Владу трясло так, что зуб на зуб не попадал. В руке была до сих пор зажата оторванная пуговица от рубашки Егора, а два багровых огня плясали перед глазами. Они оба были рядом с ней, оба только что были рядом! Чертовы законы магии, безжалостные, неумолимые!
Ей вдруг вспомнился страшный фильм, увиденный когда-то в детстве, где глубоко под толщей воды застряли водолазы. Она даже не смогла досмотреть до конца и выключила телевизор, настолько ее ужаснула мысль, как страшно людям было там, на глубине, когда над ними километры ледяной воды и неоткуда было ждать спасения.
А здесь было хуже толщи океана – неизвестная черная мгла иного мира, которая окружила ее со всех сторон, растеклась за окнами и дверью квартиры.
– Все просто прекрасно! В-все отправились по своим домам, – услышала вдруг Влада собственный голос, который отдавался эхом. – Егор сейчас в Пестроглазово, в своем старом доме. Он, конечно, удивился и говорит: «Ну, Владка, ты и выдала нам!» Конечно, дом у Бертиловых давно заброшен, но троллю это не страшно…
Эта болтовня слабо помогала сейчас, но Влада продолжала говорить и говорить, только чтобы вокруг не было ужасной тишины.
– Бертилов взмахнет рукой, и развалины превратятся в уютный коттедж… или огромный дворец! Потом он дойдет до остановки автобуса на главной площади, сядет на триста пятидесятый автобус и поедет в город. Там доберется до Носферона, побежит чудить в столовку, будет бесить преподов, получит плевок от Ады и нырнет в бассейн… – Воспоминание о бассейне было таким ярким, что Владе даже на секунду почудился плеск воды и теплый болотный аромат. – А Гильс наверняка уже в своем любимом доме на Большой Морской. Горит огромный камин, суетятся слуги-домовые. Они варят Темнейшему крепкий кофе. Гильс зол на меня, еще бы. Но пусть он живет спокойно, и Егор тоже… Представляю, что сказал Алекс, когда обо всем этом узнал! Ведь он когда-то приезжал сюда, на Садовую улицу, за мной. Когда меня швырнуло домой из зловоротни московского Носферона. Что бы он сказал на это, а? – Влада, сидя на полу, вдруг зашлась от нервного смеха, заткнув уши, чтобы не слышать, как в ответ смеется гулкое эхо. – Он бы юморил, отпускал свои фирменные шуточки. Конечно, опять Огнева повторила свой подвиг, как тогда. Слышишь меня, Алекс? Алекс! Алекс!!! – голос вдруг сорвался на истерические нотки.
– Открывай, зараза Огнева!
Этот ответный веселый окрик прозвучал как гром среди тишины.
Вдруг вспыхнул, ослепил глаза свет, и все озарилось им – таким долгожданным и спасительным, пусть этот свет был тусклым и слегка дрожал, как свеча на ветру.
Высокий парень, топая тяжелыми ботинками, вдруг прошел сквозь входную дверь в прихожую. Это был, вне всяких сомнений, Алекс Муранов, а точнее – его образ, окутанный серебристой дымкой. Вошел и тут же исчез, точно так же, как пропали в один миг видения летнего дня во дворе.
Островок света потух, и снова мир вокруг погрузился в кромешную темноту.
Прошло несколько минут, за которые Влада перебрала в голове все возможные варианты того, что она только что увидела.
«Нет, не сон. И не иллюзия, которую, например, мог сотворить какой-нибудь тролль. Тролль никогда не создаст своим мороком точную картину прошлого, которого он не видел, всегда будут какие-то возможные вариации, лишь похожие на правду. А я видела в точности то, что происходило несколько лет назад, когда Алекс приехал за мной и зашел в эту квартиру. И ни одного тролля при этом не было. Как будто что-то откликнулось на мои слова и показало мне прошлое. Мой дар? Но раньше я видела лишь с закрытыми глазами сцены прошлого. Сейчас я вижу наяву. Что же это?»
Влада позвала Алекса опять, и снова повторилась та же сцена: вампир протопал мимо нее, не обратив никакого внимания, сказал те же слова и исчез.
– Нина Гавриловна, вы здесь? – подумав, позвала Влада давно пропавшую куда-то соседку по лестнице.
Картина прошлого тут же вспыхнула, как яркий фонарь, отразив солнечный день в их квартире, еще уютной, со всеми вещами на своих местах. Легли солнечные квадраты на обоях, которые еще не были ободраны, повеяло летним ветерком от распахнутых окон.
Табуретка в коридоре скрипнула, и на ней появилась соседка Нина Гавриловна: грузная, в цветастом платье. Ее знакомый квакающий голос разнесся по коридору, отдаваясь гулким эхом:
– Ах, какая с утра жара, прямо парилка! Да, забыла, зачем я еще пришла… Я же принесла вам лекарства. Нам, старикам, такие перемены погоды тяжело даются…
Поговорив с минуту, соседка исчезла.
– Так. Проверим кое-что. – Влада поднялась на ноги. – Водион Водищевич! Вы здесь?
Преподаватель физкультуры, угрюмый водяной, который всегда жил на дне бассейна Носферона и крайне редко поднимался на поверхность, разве только доползти до деканата, в квартире Огневых не бывал. Поэтому никаких видений не появилось, и темнота отозвалась молчанием, подтвердив соображения о том, что образы из прошлого связаны именно с домом и его памятью.
Влада долго перебирала варианты, кого еще можно вызвать из прошлого, долго не решаясь позвать деда или Егора с Гильсом, которые бывали в этой квартире.
В раздумьях тянулось время, пока Влада не позвала тихим голосом:
– Мама…
Стоило ей это произнести, как снова все вокруг озарилось ярким дневным светом. Он разлился по комнатам, зазвучали шаги и громкие голоса. Громко заиграло с кухни радио, которое всегда любил слушать дед.
…«Говорит Ленинград… передаем сигналы точного времени… Начало шестого сигнала соответствует пятнадцати часам московского времени…» – жизнерадостно разнеслось по квартире.
Обои на стенах были другие – полосатые и незнакомые, как и непривычные яркие цветастые занавески, а по стенам были развешаны черно-белые фотографии, которых Влада никогда не видела раньше. Набор синих фарфоровых рыбок в серванте, красный сервиз в горошек – столько вещей, которых в квартире никогда не было.
Светловолосая маленькая девочка лет трех, одетая в дорожный плащик и лаковые ботиночки, с пышным бантиком на макушке, сидела за столом и что-то рисовала, от старательности высунув язык.
– Оля! – громко позвал пронзительный и незнакомый женский голос. – Оля, немедленно сюда! Слышишь меня? Ну что за ребенок такой несносный…
Это видение унеслось, тут же сменившись на другое: девочка-подросток лет тринадцати сидела за столом в гостиной, разложив перед собой на столе книги. Эти книги не были учебниками – Влада прекрасно помнила, как выглядели фолианты из старой библиотеки деда. Теперь же девчонка сидела над ними вместо школьных учебников, что-то переписывая в тетрадку и задумчиво поглядывая в окно.
Это тоже была мама, еще совсем юная и мечтательная. Настоящая, а не та, которая однажды явилась в тролльском мороке, который создал Егор. Эта отличалась – более тонкие черты лица, другой оттенок волос, в котором было меньше желтизны. Эта девочка была похожа на прекрасную принцессу, только очень печальную, ранимую и хрупкую.
– Мама! Мама… – Влада вдруг ощутила, как потоки горячих слез заструились по холодным замерзшим щекам. – Где ты?! Помоги мне…
Влада сделала шаг в сторону сидящей девочки, и та мгновенно пропала, исчезли и книги на столе.
Свет замигал так часто, будто со страшной скоростью летели дни и ночи, а потом время остановилось, забрезжил ранний рассвет за окном, на котором уже были другие занавески.
Уже взрослая Ольга Огнева, бледная и взволнованная, в странном мешковатом буром пальто, прошлась по комнате быстрым нервным шагом. Потом остановилась и посмотрела прямо на Владу – да так, будто видела ее сейчас, через долгие годы вперед, стоящей в дверях комнаты.
– Влада, – полувопросительно произнесла Ольга Огнева. – Если ты слышишь меня сейчас…
– Мама, – прошептала Влада, прекрасно понимая, что этого быть не может.
– У меня мало времени, – быстро начала говорить Ольга, слегка запинаясь и с тревогой поглядывая в окно. – Магиструм преследует нас с твоим отцом, и я не знаю, как иначе передать тебе послание. Любое мое письмо будет прочтено и украдено, остается только записать свое послание в памяти этого дня, этого дома. Я уже предвижу свое будущее, и оно печально. Но твое – не определено, я не вижу твоей четкой судьбы, будто бы есть разные дороги для тебя. А теперь – самое главное. Влада, самое последнее… – Мама вздохнула, разжав ладонь, в которой поблескивал какой-то маленький предмет. – Это ключ от входной двери. Старенький, с того замка, который уже давно заменили, поэтому он никому не нужен. Но это – мой подарок тебе. Я поставила самую сильную охранную магию на весь этот дом и замкнула ее на этом ключе. Он никогда не пропадет, если ты хоть раз возьмешь его в руки. Даже если ты потеряешь ключ – он снова появится в твоем кармане. Ты, конечно, удивишься, зачем тебе такой странный подарок? Влада, дело в том, что… – Мама замолчала, подбирая слова. – Однажды ты окажешься одна, подойдя к последней черте, где дар твой усилится многократно. Именно тогда ты сможешь увидеть мое послание. Это поможет тебе узнать правду о нашей семье. Эта правда важна, именно в ней истоки всех событий тайного мира. Я не смогу дать тебе ответ на твои вопросы, не открою великих тайн, потому что ты должна будешь сделать это сама. Но – время! Время будет нужно тебе, передышка в тишине этого дома, когда вокруг будет только отчаяние и безысходность. Этот дом с вечной защитой будет как остров в океане, где ты сможешь все обдумать. Ключ – я оставлю его здесь, за подкладкой пальто… сейчас…
В руках Ольги появились ножницы. Стоя посреди комнаты, она торопливо рвала ими надетое на себя пальто, отрывала пуговицы, проделывала дыры в воротнике и рукавах. Потом ножницами проткнула дыру в кармане, и на пол полетели бурые нитки.
– Теперь мое старое пальто не интересно даже самым жадным домовым, – печально улыбнулась мама, засовывая руку с ключом в порванный карман. – Вряд ли кто-то из них польстится на рваную тряпку, когда она будет висеть в самом дальнем углу кладовки. А когда со мной случится беда, отец не выбросит ни одной моей вещи, я уверена. Теперь пора прощаться. Я знаю, что ты вырастешь сильной и смелой, дочка. Прощай!