисхождения к несчастной девочке! Мало ли, оступилась, ошиблась, в тринадцать-то лет… – Нежитью ее вздумал убивать, я все видела! Я все знаю!
Какой позор! Дикий и кошмарный позор. Вампирский бомонд, который стоял повсюду, сейчас наблюдал эту отвратительную сцену. Многие посмеивались, воспринимая кикимору как нечто комичное, что свалилось на Темнейшего как снег на голову. Скандал катился по набережной, собирая новых зрителей. Муранов отступал, кикимора наскакивала, пока они не поравнялись с его байком, припаркованным у тротуара. Мара, увидев, что Гильс собирается уехать, вцепилась в руль и продолжала что-то вопить, пока нечисть вокруг покатывалась со смеху.
– Мара, прекрати! – Влада шипела, пытаясь оттащить кикимору за рукав, и чувствовала, как от стыда пылают щеки.
– Когда я преподавала в Утесуме, о том, кто отец Муранова, говорили только шепотом в деканате, – возмущалась кикимора. – Можешь замуровать меня в подземелья, Гильс Муранов! Но я заявляю, что это безобразие! И Вандер, будь он жив…
– Да, Мара Лелевна, у меня любимое занятие – убивать нежитью девушек и замуровывать кикимор в подземелья, – беззлобно огрызнулся Гильс.
Вампир уже заводил свой байк, ударяя по педалям босыми пятками.
– Гильс, я отвезу ее домой, – выдавила Влада. – Прости, прости! Мне жаль… – от холода слова вязли на губах. – Я не успела спросить!
Но Гильс уже отъехал на своей рычащей железяке, не сказав больше ни слова. Влада же осталась стоять на льду, поджав босую ногу и прижимая кроссовки к теплому свитеру.
Оставалось только усадить Мару в «паучатник» и отвезти подальше отсюда. Кикимора сморкалась в платочек, потом сломала ноготь, пытаясь отыскать зеркальце на откидных панелях у лобового стекла, и теперь судорожно всхлипывала.
– Мара, хватит! – Владу саму трясло от стыда, который пришлось пережить. – Гильс Муранов прекрасный, умный, благородный! Оскорбить его при всех, назвать убийцей, ну зачем, за что?!
– Мне сказали! – твердила кикимора. – Ты вся в паутине! Еще бы немного, и…
– Он не собирался меня убивать нежитью, он хотел меня согреть! На мне свитер из паутины! Ты едешь в машине, которая состоит из мурановских подконтров, он отдал их мне, такого никогда никто из Мурановых не делал! Где твоя зловоротня?!
– На Московском проспекте я живу, – всхлипнула Мара. – С тех пор как эвакуировалась из Москвы, там и живу теперь…
– Какой дом на Московском проспекте? Я ведь сейчас пропущу нужный поворот…
– Ты что, водишь машину?! – вдруг ахнула кикимора, только сейчас это заметив. – Но ведь ты еще совсем девочка, и это опасно… Что бы сказал Вандер?
– Он сказал бы тебе пристегнуться и не дергать меня за рукав! – рявкнула Влада, теряя терпение.
Зловоротня, в которой обитала кикимора после эвакуации из Москвы, могла бы вызвать негодование любого завистливого домового. В то время как нечисть теснилась друг у друга на головах, Мара занимала просторную зловоротню с видом на Московский проспект, в «сталинке» с огромными окнами и высоченными потолками. Хотя любое, даже самое свободное пространство позорно падет под натиском кикиморских вещей.
Чемоданы, коробки, свертки, одежда на вешалках, лежащая прямо на креслах и диванах. Трудно было пройти несколько шагов и не зацепиться, не уронить что-нибудь ценное. Беспорядок здесь царил такой же, как и у кикиморы в голове.
А Мара все не успокаивалась, продолжая кричать и носиться по комнатам. Злиться на нее было бесполезно: побуждения «внезапной матери» были искренними, несмотря на неуклюжую и нелепую заботу.
– Я останусь с тобой и не уеду, тебе нужно успокоиться и выспаться, – уговаривала Влада. – Кстати, мне шестнадцать уже, а не тринадцать. Запомни, пожалуйста.
– Я абсолютно уверена, что сегодня спасла тебя, – Мара подводила дрожащие губы яркой помадой, склонившись над хромовым чайником на плите. – Это моя миссия, которую поручил мне Вандер! Я ведь почти забыла, и как хорошо, что мне о ней напомнили…
Кто именно напомнил, выяснить так и не удалось. Впрочем, Влада особо и не старалась, терзаясь головной болью после квизга и сгорая от стыда при мысли о том, каким нелепым образом прервался ее разговор с Гильсом.
И все-таки, к счастью, нечисть остается в своем репертуаре. Пафос и слово «миссия» вылетели у Мары из ее легкомысленной головы уже через час. Кикимора переключилась на воспоминания о Вандере, сломала еще один ноготь, расплакалась и теперь уже сама нуждалась в утешении и поддержке.
– А это что… это мои вещи? – Влада вдруг увидела среди мешков и коробок дорожную сумку, с которой она раньше ездила в универ, и пару знакомых чемоданов.
Получив от Мары утвердительный кивок, Влада обрадованно принялась все это разбирать. Как же хорошо встретиться со своими старыми вещами, которые считались уже навсегда потерянными! И поскорее переодеться, чтобы не оставить на себе ничего, что покупалось для Ивлевой.
Нашлись и старые конспекты с носферонских лекций, с рисунками на полях. Каждый из рисунков означал какую-то мысль, ступень в жизни или событие. Профили Гильса, очень похожие на оригинал, ехидная улыбка Егора, которую Влада рисовала в виде чеширского кота, карикатуры на преподов, Ацкий в небе… В другом чемодане лежали старые свитера, джинсы и майки. Даже нашелся комплект белья, купленный в прошлом году, еще ни разу не надетый, даже любимая тоненькая маечка, которую хорошо было поддевать под свитер зимой.
– Кошмарная паутина, которая на тебе – сними ее скорее! – причитала Мара, яростно капая себе валерьянку в рюмочку. – Выглядит ужасно, никакого стиля…
– А по-моему, выглядит отлично, – Влада подошла к зеркальной двери шкафа, разглядывая себя.
Бледное лицо выглядело немного взрослее. То ли выражение глаз стало жестче, то ли четче обозначились скулы. Чуть потускнели волосы, поэтому лучше их собрать в косу, как у Насти Нечаевой.
Серый свитер из паутины сидел на фигуре идеально, хотя казался длинноватым, даже мог бы сойти за короткое платье. Хорошо, что пауки не забыли про карманы и капюшон. Влада провела по паутине ладонями, ощутив нежный паучий шелк. А паутинные узоры, стоило к ним приглядеться внимательнее, оказались удивительными и тонкими, растекались в бесконечных фракталах и завитках. Это был настоящий шедевр, созданный Гильсом для нее. Нежить Муранова – не просто ткачи, а супермодельеры.
– Еще вот, совсем вылетело из головы, – суетилась Мара, доставая из чемодана пухлый конверт. – Деньги, людские деньги. Вандер собирался купить тебе платье к окончанию Носферона, мы откладывали. Теперь ты можешь их взять и потратить, как захочешь. Купи какое-нибудь другое платье… Этот серый ужасный мешок на тебе, это же паутина! Наверняка тебе нужны деньги, я совершенно об этом не подумала! – и кикимора снова унеслась на кухню капать валерьянку и всхлипывать.
– Спасибо, Мара, – Влада задумчиво вертела в руках пухлую пачку денег, перевязанную блестящей ленточкой. Деньги на красивое платье, которые дед копил вместе с Марой, как копят родители на выпускной бал дочери-старшеклассницы. Разумеется, это была безумная идея кикиморы. О чем же еще она могла беспокоиться, как не о будущем платье…
– Мара, я останусь у тебя жить, можно? – громко крикнула она в глубь кикиморской квартирки.
Разумеется, остаться было можно. Даже нужно. Только пришлось взвалить на себя работу домового, иначе страшный бардак, как чудовище, выживет их из квартиры.
Влада, сняв драгоценный паучий свитер и переодевшись в свою старую спортивную форму, принялась приводить в порядок кикиморское логово. Надо было разобрать привезенные из Москвы чемоданы и разложить вещи по шкафам, подобрать с пола все, что валяется, освободить холодильник оттого, что испортилось и заплесневело. Особенно странно было обнаружить в морозилке пару куриц, флакончик «Шанели» и модный журнал.
К середине ночи Мара лежала в своей комнате с нервным срывом, набросив на лицо мокрое полотенце. Влада к тому времени успела и немного прибраться, и начать археологические раскопки на кухне, и даже умудрилась отмыть плиту и сварить кикиморе отвар из шиповника.
– Мара, слушай… А где живет Гильс Муранов? – осторожно начала расспрашивать Влада, протягивая своей «внезапной матери» чашку с горячим отваром. – Я имею в виду не дворец и не особняк на Большой Морской…