Закручивая очередной шуруп на ножке стола, тролль снова выронил отвертку, и та с грохотом укатилась под батарею. Чертыхнувшись, он потянулся и начал шарить пальцами по линолеуму, как вдруг…
Под батареей пальцы почему-то провалились в пустоту, как будто из пола к соседям снизу разверзлась дыра.
Егор шарил в этой странной дыре, пытаясь нащупать хоть что-то, как вдруг руку от кончиков пальцев до ключицы обожгло, и тролль вскрикнул, ощутив нестерпимый холод.
Дернулся – и в липком линолеуме по щиколотку увязли ноги. Следующий рывок – и Егор провалился по пояс, отчаянно вцепившись в ножку стола, ту самую, которую только что починил.
«Я же этого ждал, я к этому готовился и ждал, – панические мысли прыгали в голове насмерть перепуганного тролля. – Я ведь Владку предаю опять, уже тем, что не хочу во Тьму, я туда совсем не хочу…»
Что-то крикнув, Егор понял, что Гильс не отозвался только по одной причине – в гостиной происходило то же самое: квартира Огневых проваливалась в бездну.
В те же секунды, будто от толчка, очнулась юная ведьма, дремавшая на лестнице. Охнув, Лиля вскочила на ноги так резко, что вампирская куртка с ее плеч улетела вниз, в лестничный пролет, да так и закружилась в нем с раскинутыми в стороны рукавами.
Лестница была все та же – и жужжание ламп, и масляная неприятная темнота за окном. Только ныло обожженное о батарею колено, где теперь красовалось красное пятно, да неясный страх, как предчувствие, заставлял колотиться сердце сильнее.
Что-то все же происходило, какое-то движение в глухой полуночный час, и Лиля приложила ладонь к стене, ощутив далекий гул, словно приближался поезд. Страх вдруг накатил так ясно и четко, что каждая клетка тела отчаянно билась в крике: БЕГИ!!!
Ведьма спустилась на несколько пролетов вниз, и ее ноги приросли к каменному полу, будто приклеенные. Глядя на дверь квартиры Огневых, Лиля чертила в воздухе вокруг себя охранные руны, уже осознавая беспомощность этих жестов.
Квартира рушилась. Все вокруг осветилось вспышкой молнии – и стены дома потекли, будто расплавленный воск.
Так бывает – тело не слушается разума и отказывается ему подчиняться. Сейчас нужно было разжать пальцы и падать, а вместо этого Егор инстинктивно хватался за все, что еще оставалось на поверхности. Зажмурился – и почему-то почудились ему объятия двух нежных рук да поникший лес из желтых роз, который прощался с ним навсегда.
Пожалуй, еще никогда он не испытывал такого страха и такой боли – всеразрушающей и запредельной, которая уничтожала даже мысли и забирала жизненные силы, выталкивая его из этого мира.
Крылатая тень мелькнула над головой, и на плечо тролля опустилась черная длань, впиваясь когтями в кожу.
– Ац, дружбан, рад тебя видеть! – Егор через силу, чтобы не закричать от ужаса, надрывно расхохотался. – Знаешь, ты очень вовремя…
Куски пространства отрывались медленно: сначала угол гостиной, где стоял сервант, который кувыркался в темноте, щерясь пастью разбитых стекол. Потом в бездну улетел стол, накрытый скатертью, взмахнули прозрачными крыльями занавески. Старый паркет, уложенный елочкой, взрывался и выстреливал, словно снизу его били кулаками невидимые вурдалаки. Пространство рушилось, падая в бездонную темень, где не было ни дна, ни лучика света.
Егор, оглушенный и потерявший время и пространство, не видел Гильса, слыша только грохот, среди которого ему чудился удаляющийся крик, будто пронзительно кричала девушка.
Потом тролль вдруг понял – не сам дом на Садовой улице рушится сейчас и падает в бездну, а его разум переходит границу, которую живым пересекать нельзя.
И все же порог миров был пересечен: на какой-то миг внизу вспыхнула пятилучевая звезда перекрестка смерти.
Пять дорог были видны отчетливо, но каждая дорога снова и снова ветвилась на перекрестке – и так до бесконечности.
Глава 23Окна во Тьме
Окно светилось ярким, живым, нереально уютным светом.
Светловолосый парень, прислонившись к стеклу локтем, пристально глядел в темноту за окном, а золотое кольцо на его пальце сверкало как-то особенно вызывающе и демонстративно.
За спиной парня виднелась комната, где на диване, поджав ноги, сидела девушка в домашнем халатике. Вся обстановка комнатки говорила о том, что хозяйка любит уют и старается вить гнездышко. Девушка поднялась с дивана, и спустя несколько секунд две ручки обвили талию парня, а из-за его плеча выглянуло улыбающееся личико.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – лукаво произнесла она. – О том, как хорошо, когда ночь остается за окнами, а мы в тепле и уюте.
– Я думаю о том, что ночь никогда не простит чужого счастья, – задумчиво отозвался тот. – Вот все смотрю, и мне кажется, что с той стороны окна что-то очень злое, будто хочет разбить его и уничтожить нас.
– Ты просто до сих пор не можешь забыть ее, – опечалилась девушка. – За окном просто обычная ночь, а ты думаешь о том, что ночь – это тоже часть Тьмы. Ты вот что… – Она глубоко вздохнула. – Расскажи мне о ней, о Тьме.
– Ну, знаешь, – парень провел пальцами по щеке девушки, – не ожидал, что тебе захочется ужасов на ночь.
– Пусть это будет сказка, а не ужасы, – не отставала та. – Тьма действительно жила на свете? И ты ее знал?
– Знал, – кивнул ее собеседник, и уголок его рта дрогнул в грустной улыбке. – Да, я ее знал, и очень хорошо. Хотя теперь мне кажется, что она всегда была призраком, не от мира сего. Где бы ни появилась – везде забивалась в темный угол. Странные волосы, странные глаза. Очень стеснялась людей, в обычной школе у нее подруг не было, а когда пришла в Носферон, не спускала глаз с меня и с одного вампира, который там учился.
– Но разве никто из вас не понимал, кто она такая? – допытывалась девушка.
– Разве поймешь?.. – нехотя отвечал парень. – Самое страшное зло всегда имеет самый беззащитный облик. Она должна была стать Тьмой, она шла к этому, хотя мы все пытались этому помешать. Все, кто ее любил, либо погибали, либо оказывались на грани гибели и выживали с трудом…
Светловолосый обнял девушку, и та, дрожа, прижалась к его плечу:
– Сказку, ты обещал мне сказку. Я хочу услышать сказку о ней, о Тьме. Расскажи!
Порыв ночного ветра вдруг ударил в стекла с такой силой, что голоса смолкли.
Окно под натиском чего-то снаружи дрогнуло и полетело брызгами желтого света. Он трепетал и метался, пока последняя искорка не сгинула в темноте.
Ни девушки, ни парня, ни уютной комнатки уже не было, как не было и дома, в котором всему этому полагалось находиться. Просто темнота и пустота.
Влада, сжимая кулаки, тяжело дышала. Странно, но она все-таки могла дышать. И яростно разбивать эти окна, которые вспыхивали в бескрайнем мраке, преграждая ей дорогу.
Но где же она?
В безвременье, во мраке, в пустоте, где есть только ее воспоминания, ярость и боль. А еще – окна. Они так ярко и настойчиво вспыхивают в темноте, преследуют ее. Как мотылек летит на свет лампы, так измученный взгляд тянется к желтому теплому свету, не в силах оторваться…
– Что-то разбило наше окно, ударило с той стороны! – Девушка испуганно смотрит в темноту из яркой комнаты. – Ты был прав, что-то очень злое, ненавидящее нас. Но я все равно не передумала, я хочу услышать то, что ты не успел рассказать!..
– Хорошо…
Парень прижимает к себе девушку, бережно сдувая ей волосы со лба, и она смотрит на него снизу вверх с обожанием, ловя каждое слово.
– Слушай… Самый страшный вампир, рожденный в каменных садах, должен был уничтожить тайный мир. Этот вампир, с кровью наполовину темной, наполовину светлой, выглядит бледным и слабым. Но обманываться нельзя: он – самое опасное существо и в явном, и в тайном мирах…
БАХ!
Взрыв желто-оранжевых брызг разлетается фонтаном, и только искорки трепещут, словно отлетели от костра.
– Ты не смеешь рассказывать ей такие сказки обо мне! – Влада задыхается, но сил плакать нет, потому что нет слез. – Я не зло… Предатель, предатель…
И стоит сделать еще пару шагов, как снова ее путь в темноте преграждает яркое окно. И парень продолжает говорить.
…Мир живых был не для нее, – доносится его голос. – Хотя она отчаянно пыталась удержаться, поэтому не отпускала от себя ни тролля, ни вампира. Но такое существо все равно не смогло бы долго удерживаться в мире. И тогда она начала падать в мир темный и страшный, и Тьма открылась на перекрестке пяти дорог, на перекрестке смерти… Тьма распахнула ей двери и дождалась той, ради которой была создана. Самое главное зло вернулось туда, куда и должно было попасть с самого начала…
– СГИНЬТЕ!!!
Снова сноп ярких брызг и темнота.
– Когда же это закончится? Неужели это теперь навсегда? – простонала Влада, закрываясь локтями, зажмуриваясь.
Только все бесполезно: закроешь глаза – и ничего не изменится, снова вспыхнет перед мысленным взором новое окно с теплым светом. Не нужно смотреть в эти яркие окна. Все, что она видит и слышит там, – неправда. Нельзя смотреть в эти горящие теплым светом фальшивые мирки. Они жалят, безжалостно и больно.
Сколько же времени продолжается эта пытка?
Может, год или два. А может, и сто лет – вокруг в бескрайней ночи нет солнца, нет и времени. Сто лет ничего не ела, не спала, только брела в темноте и смотрела в окна. Сколько уже разбито этих предательских окон – тысячи, миллионы?
Если смерть – это тихо смотреть на тех, кто тебе был когда-то дорог, на те места, которые любило твое сердце, то можно терпеть ее и принимать за жизнь. Тихую и незримую.
А значит, происходящее с Владой – не смерть, а что-то иное.
Потому что не было предела ярости и ожесточению, когда она раз за разом разбивала эти подлые окна. От Тьмы она ждала чего угодно – пыток Некроманта, бесконечной боли и чего-то еще, что не выразить словами, чего страшится на грани смерти любое живое существо. Но только не этого, самого страшного и несправедливого. Сказки о Тьме – Егор рассказывал их другой девушке, он предавал снова и снова.